Возвышенный взгляд, широта эрудиции и охват огромных объёмов человеческой культуры отличали труды прошедших через сталинские репрессии Михаила Бахтина («Проблемы поэтики Достоевского» (1963), «Творчество Француа Рабле» и «Народное средневековье» (1965)) и начавшую выходить в 1963 г. многотомную «Историю античной эстетики» А. Лосева. На фоне исследований такого масштаба невозможно было читать десятилетиями пережеванную марксистскую жвачку, освежавшуюся цитатами из последних передовиц и решений пленумов ЦК.
Возможность изучения прошлого мировой и русской культуры во всей трагической подлинности, встреча с миром церковной живописи, архитектуры и музыки, чтение Достоевского и Тютчева пробуждали у молодых и не только молодых людей интерес и к религиозной философии, и к богословию, тогда еще недоступным широкому читателю. Произведения литературы, в которых герой обретает глубокое понимание себя, осознает свое богоподобие, научали советских людей и себя видеть не только частью народа, класса, государства, но и бесценной и уникальной личностью. Вся литература от Эсхила и Платона до Пастернака и Солженицына учила оттаивавшие души с уважением и вниманием относиться к самим себе, ответственно – к своим путям в мире. От «взвейся-развейся» 1920-х гг. русский человек вновь возвращался к почти забытому пониманию, что «под поверхностью – бездна». И что эта бездна – в нём самом. Шёл трудный процесс духовного выздоровления. Его результаты обнаружились во второй половине 1960-х – 1970-х гг.
5.1.24. Советская система народного образования и воспитания. Коммунистическая идеология и советское общество. Начало идеологического размежевания в советских элитах
Относительная гуманизация и либерализация советского общества сказались и на сфере народного образования. В школах отменили раздельное обучение девочек и мальчиков. С 1 сентября 1956 г. была отменена введенная после войны плата за обучение в старших классах средних школ, в средних специальных и высших учебных заведениях. В связи с этим быстро росла численность студентов – к 1960 г. только в вузах обучалось 2,4 млн человек. Начал расти класс профессионалов – врачей, работников образования, служащих, инженеров, ученых. Численность профессиональных групп с высшим образованием в СССР, однако, оставалась еще небольшой по меркам развитых стран – по всему СССР 3,5 млн при населении свыше 200 миллионов.
В системе воспитания и преподавания истории для детей и молодежи место «отца» Сталина занял «дедушка» Ленин. Стало меньше появляться книг о русских царях, «чудо-богатырях» и завоевательных походах. Российская имперская история начиная с Ивана Грозного и особенно с Петра Первого продолжала трактоваться как прелюдия к «истории СССР» и была выдержана в духе «классовой борьбы» и «угнетения народов царизмом». Учебники советской истории, написанные под диктовку Сталина, были изъяты. Тем не менее, в школах продолжали воспитывать детей на примере Павлика Морозова, Зои Космодемьянской, Павки Корчагина и других «героев сталинского пантеона».
После 1956 г. власти приняли меры по предотвращению студенческих волнений. В мае 1957 г. Президиум ЦК решил, что студенчеству нужна «рабочая косточка», и принял постановление, чтобы при приеме в вузы преимущество давалось абитуриентам с двухлетним рабочим стажем (Президиум ЦК КПСС. Т. 1. С. 1007). Практически все школьники 7–10-х классов и большинство студентов теперь работали на Целине, в колхозах и совхозах, помогая собирать урожай, проходили «практику» на заводах и фабриках. С 1957 г. «ленинский» комсомол превратился из политического клуба коммунистической молодежи в организацию с обязательным членством для всех учащихся в возрасте от 14 до 28 лет. К 1958 г. численность ВЛКСМ выросла до 18,5 млн. человек.
Партийные и комсомольские идеологи опасались конфликта «отцов и детей», отхода молодежи от коммунистической идеологии. Новое поколение рабочей молодежи и студенчества было значительно образованнее, чем прежние, и слишком многое не принимало на веру. Догмы марксизма-ленинизма, преподаваемые в школах и вузах, рассматривались студентами как постылая необходимость. Сталинский аппарат пропаганды, с его суконным языком и дефицитом информации, подталкивал задышавшую свободней молодежь к поиску других, неофициальных источников. Росла популярность западных радиопередач, сперва – музыкально-культурных, затем и общеполитических и религиозных. Уже в 1957 г. выяснилось, что режим тратит на глушение западных радиостанций больше средств, чем на развитие радиовещания внутри страны. Ходила прибаутка: «Повелось так на Руси – в восемь слушать Би-би-си[1]».
Хрущёв, в отличие от пропагандистского аппарата, считал, что лучший агитатор за коммунизм – это рост уровня жизни и социальных благ. Он верил, что расширение социальных программ позволит воспитывать детей и городскую молодежь в коммунистическом духе. Государство не жалело средств на сеть «соцкультбыта» – школы-интернаты, пионерские и спортивные лагеря, Дома и «Дворцы» пионеров и школьников.
Эффективность коммунистической пропаганды в конце 1950-х гг. выросла. Сыграл свою роль приток в советскую прессу молодых и образованных людей, веривших в «социализм с человеческим лицом» и в высокую миссию просвещения масс. Газеты «Комсомольская правда» и «Известия», оставаясь пропагандистскими органами Советского государства, стали флагманами критической, «думающей» журналистики. Стремясь привлечь массового читателя, редакции этих газет начали печатать письма читателей, реагировать на «сигналы с мест», проводить первые опросы общественного мнения и даже обличать «недостатки», мешающие «движению к коммунизму».
С 1960 г. во главе «Известий» встал Алексей Иванович Аджубей (1924–1993). Аджубей родился в Самарканде в русской семье – его мать работала портнихой, а отец одно время был церковным певчим. Одаренный организатор и талантливый журналист, Аджубей имел немалое преимущество перед своими коллегами – он был зятем Хрущёва. Поддержка могущественного тестя позволила ему превратить «Известия» в газету, которую читали больше, чем официозную «Правду». Аджубей и его коллеги по «новой» журналистике верили, что они лучше могут мобилизовать молодежь и народ на «строительство коммунизма», чем партийные бюрократы. В 1961 г. журналисты «Известий» реанимировали «движение за коммунистический труд», организовав на станции Москва-Сортировочная бесплатный трудовой день в субботу, по образцу большевицких субботников 1918–1919 гг. Партийные идеологи, прежде всего Михаил Суслов, ненавидели Аджубея, но были вынуждены до поры скрывать свои чувства.
«Новая» журналистика развивалась в те годы также на радио и на молодом еще телевидении. Радио стало практиковать прямые включения из-за рубежа, интерактивные интервью. Телевидение практически полностью, за исключением фильмов, шло в прямом эфире в силу слабой техники видеозаписи. Некоторые телепередачи получили общенародную популярность («Голубой огонек», «Кинопанорама», «Клуб веселых и находчивых», «Клуб кинопутешествий», «Очевидное – невероятное», «Человек. Земля. Вселенная»). По телевизору часто выступали видные деятели науки и искусства, талантливые актеры и музыканты, показывали документальные фильмы о других странах, о культурных сокровищах Европы, Азии, Америки. Кругозор русского человека расширялся.
С другой стороны, работа на Целине, в колхозах и на фабриках открывала молодым людям глаза на бесхозяйственность, моральную и физическую деградацию общества и ложь государственной пропаганды. Этот опыт заодно развеял и революционные иллюзии о «союзе интеллигенции и рабочих», которые бродили в 1950-е гг. в некоторых горячих головах молодых марксистов-идеалистов. Уже в конце 1961 г. социолог «Комсомольской правды» Борис Андреевич Грушин после опроса 1300 читателей газеты с удивлением обнаружил, что «движение за коммунистический труд» пользуется нулевой поддержкой в обществе. Люди связывали с «коммунизмом» улучшение жизни, но пропускали идеалистические призывы к бесплатному труду мимо ушей. Разумеется, газета воздержалась от публикации этого неудобного факта.
Часть образованной молодежи, в том числе дети номенклатурных чиновников, оформляется в «андеграунд» (подполье), своего рода неконформистскую элиту. Вначале это были «стиляги», поклонники джаза и западной моды, затем музыкальная и литературно-политическая богема. Они собирались в «компании», где старались вести себя подчеркнуто не по-советски, стремились выразить себя вне официальных институтов, искали новые формы в искусстве и культуре. Веселые песенки антисоветского содержания, пародии на гимн СССР – «Союз нерадивый республик голодных…», едкие карикатуры на Хрущёва были нормой в этой среде. Культовыми стали для «андеграунда» фигуры Эрнеста Хемингуэя, а также молодежные писатели и поэты Аксенов, Гладилин и Андрей Вознесенский. Отрицая «социалистический реализм», андеграунд увлекался западной молодежной музыкой, импрессионизмом и абстракционизмом в живописи, западной социологией, философией и эстетикой. В этой среде начинает распространяться самиздат – перепечатки (на пишущих машинках) книг, которых нельзя было прочесть в СССР, или рукописей, которые не могли быть напечатаны из-за цензуры. Одними из первых героев самиздата, его авторов и распространителей, стали Владимир Буковский и Александр Гинзбург. Также появляется тамиздат – попадавшие различными путями в СССР заграничные публикации, в том числе русские эмигрантские журналы и книги. Травля в прессе и слежка КГБ лишь сплачивали «стиляг» и литературно-артистическое «подполье».