Выходило плохо, но папа всегда говорил, что нужно из любой ситуации уметь находить выход с наименьшими потерями и наибольшей выгодой, так что задание с Генрихом Крауфом поступило в нужное время. Попробую освоить теорию на практике и поддразню мужчину, в которого не на шутку влюблена, заодно окончательно разберусь со своими чувствами.
В истории моей любви было немало нюансов и главный — система распределения талантливой молодёжи. Она работала жёстко и бескомпромиссно, но, насколько я знала, мне пару пока не подобрала. Когда я там делала запрос через тётю Оли Гольдшейн? Этой весной? Прошлой?
Я напрягла память и с ужасом поняла, что это было около пяти лет назад, а значит, вполне вероятно, специально обученные сотрудники уже нашли мне мужа.
Но мамуля знала лазейку! И если нужно, я ею воспользуюсь!
Глава 13. Эффект «ночного» кружева
Татьяна Монро
Накануне я страшно заработалась и легла под утро, потому сигнал будильника встретила протяжным стоном. Но стоило вспомнить, какой сегодня день, тут же проснулась — кофе не нужен. Утро у Бобо в мастерской — это всегда заряд позитива. Я обожала наблюдать, как он творит, охваченный вдохновением.
Он вечно жаловался, что мода Аруана долгие годы была до ужаса однообразной. Что только не предпринимали дизайнеры, стараясь расшевелить публику, всё тщетно. Если повседневная одежда претерпевала изменения от сезона к сезону, вечерние наряды уже лет двадцать шились из тяжёлых, плотных, расшитых безумным количеством драгоценных и полудрагоценных камней тканей. Причина банальна — законодателем мод была не современная, готовая к экспериментам молодежь, а богатые, знатные и очень немолодые дамы, бесконечно соревнующиеся надетыми каратами и килограммами.
Бобо с каждым днём, с каждым заказанным скучным, похожим на предыдущие, платьем, сильнее погружался в депрессию, но вчера, как я поняла по фанатичному взору, его осенила Идея, ради которой мне придётся поработать моделью.
Что же, я готова. Если сама используешь друзей с меркантильными намерениями, обязана ответить взаимностью, когда потребуется. Мы с Бобо — те ещё хитрюги. Сперва обжулим друг друга, потом признаемся, обнимемся и дальше дружим. Зато весело!
В мастерскую любимого дизайнера вошла без проблем — система меня знала и пропустила, но когда я поднялась на второй этаж, где раздавались странные звуки: топот, грохот, лязганье, меня явно не ждали.
Бобо Шанте носился по студии кругами, выписывая невероятные пируэты, кружился, подпрыгивал, смеялся громко, весело, задорно, падал обессиленным в кресло и снова взвивался в воздух. Как я и предполагала, его посетило Вдохновение! Дизайнер торжествовал.
— Таня достаточно зла для того, чтобы надеть то, что я ей предложу, — восторгался он своей идеей, совершенно меня не замечая, — и Генри Крауф непременно заинтересуется ею. Да и как не заинтересоваться? Она — идеальная модель для моего творения! Лучше и не придумать. Это будет революция! Прорыв! — ликовал он.
Он резко выскочил из кресла и побежал к манекену с моими размерами, облачённому в простую чёрную ночную сорочку, пальцами что–то измеряя, рассчитывая, собирая ткань в гармошку, приподнимая её, опуская. Когда я подала голос, не стал отвлекаться на приветствия и правила этикета.
— Налей себе кофе или чего там хочешь сама, не отвлекай только, — Бобо махнул в сторону барной стойки.
Я удобно устроилась на диване и молча любовалась творившимся безобразием. Хаотические, порывистые движения мужчины вызывали легкую улыбку, но в целом, картина скорее завораживала, чем смешила. Словно волшебник, Бобо слой за слоем укутывал мой прототип в нечто воздушное и беспринципно–прозрачное, притом чёрная шёлковая сорочка уже давно лежала в углу, а манекен был уж слишком анатомичным. И грудь у него была, кажется, получше, чем у прототипа.
— Нет, не то! — решил мужчина после десятиминутного любования на первый образец.
— Поддерживаю, — отсалютовала я чашкой чая. — Я в этом дальше спальни не выйду. Ты ведь планировал нарядить меня в чёрное.
— Так, а ну–ка иди надень ту сорочку. — Дизайнер ткнул пальцем в кусочек шёлка, тёмной лужицей растёкшегося по барной стойке.
— Слушаюсь и повинуюсь, о, мой повелитель, — захихикала я. Настроение было шальным, хотелось смеяться и хулиганить.
Через пару минут Бобо натягивал потрясающей красоты тёмно–фиолетовое, почти чёрное кружево, с изящным и необычным узором на затянутую в ортский шёлк фигурку.
— Какая красота, — заворожено прошептала я, стараясь не шевелиться и даже не дышать глубоко, настолько невесомым и хрупким казалось волшебное плетение.
— Выдохни, — засмеялся друг, — оно не порвётся, не переживай. Эта паутина выдерживает сколько–то тонн живого веса.
— Ого! Никогда о такой не слышала.
— И неудивительно, партис — не самый распространённый материал. Нам рассказывали о нём на истории тканей. Из партиса метраны шили свадебные наряды, пока пауки, которые его производят, окончательно не вымерли. То, что я наткнулся на небольшой кусок настоящего партиса, огромная удача. Так что имей в виду: платье у тебя напрокат.
— Партис? — переспросила я, безуспешно пытаясь откопать в памяти хоть каплю сведений.
— Да, так он называется. Париса уже практически не осталось, это всё — остатки былой роскоши. Не исключаю, что этот отрезок был в употреблении, очень уж он редкий. Винтаж! — сориентировался хитрый дизайнер, когда понял, что мыслями я сейчас обращусь к грустному событию — вымиранию целого рода метранов. Вряд ли столь уникальная материя по–другому попала бы на аукцион.
— Жалко.
— Не то слово.
— А если скопировать и сделать из искусственных нитей? — проявила я смекалку.
— Я сейчас этим и занимаюсь, но тут куча нюансов, главный из которых — узоры. У пауков каждая паутинка уникальна. Это не наши ленивые аруанские пауки, у которых творчества раз, два и обчёлся. Партис плели гении! К сожалению, мы можем скопировать только то, что уже есть, но уникальность тогда, как ты понимаешь, исчезнет.
— А если нарисовать?
— В них не будет той сверхъестественной инопланетной красоты, что ты видишь здесь.
— Всё равно нужно пробовать! Это нечто