Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Троцкий от имени безымянных «делегатов» называет временной рубеж, границу терпения солдатской массы – «1 ноября». Но тут же говорит: «Нам нужен мир. Нынешнее правительство не способно дать мир… Вопрос о четвертой зимней кампании и о крови русского солдата по-прежнему будет решаться на биржах Лондона и Нью-Йорка, а не русским народом».
Все стоящие в зале солдаты и матросы ждут главного: какой же выход? Что должны делать они? Как достичь мира? Говори, мы готовы! Говори! «Нам необходим мир. Идти к нему надо прямым, то есть революционным, путем. Надо обратиться непосредственно к народам, к армиям и предложить им немедленное перемирие на всех фронтах».
Но как это сделать? Все вновь ждут ответа от Троцкого, который во время речи сделал паузу, обводя своими голубыми глазами набитый под завязку зал:
«Кто должен сделать такое предложение? Революционная власть, подлинное революционное правительство, опирающееся на армию, флот, пролетариат и крестьянство, – Всероссийский Совет Рабочих, Солдатских и Крестьянских Депутатов»{54}. Далее Троцкий говорит, что, если солдат, матрос хочет скорее вернуться в свою деревню, к своей семье, матери, отцу и невесте, он должен поддержать, решительно поддержать РСДРП, ее программу создания подлинно народной революционной власти. Не верьте соглашателям, имитаторам революции, всяким Родзянко, Рябушинским, Милюковым, Терещенко, Скобелевым, Маклаковым. Мир, землю, хлеб могут дать только большевики…
Уходя с митинга, Троцкий мог быть уверен: теперь большинство его слушателей заметно качнутся в сторону большевиков. За большевиков он, правда, так агитировал лишь с лета 1917 года. Познанский все сказанное изложит на двух-трех листках и ночью после правки Троцкого, который опустит некоторые фразы (ведь власть пока у Временного правительства), в том числе и свою подпись, передаст в редакцию одной из газет.
Завершив речь, Троцкий физически почувствует согласие и восторг солдатской и матросской массы. Пожимая тянущиеся к нему со всех сторон дружеские руки, трибун революции успеет рассмотреть в толпе горящие от восторга глаза своих двух дочерей – Зины и Нины: старшей уже было шестнадцать, младшей – на год меньше. Девочки стали фанатичными поклонницами отца, которого могли видеть лишь здесь, на митинге, поэтому они редко пропускали его триумфальные выступления в «Модерне». Троцкому, с трудом выбирающемуся из цирка, удавалось иногда лишь пожать их еще детские нежные руки и бросить одну-другую ободряющие фразы. С А.Л. Соколовской за все время его пребывания на родине (до изгнания в 1929 г.) Троцкий встречался всего два-три раза. Но в самое трудное время голода и лишений он пытался порой как-то помочь своим детям от первого брака. Драму старого разрыва плотно заслонили дела революции, которой он отдавал все свои силы. В том числе и здесь, в своей ораторской цитадели – на манеже «Модерна».
Нужно сказать, что свое ораторское оружие Троцкий умело использовал не только на бесконечных митингах, но и на ответственных политических форумах: съездах, пленумах, заседаниях различных советов и комитетов. Логику аргументов он и здесь пытался всегда подкрепить пафосом и красноречием.
Председательствуя на одном из заседаний Петроградского Совета, Троцкий поставил вопрос о Военно-революционном комитете. Доклад сделал совсем юный левый эсер Лазимир. Принципиальное решение о формировании комитета было принято еще ранее. В его составе решили создать отделы обороны, снабжения, связи, рабочей милиции, информационное бюро, стол донесений, комендатуру{55}. Лазимир, готовивший проект о Военно-революционном комитете, полагал, что этот орган должен определить меры по сохранению в Петрограде необходимого количества войск (правительство настаивало на выводе революционно настроенных частей под предлогом того, что они нужны на фронте), поддерживать контакты с вооруженными силами ряда районов вне столицы, предпринять шаги по обеспечению революционных отрядов оружием и продовольствием, защищать население от погромов, обеспечивать революционный порядок в городе.
Выступившие после Лазимира меньшевики Бройдо и Астров, как и эсер Огурцовский, выразили сомнение в целесообразности этого органа. Бройдо (после революции одно время будет заместителем Сталина по Наркомнацу) прямо заявил, что большевики создают ВРК для захвата власти. Но если это выступление большевиков произойдет, оно «будет похоронами революции». Меньшевики в ВРК не войдут, завершил свое выступление Бройдо.
Взявший слово Троцкий коротко и определенно ответил меньшевикам: «Никогда не были мы так далеки от Бройдо и его партии, и никогда тактика меньшевиков не была так гибельна, как теперь… Нам говорят, что мы готовим штаб для захвата власти. Мы из этого не делаем тайны, здесь выступал целый ряд представителей фронта, и все они заявляли, что если не будет скоро перемирия, то фронт бросится в тыл»{56}. Троцкий в данном случае категоричен и однозначен. Все видят, что он может не только «фехтовать» образными словами, фразами и революционными лозунгами, но и бескомпромиссно, предельно определенно выражать свою радикальную позицию. Таким он останется и в другие октябрьские дни. То был Дантон русской революции.
Делая доклад на экстренном заседании Петроградского Совета о деятельности Военно-революционного комитета, Троцкий сообщает, что благодаря предпринятым усилиям удалось помешать правительству подтянуть войска с фронта для удушения революционных масс. Далее Троцкий предельно категорично излагает позицию ВРК: «Вся власть Советам» – это наш лозунг. В ближайшую эпоху, эпоху заседаний Всероссийского Съезда Советов, лозунг этот должен получить осуществление. Приведет ли это к восстанию или выступлению, это зависит не только и не столько от Советов, сколько от тех, которые, вопреки единодушной воле народа, держат в своих руках государственную власть».
Фактический председатель Военно-революционного комитета всем своим видом дает понять, что он абсолютно убежден в успехе предстоящего революционного выступления. Троцкий буквально живет революцией, и его слова, выражающие глубокую уверенность в осуществимости задуманного, действуют в высшей степени мобилизующе.
«У нас есть полувласть, – продолжает Троцкий, – которой не верит народ и которая сама в себя не верит, ибо она внутренне мертва. Эта полувласть ждет взмаха исторической метлы, чтобы очистить место подлинной власти революционного народа». По энергичной жестикуляции и металлу в голосе можно поверить, что Троцкий имеет в руках эту «историческую метлу». Далее он говорит: «Если мнимая власть сделает азартную попытку оживить собственный труп, то народные массы, организованные и вооруженные, дадут ей решительный отпор, и отпор этот будет тем сильнее, чем сильнее будет наступление реакции. Если правительство 24 или 48 часами, которые остались в его распоряжении, попытается воспользоваться для того, чтобы вонзить нож в спину революции, то мы заявляем, что передовой отряд революции ответит на удар – ударом, на железо – сталью»{57}. Безапелляционность Троцкого производит на всех большое впечатление. Можно подумать, что он просто проводит генеральную репетицию и давно знает, чем закончится историческая драма. Троцкого засыпают вопросами:
– Как Председатель Петросовета относится к тому, что в ВРК находятся левые эсеры?
– В бюро Военно-революционного комитета из пяти лиц, – отвечает Троцкий, – два левых эсера: товарищи Лазимир и Сахарков. Работают они там прекрасно, никаких принципиальных разногласий у нас с ними нет.
– Как Совет отнесется к тому, если позиция городского самоуправления окажется в противоречии с намерениями ВРК?
– Мы тогда осуществим роспуск городской Думы, – не задумываясь отвечает Председатель Петросовета.
Казалось, для него не существовало неясных и неразрешенных вопросов.
Однако, восхищаясь решительностью и политической четкостью ответов Троцкого, проницательные свидетели тех исторических часов и минут не могли не заметить, что, легко ориентируясь в общих вопросах, в сложившейся революционной ситуации, Председатель Петроградского Совета оказывался в немалом затруднении и не мог ответить на некоторые конкретные вопросы: будут ли разведены мосты, как относиться к обыскам юнкеров, кто конкретно занимается обеспечением Петрограда продовольствием, будет ли выступление поддержано фронтами и т.д. Иногда Троцкий просто блефовал, импровизировал, и, удивительно, это ему чаще всего сходило с рук.
Он был тем типом революционера, который непосредственные вопросы организации, конкретного администрирования пытался решать (и часто решал!) путем духовной мобилизации людей, призывов к социальному творчеству, смело беря на себя историческую ответственность. Ленин ценил эту способность Троцкого, давая ему и впредь самые неожиданные поручения в расчете на то, что он сможет увлечь, зажечь людей большой идеей, направить их внутренние ресурсы на революционное творчество. Качества трибуна помогали ему быстро добиваться серьезных сдвигов в общественном сознании. Председатель Петроградского Совета интуитивно понимал огромное значение психологического внушения и воздействия на большие массы людей. Он обладал таким даром.