Я все еще помню его поцелуи, ласки, шепот. Но определенно точно знаю, что этого больше не повторится. Всего одна ночь. На этом все.
— Я готова ехать, если что, — обращаюсь к нему без приветствий, оставаясь снаружи абсолютно невозмутимой. Топор врезается в полено, щепки разлетаются по сторонам.
Давид крепче перехватывает ручку топора, поворачивается в мою сторону. Напряженно вглядывается в мои глаза.
— Сейчас помоюсь и поедем. Не хотел будить тебя. Как самочувствие? — Он скользит по мне взглядом, но никаких шуточек по поводу того, что вчера я напилась, не поступает.
— Нормально. Еще на кладбище заехать нужно.
Он делает несколько шагов ко мне. Протягивает руку, и я с трудом удерживаюсь от того, чтобы не отпрянуть. Давид поправляет мои мокрые волосы, заправляет за ухо прядь. Смотрит так странно. С тоской в глазах. Меня начинает потряхивать от его близости, от его тяжелого дыхания.
Его грудь влажная от пота. Так и хочется запустить пальцы в его темные волосы. Очертить каждую мышцу.
Я прочищаю горло, отступаю назад. Передергиваю плечами, и этот жест не остается незамеченным. Его губы выгибаются в усмешке.
— Кто сегодня будет меня охранять по возвращении в город? Я вчера не сбросила тебе расписание. Мне нужно пройтись по магазинам. Завтра тот дурацкий благотворительный вечер, — кривлюсь я, отстраненно смотря вдаль.
— Богдан, — равнодушно произносит он, копируя мои интонации. Потом идет к пристройке, той самой, где мы на луну смотрели и коньяк распивали, прячет топор и сдергивает с ветки дерева свою футболку.
— Через пятнадцать минут буду готов, — бросает мне.
— Я пока в огороде буду, нарву полевых цветов. — Указываю на участок за домом, который давно не обрабатывается и зарос.
— Только далеко не отходи, — с сомнением смотрит вдаль Давид. А потом скрывается за углом дома.
Я замечаю, что у меня подрагивают пальцы. Делаю глубокий вдох, прикасаюсь пальцами к губам, что все еще горят от его поцелуев. Потом тяну на себя хлипкую калитку. Пока рву цветы, постоянно оборачиваюсь назад. Все смотрю на дом, пытаясь понять мысли и действия Леонова. Он как был для меня нечитаемым, так и остался.
С охапкой цветов возвращаюсь обратно, кладу их на капот машины, сама же спешу собрать в рюкзак свои вещи. Открываю входную дверь и впечатываюсь прямо в грудь Давида. Отскакиваю, словно ошпаренная. Он смотрит на меня с досадой, сжимает губы в тонкую линию, но при этом взглядом меня пожирает.
— Вещи свои заберу, — зачем-то поясняю ему.
Давид кивает, потом вслед говорит:
— Еду из кухни забери, выбросим по дороге. Холодильник я отключил.
Киваю — не уверена, заметил ли это он. В последний раз смотрю на кровать, где все случилось, усмехаюсь, когда замечаю у ножки носок Давида. Мужики. Что с них взять?
Собираю свои вещи, по пути к выходу захожу в кухню, на скорую руку мою чашку, что осталась в раковине, беру пакет с едой. Перекрываю воду, отключаю электричество и выхожу во двор. Давид уже открыл ворота и завел двигатель. В салоне прохладно: работает кондиционер.
Давид никак не комментирует то, что я забралась за заднее сиденье. Цветы, кстати, тут же. Из-за них салон наполнился горьковато-сладким ароматом.
— Ничего не забыла? — Смотрит на меня через зеркало заднего вида.
Мотаю головой, сжимаю в руке мобильник.
— Тогда поехали.
На кладбище мы находимся недолго. Давид остается у ворот, прислоняется к капоту автомобиля, курит. Неотрывно наблюдает за тем, как я иду между оградок, выискивая взглядом высокий памятник на могиле матери.
Слезы сдавливают горло. Я кладу цветы на могилки, присаживаюсь на скамейку. Молчу. Маму я не знала, но вот бабушка… роднее нее человека на всем свете не было. Все мои детские воспоминания с ней связаны.
Вытираю ладонью слезы, которые так и не удалось сдержать. Неотрывно смотрю на черно-белую фотографию, лаская взглядом родные черты.
Кто-то убирает на могилках — скорее всего, отец местным платит за это. Это хорошо, потому что я боялась, что здесь все травой поросло.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Пока, мама. Пока, ба. Не знаю, когда еще смогу навестить вас. Не обижайтесь на это, — тихо шепчу я, прислоняясь лбом к прогретой жарким солнцем мраморной плите. Потом иду обратно.
Давид все так же тактично ждет меня, давая время, чтобы побыть наедине с мыслями. Когда приближаюсь к нему, он встревоженно заглядывает мне в глаза, замечая слезы. Я киваю ему, давая понять, что все хорошо. Забираюсь на заднее сиденье и ничего вокруг не замечаю, пока не добираемся до города.
— Спасибо. — Хватаю свой рюкзак, желая как можно быстрее оказаться на приличной дистанции от Леонова. Рядом с ним все давит, рядом с ним спокойствие покидает меня.
— Погоди. — Он хватает меня за руку, не давая покинуть салон автомобиля.
Я поднимаю на него вопросительный взгляд. Смотрю прямо в глаза. Смело. Вызывающе.
— То, что было между нами… — начинает он, но я быстро его перебиваю:
— То, что было между нами вчера, навсегда останется в том доме. Мне просто не хватало эмоций, ты мне их подарил. На этом все, — раздраженно говорю я и выдергиваю свою руку из его захвата.
Давид не бросается догонять меня. Поэтому я замедляю шаг и, не оборачиваясь, иду к дому. Только сердце учащенно бьется, выдавая мое волнение, и лопатки жжет от его взгляда, направленного на меня.
Глава 25. Лера
В черном брючном костюме я смотрюсь старше своих лет. Но мне идет. Подчеркивает длинные ноги, широкие бедра и тонкую талию. Я подвожу глаза, наношу последний штрих — бесцветный блеск. С ним губы кажутся пухлее, сочнее и соблазнительней.
Поправляю прическу и достаю шкатулку с драгоценностями. Под мой наряд подойдет набор от Тиффани. Кольцо, браслет, серьги и колье. И все это из платины с бриллиантами. Наличие охраны, приставленной ко мне сегодня, будет оправданно. Если меня обчистят, хватит не только на квартиру в центе города, можно даже тачку хорошую купить.
Это подарок отца. До этого дня я ни разу его не надевала. Слишком дорого, да и случая не было. Не пойду же в ночной клуб с девочками, обвешанная брюликами? Эти украшения из тех, что дарят близким людям ради выпендрежа перед другими. А потом закрывают в сейфе и время от времени достают, чтобы полюбоваться и пыль протереть.
Я, когда улетала после аварии, все здесь оставила, думала, больше не прикоснусь, но вот и повод случился.
— Лер, машину уже подали, — стучит в мою дверь Юлия.
Ее голос звучит взволнованно. Она о делах отца знает больше меня и поход всей семьей на этот благотворительный вечер не поддерживает.
— Иду.
Я в последний раз оглядываю себя в зеркале. Стилист хорошо надо мной поработала. Из отражения на меня смотрит шикарная женщина. Никто и не заподозрил бы, что творится внутри меня и как сильно комплексую по поводу своих ног.
Я спускаюсь на первый этаж. Вся семья Смоленских в сборе. Настя в коротком платье, я бы на месте отца заставила ее выбрать что-то другое. Слишком уж откровенно смотрится. Но это их дело. Брат же смотрится возмужавшим. Еще лет пять — и он превратится в настоящего мужчину. Правда, могу поспорить на все свои картины, что так и останется стеснительным ботаником.
— Прекрасно выглядишь, дочь, — говорит отец, я в ответ лишь сдержанно киваю, сжимая в руках черный клатч. Прохожусь взглядом по гостиной, замечая парней из охраны.
Их четверо. Они в темных костюмах, в начищенных до блеска туфлях. Они должны слиться с гостями на приеме и следить за нашей безопасностью. Среди них присутствует и Давид.
Я лишь на мгновенье ловлю его взгляд, а потом сразу же отворачиваюсь. Коленки начинают подгибаться. Как хорошо, что мне не нужно надевать обувь на высоких шпильках. Иначе точно свалилась бы от той похоти, что я прочла в его глазах.
Он хочет меня. От этого знания внутри меня одновременно поднимается гнев и расходится жар по телу. Но я старательно держу лицо, выражая полное безразличие ко всему.