Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Подтягивается войско, но ордынцы еще не подошли. А поглядеть бы на них!.. Но Андрей тоже готовится в дорогу, к отцу.
Поскорей бы уехать! Чем возрастнее Андрей делается, тем нетерпеливее… Невмоготу терпеть Александра, Александрову злую силу и злую странность!..
Но Александр приметлив. Он все приметил в Андрее и снова положил себе показать непокорному свою силу…
Все уложено, улажено в повозках, книги заботливо заперты в скрыне. Еще один день пробудет Андрей в Новгороде. Минует один день, и наутро — в путь…
От Андрея передают Александру приглашение в малый покой столовый — к обеду. В этом нет унижения Александру, но пусть видит независимость Андрея. Придет ли? Может, пошлет слугу с отговоркой, делами отговорится?..
Но Александр приходит и обедает с младшим братом. Оба едят серьезно. Александр беседует с Андреем, как со взрослым; спрашивает о зимней охоте. Андрей говорит о лыжах, но держит себя в руках, говорит спокойно, без этой ребяческой возбужденности…
— Завтра объедешь город — простишься? — спрашивает Александр.
— Завтра с утра…
И вдруг — вот оно! Как возможно было предположить, что Александр внезапно сотворится спокойным и равнодушным! О нет! Он все успел вызнать коварно и теперь наносит свой удар…
— Соскучился я по торжищу новгородскому, — просто произносит Александр, — поеду завтра с тобой…
И спокойно пьет пиво, не глядит на Андрея…
На торжище Андрей побывал всего раз. Многоголосый грубый шум тотчас отвратил его. Лев тотчас это приметил, и они объехали торжище стороной. И Лев, и Михаил, и Темер, да и Анка знали, что такое огромный новгородский торг с его грубым озорством, обидною лихостью и ухарством. И все это ни к чему было душе их питомца, в которой соединились жалостливость, чувствительность и затаенная робость…
Сказать Александру просто: «Я не поеду на торжище» — обидеть его открыто. Пуститься в объяснения? Андрей и наедине с собой не стал бы обо всем этом думать! Объяснять Александру, видеть, как тот притворяется понимающим или же непонимающим? Унизительно, унизительно!.. И остается лишь одно: завтра утром поехать… Победа за Александром!..
Но на другой день случилось так, что Александрова победа обернулась едва ли не поражением. Братья поехали верхами в сопровождении двух слуг. Льву Андрей заранее объявил, что не берет с собой его. Андрей и сам понимал, что попросту желает отдать приказание и чтобы оно было исполнено. Должно быть, и пестун это понял, потому что подчинился без возражений.
Слабинку в Александре Андрей почувствовал, когда подъезжали. Андрей твердо решил ни на что не глядеть, никого не жалеть и не задумываться. Но он уж знал, что многие свои твердые решения исполнить не в состоянии… И вдруг Александр сказал, что народ в Новгороде горазд подшучивать…
— Такие насмешки строят!..
И в голосе брата Андрей уловил странную поспешность, будто поспешил Александр сказать задуманное. И в поспешности этой Андрей уловил слабость. И ощущение этой братниной слабости укрепило его душу.
Вот уже поехали, сдерживая коней, вдоль рядов торговых, куда покупатели являлись, как на бой с торговцами. Здесь могли едва не до смерти извести насмешками, обманывали, грабили, дрались… Это был рынок средневековья…
Со всех сторон неслись зазывания, льстивые, а то и издевательские. Торговцы хватали мимоидущих за рукава, те вырывались… Шум страшный и даже грозный стоял, повисал над площадью торговой…
Открытый человеческий плач ударил по сердцу. Андрей почти невольно остановил коня.
Оборванный старик с перекинутым на грудь лотком дергался и заливался слезами. На лотке лежали мотки вощеных ниток темных. Вокруг молодые слуги из лавок богатых торговцев громко издевательски выкрикивали:
— Цапля скубаная! На погост не пора ли?! Домовина, чаем, заждалась!..
— Не надо… — вырвалось у Андрея, но так тихо, что расслышать никто не мог.
Он почувствовал неловкость, будто то, что он произнес, было не то чтобы дурно, но как-то не след произносить, неладно. И все же повторил чуть погромче:
— Не надо!..
Он ощутил их бойкость и буйное озорство. И вдруг окрепло и прояснилось его желание противопоставить себя им, таким, какие они здесь, сейчас! Он понял, что вот такими любы они Александру и Александр люб всем этим людям, когда они — вот такие!.. И Андрей произнес уже громко и упрямо, приказывая, повелевая:
— Не надо!
Он не хотел глядеть на плачущего, а тот утих. И все другие вдруг утихли с внезапной покорностью. И будто все огромное торжище — стихло. А брат его Александр будто исчез, растаял в этой внезапной тишине, хотя оставался рядом с Андреем. Андрей приказал своему слуге узнать имя старика. Слуга тотчас вернулся:
— Его Островом кличут.
Андрей, по-прежнему стараясь не глядеть вокруг, быстро отстегнул шитые золотыми нитями, вышитые жемчугом зарукавья, подал слуге:
— Отдай ему…
И машинально следил, как слуга отдал старику зарукавья и тот сунул их под грязную верхнюю одежду…
В дом возвращались молча. И когда подъезжали к дому, Александр обогнал неожиданно Андрея и поскакал один вперед. И в этом тоже была слабость Александра. И сильный Андрей поехал медлительно и важно…
Но по лестнице взбежал бегом. И, натолкнувшись в сенях на пестуна своего, уткнулся лицом ему в грудь, крепко обхватив за пояс…
Наутро потянулись повозки со двора. Андрей ехал верхом. Лев и Михаил чуть приотстали на своих конях почтительно. И неожиданно вдруг оказалось, что на улицах в этот ранний час полно народа. Миша и его новгородские пешцы; парнишки, с которыми Андрей гонялся на лыжах и ставил капканы на зайцев; какие-то незнакомые мужчины и женщины и другие, знакомые, но он не мог вспомнить, кто они; вчерашний старик с торжища, и еще люди, и еще… — подходили к нему, желали доброго пути и скорого возвращения к ним… Он понял, что, конечно, это они немного показывают Александру свою независимость… Но все же… Стало быть, глянулся им Андрей…
«Ах, зачем не приготовил ничего для раздачи! Но не знал ведь, что будут этак провожать…»
И он только выкрикивал мальчишеским голосом:
— Благодарю вас!.. И вам я желаю доброй жизни и путей счастливых!..
Александр не провожал его.
Обратная — к отцу — долгая летняя дорога утомила мальчика. Наконец-то добрались до Боголюбова. В тени под большим дубом изготовили трапезу. Андрей сидел, поджав под себя разутые ноги, прислонившись спиной к стволу.
— Не ест ничего, не отведывает, — жалобилась Анка мужу. — Ох, боюсь, недужный сделался от этого пути бескрайнего!
— Не недужный он — возрастный делается, — успокаивал Лев жену.
Из-под дуба хорошо видна была одноглавая церковь Покрова Богородицы на другом берегу реки. Андрей всегда любил эту церковь и теперь при виде ее чувствовал, как напряжение отпускает душу и покой усмиряет сердце…
Он уснул, а проснувшись, поел с удовольствием.
В стольный Владимир въезжали через ворота Золотые.
Зазвонили колокола в Успенском и Дмитриевском соборах.
И вдруг Андрей понял, что ведь это его встречают колокольным звоном. Люди выходили на улицы — встречали его…
Что же он содеял такого? Кого победил, одолел? Нет, победы его — победы особенные! И быть может, и люди это чувствуют, и потому и встречают его улыбками и звоном колокольным…
Даже увидеть княгиню Феодосию — было увидеть что-то давно привычное… И невольно подумалось о Ефросинии — где она сейчас, в каком монастыре женском, каково ее монашеское имя? Он так никогда и не спросил об этом никого…
Отец увиделся ему старше и худощавее, чем прежде. Отец задался на коне высоком от княжих теремов… Но вдруг спешился быстро и быстро, чуть сгибаясь, пошел к нему… И Андрей тоже соскочил с коня, бросил поводья… Но пойти к отцу не успел. Отец уже схватил его и прижимал к груди…
Тогда Андрей вдруг совсем ясно ощутил, что воротился. Домой. К отцу…
Андрею минуло двенадцать лет. Он по-прежнему жил при отце. Александр разорил рыцарскую крепость Копорье и отнял у тевтонцев Псков. Теперь он вел непростую игру, изо всех своих сил навязывал рыцарям решающее сражение. Сильным он ощущал себя и готовым к построению всяческих козней и ков, без коих немыслимы дела правления.
Отец между тем собирал Андрею дружину. Он отдавал ему, любимцу своему, самых верных своих воинов. Многие из отобранных им уже побывали с Андреем в Новгороде. Лев учил воинов своего питомца, и они подчинялись и слушались…
Феодосия напомнила мужу о том, что пора сбирать дружины и для Танаса и для Михаила, ее сыновей. Но Ярослав отвечал прямо, что покамест занят Андреевыми воинами, другое все пождать может. И в который раз подумала княгиня о своей беде: отчего же именно ей пришлось быть обвенчанной с этим правителем, для которого сердце вдруг более важно, нежели дела правления… И сердце это ретивое отдано не ей, не ее детям…
- Остановить Батыя! Русь не сдается - Виктор Поротников - Историческая проза
- Ханский ярлык - Борис Изюмский - Историческая проза
- Владимир Мономах - Борис Васильев - Историческая проза