Читать интересную книгу Девушка из письма (ЛП) - Гуннис Эмили

В конце концов, воспользовавшись шумом гладильного пресса, Патрисия рассказала ей, что кроватка Розы в дальнем конце комнаты, рядом с кухней. И что в детской очень холодно. Окна покрываются льдом даже изнутри, и малыши постоянно плачут, когда она пытается сменить им пеленки онемевшими от холода руками. И что, как только ребенок покормлен, его нужно тут же вернуть в кроватку. А если кто-то не успел доесть бутылочку вовремя, его все равно отправляют обратно, даже если малыш еще голоден. Многие дети плачут постоянно, лишь утихая во время кормления. А кто-то уже перестал плакать, потому что в глубине крошечного сердечка понимает, что никто не придет.

Айви сжалась в комок еще сильнее. Ее спина и бедра до сих пор пестрели всеми оттенками фиолетового от побоев Матушки Карлин. Но именно боль от невозможности находиться рядом с Розой порой полностью перехватывала дыхание. Она сидела за ужином, гоняя капусту по тарелке. Ночи стали длиннее, чем дни; казалось, в тишине спальни она все время слышала плач Розы. Лишь одно пока удерживало от потери рассудка — надежда, что Алистер еще может прийти за ними. Хотя Айви все чаще одолевали сомнения, мечты постепенно тускнели. Она думала о том, что он продолжает жить прежней жизнью, а ей с Розой достались лишь боль и страдания. Он получил ее письма? Остался к ним равнодушен? Зачем он приложил столько усилий, убеждая Айви в своей любви, если отказался от нее так просто и без сожалений?

События последних двух дней изменили девушку навсегда. Если бы Алистер узнал о случившемся, то, конечно бы, пришел. Дрожа от холода, Айви сунула трясущуюся руку под подушку и нащупала ручку. До тех пор, пока по утрам, направляясь в прачечную, девушка могла слышать плач Розы, надежда еще оставалась. Ведь это означало, что малышка пока здесь, в обители Святой Маргарет. Еще было время для борьбы. Но оно стремительно утекало.

Любимый,

я в ужасе.

Сегодня меня вызвали из прачечной в кабинет Матушки Карлин. Там был и Отец Бенджамин. Матушка Карлин стояла в углу с застывшей на лице улыбкой, а Отец Бенджамин сидел за столом. Еще там была незнакомая женщина. Отец Бенджамин попросил меня сесть. И я внезапно испугалась, так сильно, как никогда прежде. Он представил женщину как миссис Кэннон, сказал, что она работает в Комитете по усыновлению при обители Святой Маргарет. Я села, глядя в пол, чтобы он не видел моих слез, пока произносил слова, которые, наверное, говорил многим: «Я беседовал с твоими родителями. Мы полагаем, малышке будет лучше, если ты отдашь ее в приемную семью. Отцу она не нужна, так что девочка всю жизнь будет объектом насмешек. Ты хочешь обречь ее на подобное? Ее отвергнет общество, отвернутся сверстники. Она будет расплачиваться за твои плотские грехи. Кроме того, у тебя нет средств, чтобы ее содержать. Вы обе окажетесь на улице».

Сквозь слезы я попыталась сказать ему, что сожалею, умоляла не забирать моего ребенка. Но Матушка Карлин прошипела, чтобы я не перебивала. Отец Бенджамин опять спросил, хочу ли я, чтобы за мои грехи расплачивался ребенок. Он ослаблял меня, гасил мой дух. Внушал, что мне нечего ей предложить, что родители не желают моего возвращения, что без меня у девочки будет намного больше возможностей в жизни. Она будет расти в приличной католической семье, с любящими матерью и отцом. Я сказала, что не хочу ее отдавать, что она моя дочь. Я умоляла их не забирать Розу.

Потом Отец Бенджамин встал, а женщина подошла и села рядом со мной. Она взяла мена за руку и попросила называть ее Хеленой. Сказала, что я должна подписать отказ от Розы, что девочка очень красивая, и ей без труда найдут любящую семью. Я умоляла ее связаться с тобой, назвала твое имя. Но Матушка Карлин объяснила, что с тобой уже связались и рассказали о ребенке, но ты не проявил интереса. Она улыбалась, когда говорила об этом. Я никогда не забуду ее улыбку. Миссис Кэннон вложила мне в руку ручку и произнесла, что для Розы это будет самое лучшее.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Я сказала, что никогда не подпишу. Матушка Карлин ударила меня. Так сильно, что я разозлилась, как никогда прежде. И велела ей отправляться в ад. Потом Отец Бенджамин и миссис Кэннон вышли. Следующий час Матушка Карлин стояла надо мной с ножницами. Она срезала единственное, чем я еще могла гордиться — мои длинные рыжие волосы. Лезвия ножниц клацали, время от времени задевая кожу на голове, по лицу сочилось несколько струек крови. И, стоя надо мной, Матушка Карлин проговорила, что будь ее воля, я бы никогда не вышла за стены обители Святой Маргарет. Ведь такая шлюха, как я, в конце концов, снова окажется в беде. И если я не подпишу бумаги, она посоветует моим родителям отправить меня в психушку.

Закончив стрижку, она избила меня ремнем, потом открыла дверцу в полу и затолкала меня в дыру. Я кричала, молила меня отпустить, но она лишь закрыла надо мной дверь и заперла ее. Лежа там, в непроглядной темноте, я слышала шорох ее шагов по полу. А потом она выключила свет и вышла из кабинета, заперев за собой дверь.

Я провела четырнадцать часов без еды и воды в настолько тесном пространстве, что невозможно было даже поднять руку, чтобы почесать нос. И все это время я ощущала себя погребенной заживо. Сперва меня охватил приступ неконтролируемой паники. Я начала кричать и брыкаться, яростно толкаясь в пол над собой, пока не поняла, что дверь закрыта наглухо. Дыхание участилось; я глотала воздух так быстро, что закружилась голова. И мысли блуждали вокруг, в тесном пространстве, где я не могла двигаться. Но чем дольше я паниковала, тем меньше воздуха оставалось мне для дыхания. Горячего, застоявшегося, с запахом мастики для пола и влажной земли. Только когда я подумала о Розе, то смогла хоть как-то успокоиться. Вспомнила ее крошечные пальчики, нос кнопкой, голубые глаза, рыжие волосы. И дышала медленно. Так прошло много часов.

Это была самая долгая ночь в моей жизни, и я до сих пор не понимаю, как выдержала. Что-то внутри меня умерло той ночью, и в первый раз с тех пор, как родилась Роза, я не слышала ее плача.

Утром, когда вернулась Матушка Карлин, она спросила, подпишу ли я отказ или хочу остаться здесь еще на день. Я сказала, что не подпишу, и она, не раздумывая ни секунды, снова закрыла надо мной дверь.

К тому времени, когда она вернулась, уже ночью, я почти не дышала. Меня мучила дикая жажда и волчий голод. Ногти кровоточили оттого, что я много часов царапала ими крышку гроба.

Когда она открыла дверь, то предупредила — если я не подпишу отказ, они перестанут кормить Розу. И только я буду во всем виновата. Я подписала бумаги и мысленно пообещала Розе, что однажды отыщу ее. Когда-нибудь я найду способ выбраться отсюда, и она узнает, как сильно я ее люблю.

Если у меня заберут Розу, я больше не смогу жить в этом аду. Не знаю, почему ты не обращаешь на меня внимания, почему отвергаешь нас. И меня больше не заботит, что ты обо мне думаешь. Но ты обязан прийти и забрать нас из этой тюрьмы. Ведь в том, что мы оказались здесь, есть и твоя вина. Ты — наш единственный путь к спасению.

Со всей своей вечной любовью,

твоя Айви

Айви затолкала ручку и бумагу обратно под подушку и прислушалась к тяжелому дыханию соседки. Та, наконец, уснула.

Девушка вспомнила темноглазую малышку, которая сегодня заходила в прачечную. При виде нее Айви пришла в ужас. Она уже видела в обители девчушек лет тринадцати, но этой девочке в робе, почти волочащейся по полу, не могло быть больше шести или семи.

И Айви приняла решение: если ей придется остаться в обители Святой Маргарет, не имея возможности помочь ни себе, ни Розе, то она приложит все усилия, чтобы защитить эту маленькую девочку. И будет противостоять Сестрам, занимаясь тем, что они больше всего ненавидели. Она заставит девочку с разбитым сердцем почувствовать себя любимой.

Когда взошло солнце, Айви, наконец, уснула. Ей снилось, что она сидит на плечах у отца, наблюдая за его длинными шагами; он руками придерживает ее за ноги. Она была счастлива; улыбалась всем прохожим со своей неприступной башни, а морской бриз развевал ее длинные рыжие волосы.