— Все в порядке, — ответила Сэм с улыбкой. — Хотя, думаю, вам выставят приличный счет за такси.
Китти взглянула на нее, не улыбнувшись в ответ.
— Кто вы?
Сэм секунду поколебалась.
— Меня зовут Саманта, я репортер из «Южных новостей».
— Ну, нет, — произнесла Китти. — Что за люди! Вы преследуете меня днем и ночью?
— Китти, прошу, уделите мне минуту, и я все объясню, — начала Сэм.
— Нет. — Китти повернулась к водителю, повысив голос, чтобы он услышал через разделяющее их стекло. — Прошу вас, высадите эту девушку из моего такси!
— Ну и ну, я почти ощущаю себя Джереми Кайлом [37] , — пробормотал он, открывая свою дверь.
— Я знаю о вашей связи с обителью Святой Маргарет. Полагаю, вы родились там, — быстро проговорила Сэм.
Из глаз Китти брызнули слезы. Какое-то время она молчала, пытаясь успокоиться, потом сухо произнесла:
— Это мое личное дело, вас оно не касается. Если вы попытаетесь напечатать что-то подобное, я подам на вас в суд.
Сэм лихорадочно рылась в сумочке, когда водитель распахнул дверцу машины с ее стороны.
— Выходи, красавица.
— Прошу вас, послушайте. Я прочитала письма девушки по имени Айви. Она пишет о своем пребывании в обители Святой Маргарет. Думаю, вы ее знали. Когда я вас нашла, вы назвали меня Айви. — Сэм выхватила письма, которые бабушка перевязала красной бархатной ленточкой, но Китти их не взяла.
— Держитесь от меня подальше, — холодно бросила она.
— Все люди, которые упоминаются в этих письмах, были связаны с обителью Святой Маргарет. Матушка Карлин, Отец Бенджамин… И все они мертвы. Я совершенно уверена, что их смерти не были случайными, — умоляла Сэм.
Водитель такси взял ее за руку.
— Пойдем, не хочу, чтобы вмешалась полиция.
— Уберите от меня руки! — крикнула Сэм, вырываясь.
— Уходите! — прокричала Китти.
— Хорошо, — сдаваясь, проговорила Сэм, — я уйду. Я знаю, что вы были на месте аварии, в которой погиб ваш отец. Должно быть, ужасно, когда ребенок видит нечто подобное. Я никогда не хотела вас огорчить. Мне очень жаль. Я просто хотела добраться до правды и думала, что вы тоже.
— Подождите. Что вы сказали? — спросила Китти, когда Сэм выбралась из машины.
— Что мне очень жаль, — тихо проговорила Сэм, — и это правда. Просто эти письма слишком сильно на меня повлияли.
— Нет, чуть раньше. О том, что я была на месте аварии, в которой погиб мой отец. — Китти наклонилась к двери.
— Я разговаривала с людьми, жившими возле дороги, на которой произошла авария. Мне рассказали, что был свидетель, который видел девочку в красном пальто. Решили, что вы были с отцом в машине, когда он перевернулся.
— Ну, так что? Мы едем или нет? — проговорил водитель, поднимая руки.
— Это была не я, — пробормотала Китти. — Я впервые услышала об аварии, когда меня разбудила полиция.
— Тогда кто же это был? — спросила Сэм.
Китти приложила руку ко рту.
— Боже…
— Что такое? — спросила Сэм, наклоняясь к ней.
Китти выхватила из бумажника пачку банкнот и сунула их водителю, затем выбралась из такси и взяла Сэм под руку.
— Лучше вернемся ко мне в квартиру, — произнесла она. — Нам нужно поговорить.
Глава 27
Вторник, 5 марта 1957
Айви лежала в темноте, глядя на балки потолка. В соседней кровати тихо плакала девушка. В комнате было мучительно холодно. И все предпочитали спать на боку, поджав под себя ноги, пытаясь сохранить крохи тепла. Запертое окно рядом с кроватью Айви не загораживали шторы, и луна беспрепятственно бросала свет на несчастную девушку в соседней кровати. Такую юную, словно была еще школьницей. Когда она только приехала, то была упитанной и розовощекой, но сейчас ключицы выпирали из-под робы, а бледная кожа вокруг испуганных глаз натянулась. Слезы теперь сопровождали ее постоянно.
Айви предположила, что ей примерно четырнадцать. Шептались, что девушка забеременела в результате насилия, а виновником этого был ее отец. Айви решила, что неправильно расслышала, когда Патрисия впервые об этом сказала: собственный отец сделал дочери ребенка, а потом бросил гнить в этом аду на земле. В конечном счете, Роза была плодом любви. Хотя Айви уже начала подозревать, что чувство ее не было взаимным. Девушка-соседка родила всего два дня назад, и уже была здесь, в своей колючей холодной кровати, одна в целом мире; ребенка вырвали из ее объятий. На рассвете прозвонит колокол, и ее ждет долгий, тяжелый день в прачечной.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Айви прислушалась, стараясь уловить звук шагов в коридоре, но все было тихо. Тогда она откинула одеяло и выбралась из постели, опустилась на колени возле кровати девушки. Та подняла на нее взгляд.
— Мне больно, — прошептала она, лицо ее было в красных пятнах от постоянных слез.
— Я знаю, но это ненадолго, — мягко проговорила Айви. — У тебя появилось молоко. Больно будет несколько дней, потом все пройдет. Обещаю.
Девушка непроизвольно вздрогнула. Айви просунула руку под одеяло. Простыня насквозь промокла, у девушки, без сомнения, был жар. Айви снова посмотрела на дверь, затем стянула через голову свою робу.
— Вот, возьми. Давай мне свою.
Девушка медленно села, вздрагивая, пока пыталась стащить с себя робу.
— Я не могу поднять руки.
— Иди сюда. — Айви наклонилась, чтобы ей помочь.
Когда она стянула грубую ткань со спины девушки, перед мысленным взором вспыхнула яркая картинка. Она сама — еще совсем ребенок, слабый свет в теплой, уютной спальне, за окном уже темно. Мама одевает ей через голову ночную рубашку, затем внезапно замирает. Айви так и сидит с поднятыми руками, лицо скрыто тканью сорочки, а мама начинает ее щекотать. Айви больно прикусила губу, силясь сдержать слезы, и отогнала воспоминание прочь.
— С тобой все будет хорошо, — прошептала она, помогая девушке лечь; потянувшись, сдернула одеяло со своей кровати и накрыла им соседку. Себе же взяла ее влажное.
— Спасибо. Почему тебе сбрили волосы? — спросила девушка, пытаясь устроиться удобнее.
— Потому что я сопротивлялась. Тебе это не грозит. Завтра я за тобой присмотрю. Если Сестра поставит тебя к тяжелой машине, мы сможем поменяться. Может, мне даже удастся отправить тебя на кухню. — Айви знала, что подобное ей не по силам, но хотела успокоить девушку, чтобы та смогла отдохнуть.
— Где моя малышка? — тихо спросила девушка, когда Айви уже повернулась к своей кровати.
Айви замерла. И тут же нахлынули мысли о Розе. Что если девочка сейчас плачет, и некому о ней позаботиться? Она вновь взглянула на соседку.
— Она в детской, с ней все в порядке. А тебе нужно отдохнуть. Ты же знаешь, колокол прозвонит рано.
Айви лежала в темноте, укрыв ноги промокшим от пота одеялом девушки, крепко обхватив себя руками в попытке удержать тепло. Мысли о том, что Роза одна в детской, не давали уснуть. С того самого дня, как вернулась на работу в прачечную, Айви не могла спокойно проходить мимо комнаты, где находились малыши. Детский плач оглушал. Изредка она видела, как Патрисия спешит от кроватки к кроватке, чтобы взглянуть то на одного, то на другого туго спеленатого ребенка. Всего в огромной, беленой известью комнате стояло примерно сорок кроваток. Детская была холодной и бесцветной, ничего похожего на ту комнату, в которой, как мечтала Айви, ее малышка проведет первые месяцы жизни. С мягкими одеялами и удобным стулом в углу, на котором Айви сидела бы и кормила дочь. И всякий раз, проходя мимо детской, она прилагала огромные усилия, чтобы не забарабанить в дверь и не попросить Патрисию дать ей подержать Розу. Хотя знала, что это бесполезно; ее бы попросту побили и, вероятно, нашли бы способ вдобавок отыграться на Розе. Может, «забыли» бы разок ее покормить. А еще Айви умоляла Патрисию сказать, в какой кроватке лежит Роза.
— Я не могу, они меня убьют, — прошептала подруга, когда одна из Сестер бросила на них взгляд.