Я спустился в ресторан отеля — закрыт. В буфете на шестом этаже только растворимый кофе и сухой хлеб. В ближайшем магазине — пустые полки. Все-таки мне попалась маленькая уличная лавочка, в которой оказалось в продаже сухое печенье. А я ждал гостей. Ко мне в гостиницу ехали Ефим Лившиц и Марк Берман.
В 1953 году, когда я начинал свою карьеру в Петрозаводске, там работали и эти два молодых доктора. В те годы государственного антисемитизма туда посылали много молодых врачей-евреев из Ленинграда и Москвы. Я тогда сочинил про Карелию стихи:
Край далекий, Берендеев, Край непуганых евреев…
Теперь оба мои друга занимали солидное положение в Карельском университете. Ехали они ко мне шесть часов на поезде, триста километров. Во всем мире доктора сели бы на свои машины и по скоростной трассе покрыли расстояние за два часа. Но только не в России: автомобилей у моих друзей-профессоров не было, и скоростной трассы между городами тоже не было.
Друзья рассказывали о тяжелых условиях жизни и докторской работы. Я вспомнил:
— Ефим, а ведь в последний раз я встретил тебя как раз в Ленинграде, на улице. Ты мне тогда сказал, что жена послала тебя купить капусту — в Петрозаводске капусты не было.
— Верно. А теперь и картошки нет! — воскликнул он.
Забегая вперед, скажу, что Ефим вскоре уехал в Америку, а Марк — в Израиль…
Мы вышли из гостиницы, отправились на метро на станцию «Невский проспект». Я хотел пройти по проспекту, полюбоваться им, выйти на Дворцовую площадь и набережную Невы. С замиранием сердца поднимался по лестнице из подземного перехода. Передо мной возникли облупленные серые дома.
— Где Невский? Правильно ли мы вышли?
— Это Невский.
— Это — Невский?!.
И все-таки город оставался прекрасным. Так бывает: остаются красивыми глаза, хотя улыбаются они на потускневшем лице.
На следующий день я позвонил Стиву в отель «Ленинград».
— У нас такого гостя нет.
Обзвонил еще несколько отелей — нет. Вот так история, что я тут буду делать один? У меня же нет миллионов, чтобы их жертвовать. Может, Стив поменял день вылета?
Под вечер он сам постучал в мою дверь.
— Стив, наконец ты нашелся! Где ты был?
— Понимаешь, нас привезли в отель «Ленинград», но оказалось, что там нет воды. Мы ждали, но вода так и не появилась. Тогда нас привезли сюда. Нам с сыном дали комнату на одном с тобой этаже.
А я еще ему завидовал!
— Что, здесь часто бывают перебои с водой?
— Не знаю. Раньше не было. Во всяком случае, в первоклассных отелях не было.
— А как ты моешься?
— У себя в ванной.
— И вода у тебя чистая?
— Не идеальная, но терпимая.
— Покажи.
Когда я пустил струю воды, он воскликнул:
— Как ты этого добился? У нас вода темно-коричневая! Позвони, пожалуйста, в техническую службу, чтобы нам наладили воду.
— Не стоит звонить, это займет слишком много времени.
— Вызвать слесаря займет много времени?
— Стив, ты теперь в России, привыкай к чудесам.
Я пошел к нему в номер и полчаса проливал там воду. Стив с сыном завороженно следили за моими манипуляциями.
Андрианов хотел пригласить нас вечером поужинать в ресторан нашего отеля. Оказалось, что ресторан только за доллары. Я сказал ему:
— Я зарезервирую столик, ты заказывай, а платить будет американец.
— Что ты! Это неудобно, вы наши гости!
— Очень удобно: поездка оплачивается из миллионов его клуба.
— Но я не представляю, как мне сказать гостю: «Платите вы».
— Это я беру на себя.
Выбор блюд в ресторане был неплохой: за доллары все лучше. А выпивки было даже слишком много. Стиву и его сыну все было внове: сначала на стол была тесно выставлена обильная русская закуска: соленые грибочки, малосольные огурчики, разные салаты-винегреты и, конечно, красная и черная икра. Еще больше их поразил настоящий жирный русский борщ: они пробовали его осторожно, зачерпывая с краю ложкой. До шкварчащих жирных битков с гречневой кашей едва дотронулись. Но клюквенный кисель ели с удовольствием.
Однако больше всего произвело на них впечатление обилие тостов. Андрианов разошелся и провозглашал их каждые пять минут, а мне приходилось переводить:
— Первым делом выпьем за дружбу между нашими двумя странами! Надо пить до дна!
— Теперь давайте выпьем за нашу дружбу! Обязательно до дна!
— Теперь выпьем за женщин! Нет, нет, за женщин полагается пить стоя и до дна!
Стив покорно вставал и поднимал своего засыпающего сына. С нами была одна только женщина, красивая молодая жена Андрианова. Я помнил время, когда она работала в патентном отделе ЦИТО, где мы с Андриановым были молодыми профессорами. Тогда он оставил свою прежнюю жену с двумя дочерями и уехал из Москвы с этой новой женой Ириной.
Следующий тост — за благородную миссию Стива. Конечно, надо было выпить и за его сына. Как только за него выпили, он отправился в номер спать. Потом за Ленинград, потом… шел весь традиционный набор тостов. Стив не переставал поражаться:
— Как, опять тост?!.
Подошло время расплачиваться, у меня заплетался язык, я мешал русские и английские слова. А Стиву было уже все равно. Я сказал официанту, чтобы счет записали на его номер.
— О'кей… на мой… номер… — нетвердо подтвердил Стив.
Я вел его по коридору, и мы раскачивались от стенки к стенке.
За завтраком Стив стонал и залпом глушил черный кофе.
— Вы, русские, пьете очень много водки. И тостов очень много. О, моя голова!..
Я тоже был несвеж, но виду не показывал.
Ирина Андрианова приехала за нами на «Жигулях», сказала, что муж встретит нас в институте. Очевидно, и он был не в форме.
Институт детской ортопедии находится в пригороде Ленинграда — городе Пушкине. Когда-то это место называлось Царским Селом и там в Лицее учился Пушкин. Пока мы туда ехали, я рассказывал Стиву и его сыну про поэта и про историю этих мест. О Пушкине они ничего не знали.
— Владимир, откуда ты так хорошо знаком с литературой и историей? — воскликнул Стив.
— Для культурных русских людей всегда было необходимо знать историю, особенно связанную с Пушкиным — национальным поэтом России.
Стив назидательно обращался к сыну:
— Вот видишь, культурному человеку надо изучать историю!
Его отпрыск в ответ шмыгал носом. В американских школах история преподается слабо. Что происходило до и после открытия Колумба, большинство школьников не знают.
Андрианов водил нас по лабораториям и палатам, представляя как важных американских гостей. Ему помогала библиотекарь института, молодая миловидная женщина, неплохо говорящая по-английски, но, по-видимому, не пользующаяся дезодорантом.