Читать интересную книгу Монсегюр. В огне инквизиции - Татьяна Семенова

— Идти добровольно на смерть — значит остановить процесс покаяния. Жизнь — это узаконенный срок покаяния. Мы переносим много трудностей, много бед в нашей судьбе. Нас преследуют, сжигают на кострах, пытают. Вся наша жизнь — это суровое покаяние, и прерывать его нельзя. К самоубийству можно прибегать разве что в крайних случаях, когда смерть может явиться избавлением от мучительных пыток. Путь в рай нелёгок, он достигается ценой отречения от плоти и крови.

— А что станет с теми, кто умер, не покаявшись? Что ждёт их души? Они попадут в ад и будут гореть в огне?

Бертран Мартен вздохнул.

— Да, их души попадут в ад, но это не тот ад, которые представляют католики. Этот ад — новая жизнь на земле, в новом теле. Посмотри на мир, в котором ты живёшь. Он воистину создан дьяволом. Душа, не успевающая покаяться до исчезновения тела, в которое она была заключена, переходит в другие тела до тех пор, пока не принесёт покаяние. Ни одна душа со дня творения не погибла, она или мучается и пребывает на земле, или уже вернулась в небесное царство, в небесные тела ангелов, навсегда избавившись от дьявольской материи.

— Вы, святой отец, говорили, что душа грешника может переселиться даже в животное. Но животные — это низшие существа, они не знают, что такое покаяние.

— Душа, заключённая в тело животного, не теряет знания о своём происхождении и о своей связи с божеством, она терзается мучениями своего падения и доводит себя до покаяния. Тех, кто упорно отказывается от покаяния, Господь помещает в тела любых животных или птиц, кроме гадов. Поэтому мы и не едим мясо, осознавая это.

— Ну а как же святые, молящиеся за спасение душ грешников? Они ведь могут помочь тем, кто сам не желает спасения?

— Заслуги святых бессильны в отношении чужих душ, как и их добрые дела. Каждый должен сам прийти к покаянию. Несправедливо заслугами одних выкупать грехи других, ибо в Новом Завете прямо сказано, что каждый должен быть судим по делам своим. А уж тем более бессмысленно, когда сами люди берут на себя право прощать и отпускать чужие грехи.

Последнюю фразу Бертран Мартен произнёс с явным отвращением. Пьер понял, почему. Он не раз слышал подобные слова от отца: «Грешники судят грешников. Разве так должно быть? Только Бог имеет право прощать людские грехи».

Бертран Мартен помедлил немного, а затем развил свою мысль:

— Католические епископы и священники вовсе не имеют тех качеств, которые завещал им апостол Павел. Это жадные волки, тщеславные люди, ищущие только богатства и почестей. И они ещё смеют отпускать чужие грехи.

Пьер попытался возразить:

— Но ведь среди них есть действительно праведные люди, соблюдающие заветы Христа…

— Есть, — согласился Бертран Мартен. — Но даже им Бог не дал такого права. Они люди. Только Бог имеет право судить. Когда Иннокентий[48] объявил крестовый поход в Лангедок, он пообещал полное отпущение грехов всем, кто вступит в Христово воинство. Крестоносцы убивали, проливали кровь, захватывали чужие земли и за это получали прощение. По-твоему, это правильно?

Пьер отрицательно покачал головой. Бертран Мартен продолжил:

— Кровь, пролитая крестоносцами, пепел костров инквизиции — вот дело рук католических праведников. Именно им в первую очередь отпускают грехи высшие церковные чины, возомнившие себя наместниками Бога на земле. Католические священники пытаются найти поддержку своим нечистым идеям в книгах Нового Завета. В Евангелии, этой скрижали милосердия, они на каждой странице прочли бы беспощадный приговор своим кровавым делам…

Бертран Мартен был хорошим проповедником. Казалось, он знал ответы на все вопросы. И, что немаловажно, умел доступно объяснять сложные вещи. Без сомнения, он был идеалистом, презирающим всё, что имеет отношение к материальному. Его утверждения были порой резки, но он свято верил во всё, что говорил. Пьер не сомневался, что учитель никогда не предаст свою веру, не дрогнув, пойдёт на костёр, потому что искренне верит, что там, за пределами земного бытия, лежит иная жизнь, перед обаянием которой ничтожны материальные блага. Там, в небесном раю, обитают те, кто наконец избавился от дьявольских оков бренного тела и больше никогда не вернётся на землю. Там их тела невесомы и чисты, сплетены из тончайших нитей духа. Там они имеют счастье лицезреть Бога во всей его славе.

Глава 12

Между «жизнью» и «смертью»

Декабрь 1243 года. Лангедок. В окрестностях Монсегюра

Отряд всадников двигался на восток. Лес остался позади. Пробираться приходилось через ущелья, порой такие узкие, что лошадь едва могла протиснуться между каменными глыбами. Дорога то вела в гору, то спускалась вниз, извиваясь между огромными валунами. Аня еле передвигала ноги. Несколько раз падала, скользя на мокрых камнях. Она не могла помочь себе руками, они были крепко связаны за спиной. Ветки деревьев и кустов царапали лицо. Это было невыносимо. Саша и Ваня тоже еле держались на ногах. Силы у всех были на исходе. Они очень устали. Единственное, чего хотелось, это упасть на землю и не шевелиться.

Вместе с ребятами вели ещё двух пленных. На вид не крестоносцев и не разбойников. По всей видимости, это были местные жители. За что их-то схватили?

Тысячи вопросов крутились в голове. Куда их ведут? Что с ними будет? И вообще, кто эти воины?

— Пошевеливайтесь! — кричал всадник.

Они вошли в длинную узкую расщелину, заросшую поверху кустарником. Теперь вокруг была кромешная темнота. Пробирались практически на ощупь. А когда вышли, в глаза резко ударил солнечный свет, ослепив путников.

Аня услышала чей-то крик, за которым наступила гнетущая тишина.

— Стой! — раздался сзади взволнованный голос Вани.

Девушка замерла. А когда глаза привыкли к свету, увидела, что буквально один шаг отделяет её от пропасти.

Выход из расщелины заканчивался обрывом. Узкая тропка резко уходила вправо, за гигантский валун. Видимо, всадники знали это коварное место. Только сейчас, привыкнув к свету, они осторожно двинулись дальше. Но для одного из пленников оно явилось полной неожиданностью. Его бездыханное тело лежало теперь на дне обрыва.

Аня тихо заплакала. Ваня попытался успокоить её, прошептав на ухо:

— Анюта, крепись. Не раскисай. Мы должны быть сильными.

Саша смотрел на Аню глазами, полными печали. Если бы не связанные руки, он взял бы её на руки и нёс всю дорогу. Сейчас он испытывал особенную нежность к ней, такой беззащитной и слабой.

Один из воинов подошёл к обрыву и, посмотрев вниз, зло бросил:

— Туда ему и дорога.

Они шли ещё примерно час. Солнце высоко поднялось над горизонтом — видимо, было уже за полдень.

Наконец вышли на большое плоскогорье, защищённое с трёх сторон гигантскими утёсами, а с четвёртой — быстрой горной рекой. Всадники спешились и стали разводить огонь.

— Вроде, привал, — облегчённо вздохнул Ваня.

Пленника из местных сразу повели на допрос к командиру отряда, а ребят заставили войти в глубокую пещеру и поставили у входа караул.

— Господи, да что же это такое, — простонала Аня, в изнеможении опускаясь на холодную землю. — Что теперь будет?

Саша тяжко вздохнул.

— И «Фаэтон» отобрали.

— Надо как-то выбираться отсюда, — сказал Оболенский.

— Как выбираться? — обречённо спросила Аня. — Здесь полно воинов. Нас всех сразу убьют.

Ребята присели рядом с девушкой.

— Придумаем план побега, — Иван постарался придать голосу твёрдость.

— Это всё из-за тебя, Ванька! — выкрикнула вдруг Аня отчаянно. — Устроил экскурсию в Средневековье! Наша жизнь оборвётся, даже толком не начавшись. Я не хочу умирать!

Саша как можно мягче произнёс:

— Спокойно, никто не умрёт. Надо думать не об этом, а о побеге. Только сначала избавимся от верёвок. Вань, попробуй зубами развязать узел.

Иван подполз к Саше и наклонился к его рукам, но тут в пещеру вошли два воина. Остановившись, они некоторое время рассматривали пленников. Одного из них ребята узнали — это был тот, молодой, что допрашивал их в лесу. Особенно пристально он смотрел на девушку.

Всё в ней казалось ему странным. Она совершенно не походила на местных женщин: ни лицом, ни походкой, ни манерами. Тем более одеждой. Он наблюдал за ней весь долгий путь, но так и не смог понять, какого она сословия. На крестьянку не похожа, слишком холёное лицо и руки. К тому же внимание его привлекло украшение на шее и ажурный браслет необычной работы. Нет, определённо она знатная дама. Но отчего так странно одета? Размышляя об этом, он встретился с ней взглядом. Она не отвела его, а, наоборот, долго смотрела. В необыкновенно красивых больших зелёных глазах одновременно читались испуг и дерзость. Удивительное сочетание. Такой взгляд притягивал. На минуту он вдруг подумал: а не колдунья ли она? Но сразу отмёл эту мысль. Нет, в ней чувствовалось благородство крови и какая-то неземная притягательность. И всё же, если она из стана врагов, её следует казнить. У него не дрогнет рука. Он это знал.