Где-то в тишине хрустнула ветка, раздался тихий шорох. Я встрепенулась и тихонько села на телеге, высматривая в непроглядной тьме высокую мрачную фигуру Акакия, завернутую в плащ, но вместо этого увидала два горящих желтых глаза с вертикальными зрачками и едва заметный силуэт. Голос пропал ровно на мгновение, чтобы потом вылиться в громкий истеричный вопль:
– Хранители!!!
Я скатилась на траву, громко бренча кандалами и, кажется, повредив плечо. Часовые, будто всполошенные куры, подскочили на месте, но бросаться на помощь не торопились. Единственный человек, верно оценивший размер нагрянувшей катастрофы, уже через секунду оказался рядом со мной и буквально насильно поднял меня на ноги.
– Ты жива? – Савков трясущимися руками лихорадочно ощупывал мою голову, руки. – Успокойся, это был сон! Сон! Все нормально!
– Какой сон?! Они там, в лесу! – Я вырывалась из его судорожных объятий, но кандалы не позволяли ступить более шага, меня хорошенько дернуло и опрокинуло.
Наверное, именно это спасло мне жизнь. Буквально на следующий мой вздох небо озарила алая вспышка, и показалось, что на миг черная ночь превратилась в яркий день. Я болезненно зажмурилась, лагерь нехотя просыпался, лениво и недоуменно оглядывался вокруг, а сквозь общий возмущенный гвалт раздался нестерпимый и болезненный вой дракона. От этой невероятной «песни» заложило уши; свернувшись клубком, я закрыла голову, но внутри все дрожало и сердце стучало в такт хлопкам огромных крыльев чудовищ, налетевших на нас.
Вот уже окрестности превратилась в жаровню, и ветер, будто гигантский кузнечный горн, раздувал огромный слепящий огненный шар. Я подняла голову и не увидала ничего, кроме бесконечного пламени и фигурных теней. Рядом визгливо скрестились мечи. Хранители, превратившиеся в жутких демонов, набрасывались на стражей, злобно рыча и пугая последних до потери рассудка. Я пыталась сорваться с привязи, но цепи кандалов надежно удерживали даже от лишних движений.
Одна черная тень метнулась к Федору Ветрову, сладко сопящему в теплом плаще у телеги и после дозы сонного порошка не чувствительному к любым внешним проявлениям. Хранитель размахивал коротким мечом, намереваясь прикончить мальчишку, а я, не в силах помешать ему, лишь бешено заорала, срывая глотку:
– Не сметь!!!
И будто вслед мне протяжно завыл дракон, своей громогласной песней начисто перекрыв шум, царящий на поляне. Хранитель помедлил секунду, оглянулся. Его лицо, ярко освещенное всполохами пламени, озарилось торжеством. Тонкие губы, контрастирующие с крупным резко выделяющемся носом, скривились в единственном слове:
– Берегиня!
Он кинулся в мою сторону, но быстрая, почти незримая тень Савкова сбила его с ног. И вот две сцепившиеся фигуры покатились по траве, злобно рыча и нанося друг другу неловкие, но яростные удары. В какой-то момент раздался судорожный всхлип-сип, Николай дернулся, и оба борющихся застыли в нелепой позе. Внутри вдруг образовалась волна липкого, почти болезненного страха, от которого бросило в пот.
Николай не шевелился!
Я снова бесполезно дернулась, звеня кандалами, но лишь еще сильнее изранила руки.
– Боже мой! – Непонятная, будто бы физическая боль рассекла грудь. – Очнись…
Неожиданно Савков зашевелился, а потом, пошатываясь, поднялся на ноги. Меня тут же отпустило, и накатила необъяснимая ярость.
– Наташа! – Он сделал ко мне шаг и свалился. Над его головой промелькнула огненная вспышка шаровой молнии и врезалась в тонкое гибкое деревце.
И все стихло. Нападение закончилось так же неожиданно, как и началось. Только вокруг трещал, сгорая, лес, а поляна превратилась в последнее пристанище для доброго десятка стражей.
– Что за … на нас напала?! – заорал кто-то испуганно. – Что за чудища?!
Я неотрывно следила за Савковым. Его грудь тяжело вздымалась, а лицо превратилось в застывшую, измазанную копотью маску.
– Савков, – тихо позвала я, прижимаясь спиной к колесу телеги.
– Они пришли за тобой! – обвиняюще прошептал Николай. – Не знаю, что ты сделала, когда убегала от Лопатова-Пяткина. Но они не успокоятся, пока не заберут тебя. Они уничтожат всех, кто встанет на их пути.
– Тогда отпусти меня. Разбей кандалы и отпусти. Все просто. – От гари першило в горле.
– Я не могу. Не могу! – в отчаянии воскликнул колдун. – Это мой последний шанс…
Он осекся.
– Остаться Главным магом королевства? – догадалась я и покачала головой. – Ну что ж, когда высоко взлетишь – падаешь дольше и больнее. Только запомни одно: единственной, кого пока не тронут, буду я.
Я недобро усмехнулась про себя: игра в кошки-мышки с Хранителями началась.
К середине следующего дня, когда солнце достигло своего зенита и нещадно палило землю, приводя тем самым в неописуемый восторг травинки, былинки и крохотных букашек, стрекочущих, будто на пожар, мы подъехали к небольшому, окруженному высоким частоколом сельцу.
– Черт, – поморщился недовольно Савков, теперь, после нападения Хранителей, не отступавший от меня ни на аршин. – Не могли найти другой деревни, им обязательно к белорубашечникам надо было. Идиоты, ей-богу!
Федор Ветров все никак не мог прийти в себя после сонного порошка и едва сдерживал слезы, что пропустил настоящую бойню, ни с кем-нибудь, а с самими Хранителями. Страх Божий был на редкость тих, жался у меня за пазухой и даже тяпнул за палец как-то вяло и без удовольствия.
Стражи поглядывали на меня недобро, всю дорогу хранили удрученное молчание, ни тебе грубых шуточек, ни привычной ругани. Они лишь только скупым неохотным словом вспоминали павших товарищей, похороненных на выжженной лесной полянке.
На въезде у ворот дежурил отряд в зеленых плащах Окского Стражьего предела. Завидев нашу кавалькаду, мужички подтянулись, но честь отдавать не торопились, посчитав такое излишеством. Ведь коллеги были не из королевского отряда, ей-богу. Белорубашечники радушием не отличались. Редкие прохожие в белых балахонах с вышивками на груди в виде солнца поспешно уступали дорогу и плевали нам вслед, стоило отъехать на приличное расстояние. Улица, на каторой мы оказались, заканчивалась неказистым строением, лишь отдаленно напоминающим храм с высокой колокольней.
– Белорубашечники, ядрить туда налево, – фыркнул рядом со мной Филимон, намедни потчевавший меня пшеничной кашей, и смачно сплюнул.
Мы остановились на широком дворе с настежь открытыми воротами. Внутри, за высоким забором, притаился большой дом с мезонином и флигелем. Одуревший от жары пес, посаженный на цепь, даже не потрудился тявкнуть, встречая нас. Только лениво повел рыжим ухом и широко зевнул, оголив желтоватые клыки.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});