Читать интересную книгу Малыш 44 - Том Смит

Снаружи перед домом затормозили две автомашины, из которых выскочили шесть вооруженных сотрудников милиции Вольска, возглавляемые генералом Нестеровым, мужчиной средних лет, плотным и кряжистым, телосложением напоминавшим колхозного кузнеца. Он жестом показал милиционерам, чтобы они окружили здание, а сам вместе со своим заместителем, лейтенантом, подошел ко входу. Обычно милиционеры ходили невооруженными, но сегодня Нестеров распорядился взять пистолеты собой. Они получили приказ стрелять на поражение.

Кабинет директора был открыт: негромко играло радио, на столе валялись карты, в воздухе ощущался застарелый запах алкоголя. Никого из воспитателей здесь не оказалось. Нестеров и его лейтенант двинулись дальше и вышли в коридор. Запах алкоголя сменился вонью фекалий и серы. Последняя использовалась для травли постельных клопов. Вонь фекалий не нуждалась в объяснениях. Повсюду, на полу и на стенах, виднелись следы испражнений. Спальни, мимо которых они проходили, кишмя кишели детьми, человек по сорок в каждой. Большинство были одеты в грязные трусы или рубашки, но, похоже, никогда в то и другое одновременно. Они по трое-четверо валялись на тонких засаленных матрасах. Многие лежали совершенно неподвижно, тупо глядя в потолок. Нестерову даже показалось, что некоторые уже умерли. Хотя сказать наверняка было трудно. Те же, кто оставался на ногах, подбежали к ним и принялись хватать за полы кителей, стараясь вырвать пистолеты, — детям явно недоставало внимания взрослых. Они вдруг оказались в плотном кольце назойливых детишек. Хотя Нестеров заранее готовил себя к тому, что увидит, даже ему было трудно смириться с тем, что реальность оказалась намного хуже его ожиданий. Он решил, что обязательно поговорит на этот счет с директором заведения. Но не сегодня, а как-нибудь в другой раз.

Осмотрев первый этаж, Нестеров поднялся на второй, а лейтенант попытался помешать толпе детей последовать за ними, строго глядя на них и сердито размахивая руками, что вызвало у них лишь веселый смех, словно это была какая-то забавная игра. Он осторожно отталкивал детей, но они тут же вновь лезли к нему — им понравилось, как он толкал их. Потеряв терпение, Нестеров рявкнул:

— Оставь их в покое.

Им пришлось позволить детворе неотступно следовать за собой.

В спальнях наверху жили мальчики постарше. Нестеров решил, что здесь существует некое разделение по возрасту. Подозреваемому исполнилось семнадцать лет — предельный возраст для пребывания в интернате, после чего воспитанников направляли на самую неблагодарную черную работу, на которую не соглашались обычные мужчины или женщины и на которой средняя продолжительность жизни составляла тридцать лет. Они дошли до конца коридора. Им осталось обыскать всего одну спальню.

Сидя спиной к двери, Варлам увлеченно гладил одеяло, про себя дивясь тому, почему малыш больше не плачет. Он потыкал его грязным пальцем. Внезапно в комнате прозвучал незнакомый голос, отчего он напрягся и замер.

— Варлам, встань и повернись. Очень медленно.

Варлам затаил дыхание и крепко зажмурился, словно надеясь, что голос исчезнет. Но этого не случилось.

— Я не намерен повторять. Встань и повернись.

Нестеров шагнул вперед, приближаясь к тому месту, где сидел Варлам. Он не мог видеть того, что парень загораживал своим телом. И детского плача он тоже не слышал. Остальные мальчишки в спальне уселись на постелях и с напряженным интересом наблюдали за происходящим. Внезапно Варлам пробудился к жизни, подхватил что-то с пола, вскочил на ноги и повернулся. На руках он держал ребенка. Тот заплакал. Нестеров испытал облегчение: по крайней мере, малыш еще жив. Но ему по-прежнему грозила опасность. Варлам крепко прижимал его к груди, обхватив малыша обеими руками за тоненькую шейку.

Нестеров оглянулся. Его заместитель остановился в дверях, в окружении ребятишек. Он целился Варламу в голову и ждал лишь приказа открыть огонь. Ему ничто не мешало, цель была хорошо видна. Вот только стрелком он был в лучшем случае весьма посредственным. При виде пистолета кое-кто из детей пронзительно закричал, тогда как другие захохотали и принялись колотить руками и ногами по матрасам. Ситуация явно выходила из-под контроля. Варлам запаниковал. Нестеров сунул свой пистолет в кобуру, выставил руки перед собой в попытке успокоить его и заговорил, стараясь перекричать шум в спальне:

— Отдай мне ребенка.

— Я попал в большую беду.

— Нет. Я вижу, что с ребенком все в порядке. Я доволен тобой. Ты поступил хорошо. Ты присматривал за ним. Я пришел, чтобы поздравить тебя.

— Я поступил хорошо?

— Да.

— Я могу оставить его себе?

— Я должен убедиться, что с ребенком действительно все в порядке. На всякий случай. А потом мы поговорим. Я могу взглянуть на малыша?

Варлам знал, что взрослые очень рассердились, что они отнимут у него ребенка, а его самого запрут в комнате, в которой не будет желтого цвета. Он крепче прижал малыша к себе, так что желтое одеяло закрыло тому ротик. Он отступил назад, к окну, и увидел внизу припаркованные милицейские автомобили и вооруженных людей, окруживших здание.

— Я попал в большую беду.

Нестеров осторожно двинулся вперед. Он не собирался отнимать ребенка силой — в схватке тот мог пострадать. Он вновь оглянулся на заместителя, и лейтенант кивнул, показывая, что готов стрелять. Нестеров отрицательно покачал головой. Ребенок находился слишком близко к лицу Варлама. Риск промахнуться был чересчур велик. Следовало придумать что-то еще.

— Варлам, никто не собирается бить тебя или причинять тебе вред. Просто отдай мне ребенка, и мы поговорим. Никто не станет сердиться на тебя. Даю тебе слово. Обещаю.

Нестеров сделал еще один шаг вперед, перекрывая лейтенанту линию огня. Генерал взглянул на коллекцию желтых предметов на полу. Он уже имел дело с Варламом, когда из магазина одежды было украдено желтое платье. От его внимания не ускользнуло то, что ребенок был завернут в желтое одеяло.

— Если ты отдашь мне ребенка, я спрошу мать, не можешь ли ты оставить себе желтое одеяло. Я уверен, она не откажет тебе. А мне нужен лишь ребенок.

Выслушав, на его взгляд, честное предложение, Варлам расслабился. Он протянул руки, предлагая ребенка. Нестеров шагнул вперед и выхватил малыша у него из рук. Убедившись, что у ребенка нет видимых повреждений, он передал его заместителю.

— Отвези его в больницу.

Лейтенант поспешно выскочил вон.

Варлам же, словно ничего не случилось, вновь уселся на пол спиной к двери, переставляя предметы в своей коллекции так, чтобы заполнить пустое место, образовавшееся после ребенка. Остальные дети в спальне вновь притихли. Нестеров присел рядом с ним на корточки. Варлам поинтересовался:

— Когда я получу одеяло?

— Сначала ты должен поехать со мной.

Варлам невозмутимо продолжал переставлять предметы. Нестеров мельком взглянул на желтую книгу. Это было армейское руководство, представлявшее собой секретный документ.

— Где ты взял это?

— Нашел.

— Мне нужно взглянуть на книгу. Ты не будешь возражать, если я посмотрю?

— А пальцы у вас чистые?

Нестеров отметил, что у самого Варлама руки были очень грязными.

— У меня пальцы чистые.

Нестеров осторожно поднял руководство с пола и перелистал его. Внутри, между страниц, было что-то вложено. Он перевернул книгу и потряс ее. На пол упала густая прядь соломенно-желтых волос. Он поднял ее и пощупал. Варлам покраснел.

— Я попал в большую беду.

Восемьсот километров к востоку от Москвы

16 марта

Раиса отказалась отвечать на вопрос, любит она его или нет. Она только что призналась в том, что солгала насчет своей беременности, так что даже если бы она сказала: «Да, я люблю тебя и всегда любила» — Лев бы ей не поверил. В любом случае она не собиралась смотреть ему в глаза и нести всякую романтическую чушь. Да и какой смысл был спрашивать ее об этом? Он как будто прозрел и понял, что их брак основывался отнюдь не на любви и взаимном уважении. А если бы она ответила правду: «Нет, я никогда тебя не любила» — он бы наверняка возомнил себя жертвой, как если бы она обманом заставила его жениться на себе. Она превратилась бы в аферистку, сыгравшую на струнах его доверчивого сердца. На ровном месте Лев вдруг уподобился сопливому романтику. Вероятно, это стало следствием шока — ведь он только что лишился работы. Но с каких это пор любовь стала неотъемлемой частью заключенной между ними сделки? Он никогда не спрашивал ее об этом раньше. Он никогда не говорил: «Я люблю тебя».

Она и не ожидала от него таких чувств. Да, действительно, он просил ее выйти за него замуж. И она ответила согласием. Он хотел стать женатым человеком, хотел иметь жену, хотел ее — вот он и получил то, что хотел. Теперь, оказывается, этого недостаточно. Лишившись власти, потеряв возможность арестовывать всех, кого вздумается, он вдруг преисполнился сентиментальности. И почему это он счел, что не его тотальное недоверие, а именно ее прагматичный обман привел к краху их матримониальных иллюзий? Почему она не может потребовать, чтобы он предъявил ей доказательства своей любви? В конце концов, это он ошибочно счел, что Раиса неверна ему, и организовал за нею настоящую слежку, которая легко могла привести к ее аресту. Он нарушил доверие между ними задолго до того, как она была вынуждена это сделать. Ее поступок объяснялся тем, что она хотела выжить. А он руководствовался лишь жалкой ревностью.