Шрифт:
Интервал:
Закладка:
АННА СЕРГЕВНА (у доски, увлеченно): Тогда Гринев ответил Пугачеву…
Ребята исподтишка стреляют друг в друга жеваной бумагой.
На рынке в Черкизове Али подходит к Тохиру.
*ТОХИР: Змееныш… мало тебя бил мой старший.
Взглянув в жесткие глаза Али, поспешно отдает деньги. Из-за стенда напротив Тахирова выходит один из тех парней, что заталкивали Рустама в машину и ставили на ковер. Целится из пушки в затылок Али. А он в это время быстро наклоняется и трогает кожу рыжих мужских ботинок – понравились. Тохир видит дуло, открывает рот. Пуля прямо туда залетела. Тохир падает, Али смывается, а убийца Тохира и не думает.
Паническое бегство с рынка. Бросают товар.
БЕГУЩИЕ: Ванька в Москве… Ванька Шестопал.
Проносится человек в змеиной куртке, сдирает ее на ходу, отрывая рукава, и бросает в лужу. Ангел смерти со смехом подбирает.
Ранние сумерки в Салтыковке. Ленина мать кладет пятаки на глаза Тохира. Лена раскатывает тесто. Рустам чистит картошку. Ангел смерти лупит крутые яйца артистичными руками. Стучит каждым яичком о крышку гроба.
РУСТАМ: Старшего зовут Далер. Всегда любил драться. Его сейчас в Ходженте нанимают для разборок. (Слышен мощный выстрел.) Из гранатомета… берут приступом дом змеиного главаря.
В сгущающейся темноте братва Шестопала лезет через образовавшийся пролом в стене. Бегают по дому, зажигают свет – никого. Змеи уползли.
Утро. В облупленном голубом домике хлопает открытая дверь. Уважаемый Мухтар лежит на полу с дыркой в черепе. Мышка горюет над ним. Ангел смерти уходит с брюзгливым видом врача, которому не дали спокойно позавтракать. В издевку надел белую шапочку и прихватил старинный чемоданчик с красным крестом.
Чуть подморозило поверх темной опавшей листвы. Али шагает по лесной дороге. Не в змеиной куртке – в обычной утепленной джинсовке. Выходит на захолустную шоссейку. Останавливает жигуленка. Сразу вынимает тысячу рублей.
АЛИ: На Казанку… на любую станцию.
Весенняя экспедиция на Памир, возглавляемая Рустамом. Цветут высокогорные луга. Пешком по каменистой дороге поднимаются Рустам, сильный драчливый Далер и трое однокашников Рустама, много раз появлявшихся в кадре.
*РУСТАМ: Далер, возьми у Вики рюкзак, она еле ползет. Устанешь – не будешь ко всем задираться, когда придем в селенье на той стороне. И следи за дорогой, не пропусти тропинки наверх. Башня будет видна сразу за перевалом.
Далер, бурча себе под нос, берет рюкзак у тонкогубой девушки Вики. Вешает его спереди. В досаде бьет рюкзак с обеих сторон кулаками. Долго бьет.
Возле одноэтажного каменного дома Рустамова отца. К садовой ограде, сложенной из неотесанного камня, подходят с рюкзаками Рустам и Далер.
*ДАЛЕР: Мы пришли на неделю раньше… уважаемый Собир обрадуется. (Пинает ногой скулящего пса.) Чего не радуешься?
Ангел смерти встает на пороге. Прикладывает палец к губам в знак молчанья. Медленно тает. Из дома выходит Мунира.
*МУНИРА (брату): Ты опоздал… его три дня как положили в землю… мы тебе звонили на мобильный… ты был с той стороны хребта… там не берет… хорошо, что вы повидались меньше месяца назад.
Гигантская фигура Рустама уперлась руками в горный хребет.
*ГОЛОС ОТЦА: Рустам… убери гору… я хочу еще раз услыхать твой голос по телефону. Ты так редко звонил мне из Москвы, Рустамджон.
Рустам шатает гору, слышен гул лавин. Они катятся с вершины двумя снежными клубками.
В Салтыковке Лена выпускает Мишку в палисадник,
МИШКА: Мама, сколько бывает дедушек?
ЛЕНА: Вообще говоря – у каждого человека по два. А у тебя было аж трое. Дедушка Собир, дедушка Тохир и дедушка Иннокентий.
МИШКА: И все-все умерли? (Лена кивает.) Хоть бы один остался… ну, этот, добавочный… который живет в люстре.
ЛЕНИНА МАТЬ (выглядывает из оконца – занавески с петушками, цветущие гераньки): Да полно тебе, Миша, сказки сказывать. Вот она я, твоя бабка. Погости маненько у бабки-то… тебя редко когда залучишь.
Мишка в Салтыковке спит на кровати с кружевным подзором. Ему снятся трое странных дедушек, не родных ему по крови, но вошедших в его, Мишкину жизнь. Дедушки-таджики сидят в квартире на Преображенке, в халатах и чалмах. Забились в разные углы дивана и важничают. Эти кадры мерцают вперемешку с милым зрелищем спящего Мишки.
ДЕДУШКА ТОХИР (к дедушке Собиру, сердито топорща черные усы): Уважаемый Собир… моему Далеру ничего не стоит поколотить Вашего Рустама. (Становится на голову возле дивана.)
ДЕДУШКА СОБИР (обиженным голосом): Уважаемый Тохир… мой Рустам в экспедиции был начальником Вашего Далера. (Снимает с ног стоящего на голове дедушки Тохира узорчатые востроносые туфли, бросает их на пол.)
ДЕДУШКА ИННОКЕНТИЙ (спускается с люстры в виде стеклянного ангела, подбирает туфли уважаемого Тохира, аккуратно надевает на его торчащие кверху ноги – задом наперед): Взрослые люди не дерутся. (Запнулся.) Ох, неправда… дерутся, еще как.
Тихий сентябрьский вечер. Рустам идет домой мимо Преображенского монастыря. Под старыми стенами, под желтеющими тополями – ни души. Али встает у него на пути с пушкой в вытянутых руках.
*АЛИ: Ни с места… я видел тебя… ты выходил из машины… тебе отворил дверцу парень Ваньки Шестопала. Предатель… наши давно тебя подозревали… поганый христианин… как ты проповедовал в вагончике… мне рассказывали. Читай суру, если еще помнишь.
*РУСТАМ: Али-ока… наши пути разошлись лишь потому, что ты летел самолетом, а я ехал автобусом. Я никого не предавал… брось оружье, Али-ока. (Делает шаг ему навстречу. Али стреляет.)
Весь экран становится красным. Потом появляется горный пейзаж. Розовеющая снежная вершина, куда ушел учитель – в точности тот же абрис. Над нею замкнутым венчиком – с дюжину облачных столпов, такой небесный Стонхэндж. К вершине трудно бредет одинокая фигура. Прямо рядом с нами слышен голос Рустама, без таджикского фона-дубляжа.
РУСТАМ (с мукой и сомненьем):
Брат мой… ты метко стрелял, не промазал,
А я еще не готов идти.
Анна Сергевна! где небо в алмазах?
Я не знаю пути…
Из-за вершины встает солнце, луч ложится Рустаму под ноги. Теперь его фигура занимает весь экран. Ступни тяжело проламывают наст, губы запеклись, обожженные солнцем глаза устремлены к вершине.
ТРИНАДЦАТЬ НЕВЫДУМАННЫХ ИСТОРИЙ
ИЗ ЖИЗНИ МОЕЙ СЕМЬИ И МОЕГО НАРОДА
1. Своя ноша не тянет
Сын Митька в 15 лет шел на лыжах по полю Тимирязевской академии. Нашел пьяную худую бабу лет 50-ти. Снял лыжи, поднял бабу, стал спрашивать, где живет. Баба отвечает членораздельно: «На Красностуденческом». Переволок Митька бабу через снежное поле. Баба узнала дом, подъезд, этаж, квартиру. Открыл такой же пьяный муж. Митька сдал ему бабу, и баба сказала: «Сынок, я в cтуденческой столовой работаю, ты приходи, я тебе и первое, и второе ...»
2. Отец убьет
Сижу на 9-ое мая в Тимирязевском лесу. Рядом тусуются пьяные подростки. Тут одна девка вскричала: «Меня не тронь, тебя отец мой убьет». Видя такую ее добродетель, я растолкала обидчиков, крепко держу пьяную девку. – «Пойдем, дура, домой». – «Не, не пойду, отец убьет». – «Пусть лучше тебя отец своей родительской рукой убьет». Тащу к выходу, спрашиваю, где живет. Девка отвечает членораздельно: «На Красностуденческом». Переволокла я девку через зеленое поле. Девка узнала дом, подъезд, этаж, квартиру. Открыл такой же пьяный отец. Я сдала ему девку, и отец сказал: «Ты вот нажралась, а учительница!!! должна тебя тащить».
3. Господь не дозволил
В войну девятьсот четырнадцатого года мать была гимназисткой младших классов. Приходит горничная диктовать письмо жениху на фронт: «Ангел мой Петя, хотя розы юности цветут на моих щеках, но я буду себя соблюдать, пока Господь дозволит». Письмо отослали, однако ж потом вышло так, что Господь не дозволил.
4. Смертный пирожок
К дедушке в именье Дмитровское приходит очень старая нищенка. Бабушка подала ей денежку и кусок пирога. Через малое время приходит другая, еще того старше. «Матушка барыня, дай-кось ради Христа смертного пирожка». – «Что ты, милая, какого тебе смертного пирожка, окстись, Господь с тобой!» - «А вот ты третьего дня подала Матрёне, так она лёгко померла...»
5. Бог милости прислал
Возле Дмитровского была деревня Истомино. Пошла из деревни бабка внучку крестить. Приходит назад. – «А вот Бог милости прислал, а я вам Нюшу принесла». – «Бабка, так у нас уж есть Нюша! - «А кто ж вас всех упомнит...» Так и вижу дюжину детских голов на печи и кучу валенок в углу.
6. Жалко Николашу
В старости мать жила в коммуналке на Хуторской улице. Приходит участковый арестовывать на 15 суток соседа Николашу. Не застал его, зашел к матери посоветоваться. Мать сказала: «Жалко Николашу». Участковый ее послушал. Вечером приходит Николаша, как всегда пьяный, жмется у дверей. – «Позвольте ножку, мерочку снять, я Вам тапочки сошью».
- Сон в летнюю ночь - Аркадий Застырец - Драматургия
- Слоны Камасутры - Олег Шляговский - Драматургия
- Монолог о браке - Эдвард Радзинский - Драматургия
- Тортоделка. Истинный шедевр - Евгения Грозд - Драматургия / Современные любовные романы
- Именем моей семьи - Ильдус Муслимов - Драматургия