-Так я как раз собиралась. Но очень трудно уйти, когда прирастаешь к месту.
-Знаю: ты тоже влюбилась, - мечтательно сказала Муха. - Признайся, что влюбилась!
-Иди ты к черту.
К черту Муха не пошла, вместо этого замурлыкала новую песенку, поигрывая зажигалкой.
Они снова уставились на горы. Рябина смотрела рассеянно, размышляя о чем-то своем, и ее синие зрачки равнодушно отражали тучи, поглотившие вершины.
Но цыганские глаза Мухи словно втягивали их в себя, всасывали зло и жадно. С отчаянием, почти с ненавистью. Слезы высохли, и ресницы торчали злыми колючками.
На соседнюю скамейку уселась компания парней с сигаретами и пивом в жестяных банках. Они о чем-то совещались вполголоса, искоса посматривая на Рябину и Муху. Весь поселок знал, что две недели назад на берегу разгромили лагерь неформалов, одного убили, остальных разогнали по всему побережью до самой Ялты. А внешний вид Рябины и Мухи мигом их выдавал.
-Скипнем-ка отсюда, - тихо скомандовала Рябина, покосившись на компанию.
-И побыстрее, - согласилась Муха.
Ей тоже не понравились пьяноватые выкрики и резкие голоса незнакомых парней. Агрессия компании не была направлена в сторону их скамейки, но в любой момент ситуация могла поменяться.
Девушки взвалили на плечи рюкзаки и отправились к дороге, ведущей вон из поселка.
Глава двенадцатая
Эльф: искушение
На крохотной площади перед кооперативным магазином, поверх рюкзака, брошенного прямо в прибитую дождем пыль, меланхолично склонив красивую светловолосую голову и полуприкрыв глаза потемневшими от недосыпа веками, сидел Эльф и играл на флейте. Это было небезопасно - сидеть совсем одному перед кооперативным магазином в тот мутноватый час, когда сумерки еще не опустились на поселок, а с пляжа возвращаются последние подвыпившие отдыхающие - и играть на флейте, чтобы заработать несколько монет себе на жизнь. Не меньше десятка опасностей угрожало такому человеку! Тем более, если у него длинные волосы, штопаная джинсовка с вышивкой на спине, бисерные браслеты на запястьях, а на груди - подвешенный на шнурке варган, искусно выточенный из дерева в виде нахохлившейся птицы: вещего ворона.
Но публика преспокойно заруливала в магазин, выруливала обратно и направлялась далее по своим делам - фланировать, ужинать, на танцплощадку, на дискотеку, в бар с уцающим блатняком, расположенный на подходах к пляжу. Мало кто замечал Эльфа, сидящего на рюкзаке и дудящего в свою дуду. Все устали после теплого солнечного дня - первого теплого солнечного дня за это затянувшееся, кошмарно холодное предлетье. И все же отдельные монеты по 5, 10 и 20 копеек падали в его перевернутую фетровую шляпу. "Зеленые рукава", "Полет кондора", кое-что из боливийского фольклора. И вдруг - без перехода - "Времена года": Вивальди сиротливо поплыл в воздухе, где уже царила вонь беляшей, жареных в позавчерашнем масле.
Эльфа никто не учил играть на флейте. Он импровизировал, с небесной рассеянностью пробегая по дырочкам пальцами. В принципе он мог бы импровизировать на чем угодно - на любом музыкальном инструменте, подвернувшемся под руку: фортепьяно, гитаре, кларнете. И даже шаманское жужжание варгана необъяснимым образом обретало в его руках строгие нотки классического инструмента.
Флейта заливалась певчей птицей, наполняя сложными музыкальными фразами маленькую площадь, зажатую между импровизированным рынком, столовой с беляшами и перловкой (а заодно подвешенными к потолку лентами для мух и вентиляторами от жары; с неистребимым, перекрывающем собой и подливку, и солянку, и туалетную вонь запахом хлорки), а возлюбленная его скрипка с дорогими лакированными боками тихо дремала тем временем в футляре, лежавшем рядом с Эльфом.
-Классно, - сказала незнакомая женщина. - Классно играешь.
Она нарочно употребила это "классно" вместо "хорошо": ей хотелось выглядеть помоложе и поразвязнее.
Вместо ответа Эльф приподнял веки и коротко посмотрел на нее синими с поволокой глазами.
И женщина, которая пришла купить сюда кое-что из кооперативной снеди - и снеди, следует заметить, не дешевой: такие товары лишь недавно обосновались на полках и прилавках некоторых торговых заведений - ощутила непривычную слабость в коленях и сладость в груди, а также сладкое, томительное, почти болезненное посасывание внизу живота.
-Классно играешь, - повторила женщина, прислушиваясь к собственным ощущениям.
Она выбралась на несколько дней к морю отдохнуть, устала от одиночества, непрерывных дождей и хреновой погоды. В городе ее ждали дела, но сегодня спешить было некуда. Ей не хотелось уходить: вдруг она больше не встретит в поселке, среди отдыхающих, которые с каждым днем все прибывали и прибывали, этого худенького парня, не взрослого и не мужественного, но вызвавшего в ней такой неожиданный телесный отклик? Женщина старалась, но не могла вспомнить случай, чтобы она вот так запросто клюнула на уличного музыканта. Старею, недобро усмехнулась она. Вот гормоны и взбесились. Как иначе все это объяснить?
Кто-то проходил мимо. Мужчина, который держал в левой руке двухлитровую пластиковую бутыль домашнего вина, а правой легонько приобнимал за худенькие плечи девушку в короткой юбке, курившую на ходу тонкую сигарету и смотревшую в пустоту стрекозиными блюдцами солнечных очков; парочка заметила Эльфа, притормозила и уронила в его фетровую шляпу серебряную монету.
Потом прошел дядька, любитель здорового образа жизни в белых шортах и разноцветной гавайке, в панаме на лысеющем черепе; постоял, послушал, хмыкнул, и бросил пять копеек.
Какой-то парень, едва выйдя из магазина, впился зубами в подтаявшее мороженное. Прислушался к Вивальди - и ничего не бросил. Вслед за ним - бабушка и внук с пакетом развесных сушек.
"Хочу сосиску в тесте, хочу сосиииску", - ныла обгоревшая на солнце девчушка лет семи, заступая дорогу матери,