мир.
-Разве она не отражает реальную жизнь? Она помогает в ней разобраться, понять ее законы, - выпалила Лота, боясь, что Птица ее перебьет.
-Большая часть книг сбивают с толку. А вообще, все, что мне нужно, я уже прочел. Кое-что планирую прочесть, но это вряд ли совпадает с надписью на твоей обложке. Да ладно, ладно, не обижайся. Это я любя. Так что все-таки за книжка?
-Не скажу. Тебе не интересно, я знаю.
-Интересно. Уже интересно!
-Успенский, "Слово и словах", - Лота почувствовала, как это убого прозвучало.
Птица разочаровано хмыкнул.
-Видишь, опять слова. Ты слишком доверяешь словам, ты увлекаешься ими, тебе нравится лепить из них какие-то конструкции, слушать, как они сталкиваются друг с другом. Но ведь это только звуки, они не порождают ни образов, ни глубины.
-Это плохо? - глуповато спросила Лота.
-Плохого то, что смыслы зарастают словами, как поле сорняком. А страдаешь в итоге ты сама. Вместо того чтобы раскрываться, еще больше замыкаешься.
-Что же мне делать - ничего не читать?
-Слушай, не принимай близко к сердцу. Это ведь тоже слова. А я все больше с собой по привычке разговариваю, - улыбнулся Птица.
-Понятно, - убито проговорила Лота.
-Да ты не кисни, - Птица привлек ее к себе и обнял за плечи. - Я это к тому, чтобы ты переключилась на что-нибудь более содержательное.
- У нас нет ничего содержательного. Книжку с собой привезла только я одна.
-Почему? Вон в кухне на полочке над столом - "На дне". Горький-сладкий-застегнутый-расстегнутый. Кто-то забыл. Очень, между прочим, неплохое чтиво.
-Не люблю Горького. Мне его в школе хватило.
-Понятно, что не любишь. Такие вещи приучать себя нужно любить. Это тебе не слово о словах - стукнулось слово о слово, звук пустой полетел, а ты и довольна. Героин для уха.
Что ж, ему была интересна сама Лота, а это главное.
Читать она передумала, ей хотелось поболтать с Птицей. Так получалось, что она все время собиралась, но почему-то никак не могла ничего ему толком про себя рассказать. Это было даже интересно: Лота - как будто не Лота, а кто-то другой - с биографией, не известной даже ей самой.
-У меня есть подруга... - начала она, воодушевившись.
* * *
Произнеся эти слова, Лота вспомнила день, когда они с Гитой рисовали волшебный город. Они сидели во флигеле, где располагалась мастерская Гитиного отца, и рисовали на загрунтованном картоне, который хранился в твердых фабричных упаковках, и его можно было брать, сколько пожелаешь. У Гиты получались хрупкие изящные домики, как в "Марсианских хрониках" Бредбери, изукрашенные ажурными лесенками, похожими на кружевную вязь или тени древесных ветвей. Лота помнила, как она поддевала краску из тюбика кончиком кисти и осторожно вела по картону, пририсовывая лестницу, которая шла из оконца с кружевной занавеской, карабкалась отвесно по стене вверх, как плющ, и подходила к таинственной запертой двери. Кое-где штукатурка нарисованного дома отлетела, обнажив кирпичную кладку. Рядом располагались другие лестницы, которые казались продолжением этой новой, или ее родными сестрами. Было очевидно, что Гита отлично рисует, и, несмотря на то, что иногда ее неожиданным креном заносило в примитивизм, в нарисованных домах наблюдалась перспектива, и уходящие в эту перспективу стены были темнее, а между зданиями и постройками лежали глубокие тени, и каждая архитектурная деталь - лесенка, карниз, выступ - тоже снабжались соответствующей тенью, что придавало Гитиному городу объем, и город казался выпуклым, а чернота небес уводила вглубь и казалась бездонной. Лотины же домики все до единого были плоскими прямоугольниками, не обремененными ничем, что усложнило бы технику и хоть сколько-то затруднило автора. Это были инфантильные строения, над которыми куце помещалось несерьезное небо. Зато ее постройки чем-то напоминали Питер с его старыми доходными домами. В одном окне Лота нарисовала цветок в горшке, в другом - сидящую на подоконнике кошку, в третьем - лицо незнакомого человека. Лицо было бледным, худым и немного страдальческим, и мрачен был фон в глубине - темные, почти черные недра чужого дома. "Это я?" - хихикнула Гита, ткнув себя пальцем в грудь, потом обернулась и посмотрела в зеркало, сверяя портрет с отражением. "Похоже", - заключила она и тут же в отместку нарисовала Лоту: человечка на длинных ногах, в расклешенных брюках, разноцветном вязаном шарфе и с зонтиком. Наверное, тот день вспомнился Лоте из-за сходства нарисованных домов с питерскими, а Птица был из Питера и, значит, жил в одном из них.
* * *
-У меня есть подруга в Москве, - повторила Лота.
-Правда? - любезно отреагировал Птица.
Он посмотрел на нее с серьезным и немного обескураженным видом.
-Та самая, которую я искала в Симеизе, помнишь? И теперь она мне снится. Представь: дом, родители, бабка - не приснились ни разу. Город - только в виде размокшего театрального задника. А она - постоянно. Как ты думаешь, это к добру или к худу?
-Не в кошмарах, надеюсь?
-Нет, не в кошмарах. Но странные сны. Сегодня, например, приснилось метро. Знаешь, бывают станции, где поезд выскакивает на поверхность, получается как бы перрон для электричек где-нибудь загородом. И вот мы с Гитой стоим на платформе. Курим, болтаем о чем-то. Но главное - совершенно нет ощущения, что это сон! Нет привкуса сна - полная иллюзия реальности. Стоим, ждем и знаем, что сейчас подойдут два