Жирное блестящее тельце паука было омерзительно. Его тонкие, покрытые волосками ножки шевелились, вызывая приступы тошноты. Я закрыла рот рукой и задом попятилась к выходу.
Постучав в дверь, я отошла к ширме, не сводя испуганного взгляда с паука и опасаясь, как бы он не решил прогуляться по моей комнате. Дверь открыл один из дежуривших возле нее телохранителей.
– Что случилось, госпожа? – спросил он, не смея поднять на меня глаза.
– Уберите паука, – осипшим голосом скомандовала я и рукой показала на стол.
Валиде абсолютно ясно дала мне понять, что она думает о привязанности ее сына к моей персоне. Я слишком рано позволила себе успокоиться и расслабиться, забыв на одну только ночь, что я в гареме. Но ведь никто и не говорил, что будет легко…
Глава 31
Медленно ступая по шуршащему гравию садовой дорожки, я все никак не могла отделаться от тошнотворных картинок перед моими глазами. Как будто я посмотрела фильм по очередному роману Стивена Кинга «Паук в твоей тарелке».
Потерявшая с перепугу дар речи Лерка плелась рядом, теребя свои пальцы, словно у нее в руках были четки. Мне было невыносимо это безмолвие.
– Лер, ну хватит уже, поговори со мной! – взмолилась я.
– Это же чертов ядовитый паук, Лекси! – эмоционально ответила она, пронзив меня пугающим взглядом. Ее спокойные медовые глаза превратились в две черные точки из-за расширенных зрачков и выглядели весьма зловеще.
– А мы в чертовом шестнадцатом веке, в гареме персидского шаха! – ответила я ей не менее эмоционально. – Тут везде одна сплошная чертовщина!
– Но ведь он мог тебя укусить! Или меня! – ее голос задрожал.
– Не укусил же! Это предупреждение, ультиматум. Настоящая война впереди.
– С кем ты собралась воевать? С валиде? – Лерка усмехнулась. – Да тебе крышка!
Я повела плечами – стало немного обидно за свои способности, раз даже закадычная подруга считает меня никчемным воином, который при первой же опасности шлепнется на лопатки и поднимет лапки кверху.
– Воевать будет она. Я же собираюсь только уклоняться вовремя от ее ударов и не давать повелителю повода для гнева.
– Залететь бы тебе не помешало, – философски заметила Лерка, всматриваясь куда-то в даль.
– Да, это подрезало бы на время крылья гаремным воронам.
– Нам нужны союзники и меры предосторожности – я теперь боюсь есть, пить, спать… Повсюду мерещатся убийцы.
Мы дошли до знакомой мне резной деревянной беседки и расположились на ее мягком диване. Внутри, под сенью раскидистых листьев сумахов было прохладно, хотя полуденное солнце и старалось поджарить все на своем пути. Мы притаились в дальнем углу, задернув полупрозрачный тюль штор, и продолжили разговор.
– Первиз-бей на нашей стороне, – сказала я, – но что он может против валиде?
– Первизик… – прошептала Лерка и мечтательно закатила глаза, – я совсем забыла тебе сказать, что он приходил ко мне ночью, – она игриво поддернула бровями, словно флиртуя со мной, – у меня до сих пор коленки трясутся. Он просто ненасытный жеребец!
– Похоже, что это ты у нас первая залетишь, – ответила я ей с улыбкой, на мгновение забыв о серьезной теме нашего разговора.
– Смотри, кто это идет? – Лерка взглядом указала мне на дальний угол поляны, скрытый ровным рядом фисташковых деревьев.
Две фигуры – мужская и женская – появились на горизонте. Первой шла молодая красивая девушка в длинной золотистой накидке. Я узнала ее – это была та самая юная нимфа, которая сидела рядом с валиде во время праздника у падишаха.
Отстав от нее на пару шагов, следом шел красивый юноша не более двадцати лет. Его смуглое лицо, слегка раскосые глаза и пухлые губы выдавали в нем представителя кочевых народов. Об этом же свидетельствовал и его костюм, отличающийся от мужских нарядов персов. Черные кожаные штаны блестели на солнце, а жилетка, надетая поверх белоснежной льняной рубахи, выгодно подчеркивала сильные плечи. Вместо высокого тюрбана на его голове был треугольный головной убор, отороченный черным мехом.
– Это же шахская родственница, – прошептала я Лерке, в то время как парочка остановилась в нескольких метрах от беседки.
– Эфсуншах-ханум, – сказала Лерка, едва шевеля губами, – родная сестра падишаха.
– Ты прям ходячая энциклопедия.
– Станешь тут энциклопедией, когда две недели с утра до ночи учеба.
– Тсс, – я приложила к губам палец, – давай послушаем, о чем они говорят.
Лерка кивнула, и мы начали напряженно вслушиваться в их отдаленные голоса.
– Госпожа, вы разрываете мое сердце на куски! – донеслись до нас пылкие слова юноши. – Мне незачем здесь больше оставаться! Моя доля теперь – верный конь и бескрайняя степь.
– Далат, это не я разрываю ваше сердце, а воля падишаха! Моя жизнь решена, он выдает меня за старика Ансара, бейлербея Карадагского ханства, чтобы укрепить границы с юга.
– Госпожа, одно ваше слово – и я голову сложу за вас! Давайте сбежим!
Вдалеке раздался треск сухих веток и громкие голоса. Эфсуншах испуганно осмотрелась и, слегка коснувшись своей рукой лица возлюбленного, быстро скрылась в лабиринте садовых дорожек, оставив юношу наедине с его несчастьем.
– Вот это страсти-мордасти! – удивленно выдала Лерка, во все глаза таращась на молодого монгола.
– Тише, мне кажется, сюда идет Джахан, – сказала я, всматриваясь в силуэты появившихся теперь с другого конца поляны людей.
Возглавляли процессию двое. Первый – огромный, как скала, пожилой мужчина в красном кафтане с нашитыми кожаными аппликациями и в высокой треугольной шапке из войлока, обшитой рыжим мехом лисицы. С его плеча свисал длинный лисий хвост. Рядом с ним – Джахан в золотистом кафтане и высоком головном уборе, похожем на трапецию. Сразу за ними шел Первиз-бей и четверо бессмертных в красных одеждах и высоких кожаных шапках, напоминающих янычарские кече.
Молодой «Ромео», заприметив падишаха и его гостя, снял шапку, оголив блестящую лысину, из самого центра которой росла тоненькая черная косичка.
– Отец, повелитель, – сказал он и почтительно поклонился обоим мужчинам.
– Далат, как ты возмужал! – воскликнул падишах и похлопал его по плечу. – Идем с нами, мы с Алтан-ханом обсуждаем ваши дела на китайской границе, мне интересно будет послушать твое мнение.
Юноша улыбнулся и благодарно склонил голову.
– Благодарю вас, повелитель, за приглашение. Для меня честь обсуждать с вами дела государства.
И процессия двинулась дальше, в глубь лабиринтов из постриженных кустов сумахов и ровных, точно искусственных, пробковых деревьев.
– Подумать только, – прошептала я, – сын монгольского хана влюблен в сестру падишаха, а ее выдают замуж за азербайджанского бейлербея. Вот это «Санта-Барбара»!