– Разве Первиз этот потомок? И если это так – как он узнает, куда ему нужно идти? Неужели он караулит каждую ночь первую звезду и потом вычерчивает траектории падения ее лучей? Это же бред!
Вся эта околомагическая чертовщина никак не укладывалась в моей голове. У меня даже макушка начала чесаться от мысленного перенапряжения.
– Первиз потомок династии Салманов. Именно род Салманов дал государству первого великого визиря, который обладал сверхъестественными способностями. Он лечил болезни наложением рук, молитвой останавливал вражеское войско и во сне видел будущее. Вскоре первый правитель династии, шах Аббас, заподозрил его в колдовстве, что в исламе карается смертью, и приставил к нему охрану, чтобы те следили за ним и все докладывали падишаху. Но предок Первиза, Мустафа-паша, ничего не мог поделать со своими способностями, это было ему дано свыше. Однажды он увидел во сне свое страшное будущее – казнь через отсечение головы мечом. Он также увидел во сне, что у всех его потомков будет по сыну и что каждый из сыновей будет иметь часть его силы. В ту ночь ему приснился и этот портал в будущее.
– Лера, ты говоришь такие вещи, что у меня волосы на голове встают дыбом, – прошептала я, хватая ее за руку.
– После того, как я своими глазами видела ту масляную стену, – я уже ничему не удивляюсь, – с нервным смешком ответила подруга.
– Так его казнили? – спросила я. – Этого Мустафу-пашу?
– У Мустафы-паши был сын. Наутро после этого сна он вышел на балкон своего дворца подышать воздухом и увидел черного ворона, который кружил над ним, словно зазывая куда-то. Мустафа-паша все понял – это знак. Он взял сына, сел на лошадь и поскакал за вороном. Птица привела его к стене.
– И что дальше?
– Он передал ребенка семье пастуха верблюдов, которая жила неподалеку в деревне бедуинов, и дал им мешок золота, чтобы они воспитали его как родного, но при этом не утаивали, кто его великий предок. От этого мальчика и пошел весь дальнейший род Салманов, в том числе и Первиз.
– Значит, он такой же маг, как и Мустафа-паша? – спросила я, пытаясь осознать смысл своих же слов.
Мне всегда казалось, что маги, вурдалаки, оборотни и вампиры, ведьмы и всякие феи – не более чем выдумка голливудских сценаристов да всяких Гансов Христианов Андерсенов. Мне все никак не удавалось внутренне принять рассказ подруги. Я чувствовала себя заложницей устоявшихся стереотипов общества двадцать первого века.
– Нет, не такой же. Он только видит во сне, что портал откроется, и следует за вороном. Как и предсказал Мустафа-паша, у его потомков только часть его силы.
– То есть вы вчера всю ночь гнались за летящим в небе вороном? – удивленно спросила я, чувствуя, как к горлу подкатывает истерический смех.
– Именно. Если бы ты слышала, как кричала эта Зейнаб-калфа! – Лерка устало закатила глаза, всем своим видом показывая, что эта старуха доставила им кучу неудобств во время «поездки».
Я не удержалась и рассмеялась в голос – защитная реакция моего головного мозга на услышанное.
– А я-то думала, что у вас была «ночь любви и страсти», – выдала я, захлебываясь от смеха.
– Ага, почти! – Лерка улыбнулась, затем хихикнула, а потом, заразившись моим весельем, начала хохотать от души, удерживая трясущийся живот и смахивая смешливые слезы.
Немного успокоившись, я вспомнила еще одно непонятное обстоятельство.
– А как наш похититель, этот душка-пастух Ахмед пронюхал про портал? И почему он вообще отправляет сюда девушек?
– Я тоже спросила об этом у Первиза, – сказала Лерка. – Он говорит, что до встречи с Ахмедом всегда только рассматривал людей по ту сторону, никак не выдавая своего присутствия, но в тот день ему захотелось потрогать их, из праздного любопытства. Он просунул сквозь стену руку и ухватил Ахмеда за шею. Тот со страха чуть не помер. Кричал как потерпевший. Пришлось Первизу его за стену втянуть да пригрозить – мол, будешь теперь в гарем девушек приводить, иначе попадешь в ад. Вчера ему повезло – получил сварливую бабу в качестве награды за свои труды.
– Черте-что и сбоку бантик! – резюмировала я нашу беседу и вновь обратила свое внимание на новое платье. – Пора… – на выдохе вырвалось у меня, и сразу же тугой комок встал поперек горла.
– Куда? К любимому? – спросила подруга, игриво играя бровями.
– К нему. Наложницу новую поведу, – обреченно ответила я и виновато посмотрела в изумленные Леркины глаза.
Теперь пришла ее очередь диву даваться. Это вам не легенды про магов и целителей рассказывать. Это настоящая жизнь, с причудливыми поворотами судьбы и подводными камнями, не обойдя которых счастья не построить.
Глава 28
Я ощущала себя стойким оловянным солдатиком, внутри которого завели механизм движения. Мои ровные, спокойные шаги, прямая спина и сложенные перед собой руки рисовали в воображении Фатьмы и сопровождающих нас евнухов обманчивую картину равнодушия.
Счастливая до одури наложница летела за мной, точно птица. Ее сбивчивые шаги и порывистое дыхание выдавали внутреннее волнение и трепет, свойственные всем девушкам перед тем, как впервые остаться наедине с мужчиной.
Дэрья Хатун постаралась на славу, подослав к ней своего личного «стилиста». Фатьма была похожа на модель из глянцевого каталога женской одежды «весна-лето 1576» – блестящие, черные, гладкие, как шелк, волосы рассыпались по плечам и лопаткам, пухлые сочные губы манили алым цветом, большие миндалевидные глаза подвели черными угольками, а скулы подрумянили пыльцой из высушенных цветков сумаха, которые придали им едва уловимый рубиновый блеск.
Подол ее красного атласного платья с широким массивным поясом, украшенным по центру металлическими дисками, шелестел, соприкасаясь с неровной поверхностью каменного пола.
Но больше всего меня злила прозрачная газовая ткань, соединяющая и так чересчур откровенный бархатный лиф с юбкой.
Ее плоский, красивый живот с манящей пупочной впадинкой ловил восхищенные взгляды евнухов.
Я, несмотря на свое шикарное сиреневое платье, вьющиеся, отдающие золотом волосы и не менее яркую «боевую раскраску» на лице, автором которой была Лерка, ощущала себя ее дублером, как на съемках фильма.
Все внутри меня паниковало и истерило. Мне хотелось резко развернуться, в клочья разорвать прозрачный шифон, исцарапать ее гладкое фарфоровое лицо, с размаха ударить кулаком по переносице, чтобы «поправить макияж» парой отменных фингалов, но я сдерживала себя, мысленно повторяя свою мантру: «Он выберет меня».
Остановившись перед дверьми шахских покоев, я ощутила такой прилив адреналина в крови, что мгновенно покраснела, теряя под ногами землю. Сердце в груди ухало, словно огромный сердитый филин, и этот звук эхом отдавался в ушах.