Воды во фляги мы набрали из горных талых ручейков, бежавших по камням с обеих сторон тропы. Она была чистая, как слеза, холодная и, кажется, сладкая. Вид на гавань открывался замечательный, и нам оставалось только ждать. "Гекатонхейр" должен был прибыть ближе к полуночи — так что пироги пришлись как нельзя кстати.
Я с внутренней дрожью всматривался в тонкую линию огней на набережной Лисса. Ветер доносил звуки оркестра.
— А ты, Кузьма? У тебя любов биль? — спросил вдруг Эш.
— Ась? Кого бил? А-а-а-а... Да. Была жена. Очень хорошая. Ее уполномоченные за ноги повесили как контрреволюционный элемент, пока я с тевтонами на фронте резался, — преторианец дернул головой, — А любовь там или не любовь... Бог знает. Я не женюсь больше — вот это твердо решил.
Целое море огней взмыло внизу над набережной, поднимаясь всё выше и выше. Некоторые из них горели особенно ярко — как настоящие звезды. Над Лиссом парили небесные фонарики, постепенно под воздействием ночного бриза смещаясь в сторону рейда с десятками парусных судов.
Я думал сначала о пани Бачинской, потом — о Джози, и — дольше всего — о Лизоньке Валевской.
— О, Джа! — вдруг выдохнул Тесфайе, а потом упал на колени и начал молиться на своем языке, истово и громко.
Звездопад обрушился на корабли в гавани, и море загорелось, заполыхало множеством костров. Это был конец парусного флота Федерации.
XIX ПАСТУХ
— Как вы это сделали? Что за дьявольщина творится в гавани? — капитан Прищепов встречал нас у самого люка, помогая выбраться из корзины.
Арис, которому вопрос и адресовался, бесцеремонно ткнул в меня пальцем:
— Это всё драгоценный наш командир. Мы двое суток заворачивали в пропитанную горючим корпию шамонит и клеили фонарики. Корабли в гавани Лисса размещались чуть ли не борт к борту — особенности фарватера... Там была церемония...
— Да-да, все газеты давали анонсы — чествование павших героев. Академический Зурбаганский оркестр и всё такое, — Прищепов подкрутил ус, — А как вы так рассчитали, чтобы фонарики упали именно на палубы кораблей, а не в море? Просто мистика какая-то!
Он пытливо уставился на меня. Наверное, думал о массовом военном применении подобного зажигательного средства. Пришлось его огорчить:
— Никак. Никакого расчета. Просто предположение, что из почти тысячи фонариков хотя бы пара десятков упадет туда, куда нужно. А потом близкое расположение судов друг к другу, свежий бриз и невозможность быстро потушить шамонит сделали свое дело. Когда огонь пожирал корпию и добирался до шамонита — вспыхивала и бумага, и штапики, и, конечно же, фонарик падал вниз... Урон мог быть разным, может быть — один корабль, может быть — двадцать. Кажется — всё получилось всерьез, да? Что вы видели сверху?
— Пылает вся гавань. Они сгрудились у выхода из бухты и мешают друг другу, попытки отойти на внешний рейд — какие-то бестолковые. Скорее всего, большая часть матросов на берегу... Это ад, сущий ад! — капитан нервно подкрутил усы, а потом растерянно проговорил: — Еще и из Гертона в эфире одна сплошная чертовщина... К счастью — нас сменяют. "Гекатонхейр" переводят в Абиссинию, сюда прибудет "Тифон". Я могу доставить вас в окрестности Гель-Гью или Дагона, ну и наш арсенал — к вашим услугам. Большего не ждите — мы и так нарушаем все конвенции и договоренности одним своим присутствием в небе Федерации.
— Правьте к Дагону, — сказал я.
* * *
Многие города Федерации создали свои именные подразделения — по примеру "Зурбаганских Зуавов". "Лисские Берсальеры" — в отличных шляпах с плюмажами, развеселые и лихие; "Гертонские Гренадеры" — из ветеранов осады Сан-Риоля, знающие толк в городских боях; "Гусары Гель-Гью" — кавалерийская часть, которая проявила себя пока что только в усмирении нескольких бунтов городского ополчения, а еще у них была роскошная алая форма, куда ж без этого!
И, конечно, "Дагонские Кирасиры". По большому счету это было что-то вроде моторизованной части, тяжелой пехоты, имеющей в качестве экипировки шлемы, траншейные панцири, наручи, наколенники и налокотники из вороненой легированной стали и Бог знает каких присадок. Дагонцы в принципе считались народом неприветливым и недобрым, упертым и целеустремленным, склонным к жесткости, даже жестокости. А кирасиры и вовсе не знали жалости. Бригадиром — или бригадным генералом — как угодно, у них был Джон Бутлер, тот самый, который осмелился бросить вызов самому Артуру Грэю на президентских выборах.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Кирасиры использовали для передвижения монструозные грузовики на газогенераторных двигателях, работающих на угольной пыли — я только краем уха слыхал о таком чуде техники, а видел и вовсе впервые. В качестве вооружения чаще всего применялись компактные самозарядные карабины, дробовики, ручные гранаты-колотушки, даже редкие пока 75-миллиметровые горные гаубицы собственного, дагонского производства.
Мы наблюдали за всем этим великолепием с гребня холма. Ротная колонна кирасир, грохоча, пылила в сторону города, производя впечатление некоей стальной огнедышащей гигантской змеи.
— На переформирование едут, — сказал Кузьма, — Половина машин — пустые. Будут доукомплектовывать.
— Или — за партией вооружения для фронта, — буркнул Арис, — Дагон — кузница Федерации.
— Оружие они в порт возят, э! Машинами много не накатаешь, — Эшмуназар, видимо, был в курсе дела, — Баржи имеют, буксир цепляют, везут куда надо... В Зурбаган, оттуда жэлэзной дорогай... Или — в Риоль, оттуда — пароходом, да...
Акцент у него проявлялся в самые неожиданные моменты, хотя чисто говорить на лаймиш он умел — это было совершенно точно известно.
Такие баржи с оружием очень хорошо охранялись, натальские рейдеры не могли к ним даже сунуться — для их сопровождения адмирал Летика выделял купленные у Альянса эсминцы. А эти звери были не по зубам корабликам вроде "Малышки". Морская логистика была налажена и имела ключевое значение — железнодорожная инфраструктура только-только создавалась, единственная ветка не могла решить вопросы массовых поставок, а грузовики на газогенераторах все-таки были пока еще только дорогостоящей, экспериментальной игрушкой.
Фабрики Дагона вместе с "игрушечным" заводом в Каперне действительно были ключевым элементом военной машины Федерации. Я это прекрасно понимал, а потому развернул тут же, на камнях, карту города. Своими очертаниями он походил на песочные часы — промзона и жилые кварталы, Бутылочное горлышко с эстакадой, портовый район, грузовые терминалы, причалы и пирсы, и бесконечные склады, полные продукции предприятий Дагона. Мой палец уткнулся в горные отроги, почти разделявшие город на две части.
— Нам нужно сюда, — сказал я, — С любой стороны.
Кузьма крякнул:
— Это крюк в двадцать верст и в гору — две версты! Нам нужен проводник, иначе мы ноги переломаем на этих склонах...
— Масса, вон, глядите, — толстый коричневый палец абиссинца указал на склон ближайшего холма, — Там живет пастух. Пастух будет хорошо знать окрестности...
Арис, никого не спрашивая, скинул с плеча котомку и двинул в сторону дома. Ну да, работа с населением — это по его части. Я быстро свернул карту и сказал:
— Продолжаем наблюдение, Кузьма за старшего, — и двинул за особистом.
Знаю я этого Ариса, только из поля зрения выпустишь — а он уже жилы чьи-то на кулак мотает. Страшный человек!
* * *
Пастуха, кажется, вовсе не смущало лезвие кинжала, которое особист прижал к его кадыку. Он с любопытством глядел на нас из-под густых седых бровей, а потом проговорил:
— Коли я портки надену, разговор куда как обстоятельнее выйдет...
Старик сидел на трехногом табурете, и его срам прикрывала длинная хлопковая рубаха. Так-то пастух был крепок, сразу и не скажешь, сколько ему лет. В кряжистом теле, жилистых руках и ногах еще имелась сила, да и лицо его было волевым и, кажется, хитроватым.