Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Большинство людей были пожилыми и очень элегантно одетыми. Шляпы некоторых леди украшали перья, а на их плечи, несмотря на теплую погоду, были наброшены меховые накидки. На шеях женщин красовались жемчуга и бриллиантовые броши, ярко блестевшие в тусклом свете. Несколько джентльменов в шляпах и строгих костюмах сидели за столом, играя в карты и горько усмехаясь, хотя при других обстоятельствах они посмеялись бы от души. В углу, возле стойки трое музыкантов исполняли цыганские мелодии под аккомпанемент скрипки и гитары. Почтенная пара медленно танцевала в полутемной комнате. Некоторые из посетителей говорили на венгерском языке, другие — на английском, произнося слова скорбным, почти трагическим тоном, но их разговоры сводились приблизительно к одному: «Революция… они предали свою страну… храбрецы положили свои жизни… а мы уже немощные, и единственное, о чем мы могли бы мечтать, так это умереть в родном краю…» Селестрия понимала, что находится в центре всеобщего внимания, особенно со стороны женщин, чье неприязненное отношение к ней проявлялось так же сильно, как и их страдание. И это было вполне объяснимо: она являлась в их глазах чужой, незваной гостьей. Решив, что все-таки благоразумнее подойти к мужчинам, она быстрыми шагами направилась к столику, за которым четыре чудаковатых старичка играли в карты. Селестрия напустила на себя уверенный вид, хотя это было далеко от истины.
— Извините, — приторным голосом произнесла она. — Я кое-кого ищу. — Один из мужчин изумленно поднял свои густые брови, пушистые и рыжие, как лисий хвост, и кивнул. Селестрия продолжала. — Графиню Валонью, — объявила она. При упоминании этого имени все четверо мгновенно обменялись хитрыми взглядами. Человек с лисьими бровями пожал плечами, продолжая покуривать трубку.
— Графиня не появлялась здесь уже неделю, — ответил он.
— А вы случайно не знаете, где я могу ее найти? — Она выдавила из себя застенчивую улыбку.
— А кто ее спрашивает?
— Меня зовут Селестрия Монтегю.
— Граф Бадрасси, — представился мужчина, протягивая руку. Он даже не улыбнулся. — Ты не хотела бы присесть и составить компанию старику?
— Благодарю, но я не собираюсь здесь оставаться, — вежливо ответила она, не желая его обидеть. — Я по очень срочному делу. — Граф Бадрасси обратился к своим товарищам на венгерском языке, и они все вдруг рассмеялись, явно на ее счет. Она почувствовала, что ее планы начинают рушиться, и тут ей в голову пришла неожиданная мысль.
— Это касается ее семьи, — вдруг произнесла она. — У меня очень плохие новости.
Неожиданно их лица стали серьезными: они прекрасно знали значение этих слов, которые могли ассоциироваться лишь с наихудшими предположениями. Граф Бадрасси завел беседу с соседом, не вынимая трубки изо рта, и, взяв колоду карт, ясно дал ей понять, что их разговор окончен.
— Она живет в Уэймуте. Я не помню номер дома, но ты узнаешь его, как только увидишь. — Она поняла, что это был максимум информации, которую она могла здесь получить.
Выйдя наконец из помещения, она с облегчением снова вдохнула теплый лондонский воздух, оставив подозрительных пожилых людей и дальше прозябать в бездействии. До района уэймутских конюшен можно было добраться на такси. Маленькая улица, вымощенная булыжником, с домами, облицованными красноватой плиткой, с окон которых свисали симпатичные горшочки для растений, была вся залита теплыми лучами полуденного солнца. Белый пушистый кот спал на подоконнике, во сне чуть подергивая хвостом: вероятно, ему снилась миска молока или жирная мышь; молодая женщина грохотала коляской по камням, направляясь к главной дороге. Граф Бадрасси сказал, что она узнает дом, как только увидит его. Как жаль, что она не задала ему наводящих вопросов, так как она не знала, что искать. Спрашивать было не у кого: молодая женщина с коляской была уже очень далеко от нее, а кот едва ли мог ей чем-нибудь помочь.
Она решила прогуляться по улице и заглянуть в каждое окно. Возможно, графиня прикрепила венгерский флаг к столбу возле своей двери, хотя Селестрия вряд ли бы узнала его. Она какое-то время шла, пока ее внимание не привлек последний дом по левой стороне. Он был такого же размера, как и все остальные. Но его главное отличие состояло в том, что возле него раскинулся куст вьющейся глицинии, ветки которой, устремляясь ввысь, полностью покрывали фасад своими сочными зелеными листьями. Окон поэтому почти не было видно, а редкие промежутки среди зарослей буйной растительности заполняли стайки птиц, которые облюбовали это место для своего постоянного проживания и выведения потомства, что явно приветствовалось, так как кое-где висели деревянные домики, прикрепленные к веткам и щедро наполненные зерном. Снаружи все выглядело очень симпатично, а вот внутри, как показалось Селестрии, могла легко возникнуть боязнь замкнутого пространства.
Она минуту стояла в тени, тщательно обдумывая, что следует сказать при встрече с графиней. Но до того, как Селестрия успела собраться с мыслями, дверь открылась и из нее выскочила экстравагантно одетая блондинка, разозленная до крайности.
— Ты что, собираешься украсть моих птиц? — прошипела она. Ее голос был низким, как у мужчины, и говорила она с сильным акцентом. Она скривилась, и макияж, который она толстым слоем наложила на лицо, казалось, вот-вот даст трещину, как сухая глина. Взгляд Селестрии упал на ее декольте. Из него бесстыдно выглядывала огромная грудь, едва помещавшаяся в голубое платье, такое тесное, что женщина с трудом могла дышать.
— Нет, конечно же, нет, — возразила Селестрия, отпрянув в ужасе.
Женщина фыркнула.
— Хотелось бы на это надеяться. Здесь живут редкие виды. Я их кормлю, поэтому они принадлежат мне. Понятно?
— Я приношу свои извинения, графиня. Меня зовут Селестрия Монтегю. — Она вдруг вспомнила, как мама учила ее никогда не отвечать на грубость тем же, чтобы не доставлять своему противнику удовольствия. Сейчас это сработало: графиня какое-то время молчала.
— Входи-ка, — наконец произнесла она и скрылась в темном маленьком доме. Селестрия последовала за женщиной, чувствуя тянущийся за ней кислый запах алкоголя вперемешку с приторным ароматом мускуса.
Дом был завален вещами, напоминая пышно украшенный будуар. На диване, ниспадая складками, лежали шелковые покрывала, в основном бледно-зеленых и розовых оттенков, а пурпурные бархатные шторы внизу были присобраны кружевами и выглядели как искусно сделанный театральный занавес. Пол украшали персидские ковры, и на каждом шагу попадались горшочки с цветами, стоявшие на кружевных салфетках. Селестрия заметила початую бутылку джина на круглом обеденном столе и отсутствие рюмки. Запах алкоголя был настолько резким, что, казалось, женщина вместе с потом выделяет пары джина, тщетно пытаясь заглушить его вонь мускусом. Селестрия, которая отличалась прекрасным обонянием и тонким пищеварением, вдруг почувствовала, как тошнота подступает к горлу. Она вздохнула с облегчением, когда графиня закурила сигарету, и запахи в воздухе смешались с табаком.
— Садись, — предложила графиня, плюхаясь сама на мягкий стул, стоящий напротив пустого камина. — Твой отец прислал тебя? — И, еще не дождавшись ответа, она с трудом встала на ноги и оперлась на камин, заваленный фарфоровыми статуэтками. — Или это была твоя мать? — Она вульгарно хмыкнула.
— Он умер, — ответила Селестрия, пытаясь понять, каковы были отношения между этой неприятной особой и ее отцом. В одном она не сомневалась — они не были любовниками. Отец никогда бы не пал так низко. Графиня неожиданно повернулась, ее блеклые глаза наполнились тоской.
— Умер? — Она от неожиданности открыла рот. Казалось, женщина была не в состоянии его снова закрыть. — Нет, этого не может быть. Ты меня обманываешь.
— К сожалению, нет, — ответила Селестрия, открывая сумочку, чтобы найти свои сигареты. Чем скорее ей удастся уйти отсюда, тем лучше. Она поднесла сигарету к губам и щелкнула зажигалкой. — Он погиб, плавая на лодке в Корнуолле на прошлой неделе, — добавила она, выпуская клубы дыма в отвратительно пахнущий воздух.
Пытаясь что-то вспомнить, графиня стала быстро вращать зрачками.
— Я говорила с ним на прошлой неделе, — резко возразила она. — Он был жив и здоров.
— Ну да, ведь вы же говорили с ним перед его смертью.
Казалось, графине было трудно вспомнить, что она делала сегодня утром, а что уж говорить о событиях недельной давности. Вдруг на ее лице появилась торжествующая улыбка.
— Ты не помешаешь мне видеться с ним. Знаешь ли, запретная любовь еще желаннее.
Селестрия раздраженно вздохнула. «О боже, — устало подумала она, — еще одна женщина, потерявшая голову от любви к моему отцу».
— Мне совсем не интересно, какие чувства вы испытываете к моему отцу. Меня это просто не волнует. На самом деле, графиня Валонья, я не из тех, кто хотел бы помешать вам с ним встречаться. Он совершил самоубийство, если вы действительно хотите знать. Он бросил нас всех.