— Баб-ки! От Вол-лоди под ковер-р!
— Теперь все остальное забуду. Спасибо.
— Так и остальное тебе переделаю! Вов-ка! Чэвэкашный ка-зачок!
— Пожалуйста, давайте хотя бы песенками друг друга не изводить.
— Это вековая традиция. Мне бабуля все детство революционные рассказы читала, там пламенные борцы в тюрьмах только и делали, что пели.
— То в тюрьмах. А у нас тут красота, благодать, снег и шашлыки.
— Боюсь тебя расстроить, но у нас тут цифровая тюрьма.
— Зато она безразмерная — и по совместительству этот самый, Форт-Нокс и бункер.
— С этим самым?
— С ракетами. И знает эта тюрьма до фига. Даже то, что сам человек про себя не подозревает.
— Например?
— В смысле — например? Тут, по ходу, весь интернет, весь мир и всё наше прошлое забэкаплено.
— Не факт.
— Началось. Мистер Нефакт-Ю.
— Погодите. Карим прав. Всё, что я видела, — это цифра. И все эти сущностные элементы, которые я сочла главным, — тоже цифровые отпечатки.
— Ну да. Ты же их в игре видела, там все цифровое.
— Сейчас. Что-то важное вертится. Не могу поймать. А, вот. Она не про нас всё знает. Она всё знает про то, что мы записывали на электронные носители с выходом в интернет.
— Офигеть разница.
— Именно что офигеть. Смотри: игра не знает наших размеров, нашего роста и веса, наших воспоминаний, чувств и так далее. Она знает только ту часть, которую мы снимали или наговаривали на телефон. Насчет содержания бумажных фоток, записей на видеокассетах, на аудио тоже, конечно, или пометок в молескине, игра не в курсе — если мы сами не оцифровали это все и не загрузили в облако, комп или выносной диск с доступом к сети. А уж что мы там себе думаем, чувствуем или говорим вдали от телефона, для нее не существует.
— И что тебя изумляет? Это так и работает. Не с сырой жизнью, не с человеческой памятью или душой, не с аналоговыми фиксациями, а исключительно с цифровыми отпечатками. Поэтому ИИ и слабенький пока — он ничего не может придумать и ничего не может подтянуть из настоящего мира. Он может только быстро и ловко перебирать и перелепливать то, что в него положили. Это коллаж, а не рисование. Сборка, а не первичное производство.
— Сами говорят, что времени нет, а сами какие-то банальности несут.
— Погоди, я почти поймала. То есть мы вот здесь, в игре и вокруг нее, можем увидеть и узнать только то, что сюда уже положено.
— Естественно. Лежит в памяти, в облаке, на флешке. Ну или забэкаплено неважно по каким причинам.
— Ребят, может, все-таки ближе к делу?..
— Все. Аль, я понял.
— Боже. Ты-то что понял, дитятко?
— Если логика работает в одну сторону, то должна и в другую.
— Удивил ежа. Марк, тебе сие неведомо, но в одиннадцатом классе и в универе…
— Алина, погоди. Пусть объяснит.
— Так и так понятно.
— Видите, даже ему все понятно…
— Алина!
— Внемлите. Мы можем узнать или увидеть только то, что хранится в системе, — это раз. Система знает будущее и пытается нам его показать — это два. Будущее потенциально зависит от всех, кто живет в настоящем, — это три. Значит, система знает про всех, кто сейчас влияет или может повлиять на будущее, — это четыре. Следовательно…
— Следовательно, в системе есть все данные для прогноза — это пять.
— Йеп. Включая полную информацию обо всех, кто может на будущее повлиять. О нас, о гнидятах, об их планах.
— И о том, что может эти планы нарушить и изменить будущее, — это шесть.
— Будущее нельзя изменить.
— Если нельзя, но очень хочется…
— Секунду. Вы схему налета помните? Которого не было, но который будет?
— Неизвестно когда, и неизвестно, в каком городе.
— Да. Этого мы не знаем. Но знаем другое, хоть и оценочно. Сколько там трупов, он сказал?
— Ох ты, блин.
— То есть уже не только в нас дело. Мы уже умерли, ок.
— Ты-ы умер!
— Ага. А жертвы налета еще не умерли. И не умрут, если налет сорвется.
— Наконец-то дошло. И формально мы можем сделать это. Как часть системы, у которой есть доступ ко всем данным системы, — это семь.
— И нас семеро. Совпадение?
— Великолепная шестерка и стукач.
— То есть это что получается? Что у нас есть шанс?
— Получается, так.
2. Этого мало
Аля остановилась перед дверью, приоткрыла ее и сказала:
— Вот смотрите. Это просто кладовка, такая же, надо думать, как запертая на первом этаже: тут ведро, швабра, санитарные средства и все такое. А в игре здесь почему-то всегда центр дома. Карим, ну не надо уже ничего сканить.
— В мануале же было: чем тщательней и полней сделаете панораму, тем реалистичнее будет сеттинг, — напомнил Карим, плавно ведя камерой телефона слева направо.
— Тебе вот этой реалистичности мало? Мы уже в сеттинге. Ты сто раз все отснял и залил, больше не надо.
— И мы сейчас не в доме, а в декорациях, которые собраны по съемке Карима? — уточнила Алиса.
— В апсайд-дауне, как в «Очень странных делах», — влез Марк.
Аля дернула себя за волосы.
— Не знаю. У меня в голове вот так все кругом идет, когда я пытаюсь вдуматься. Но это и неважно. Важно, что в игре декорации каждый раз другие: то дворец, то заброшка, то торговый центр, но они всегда вот этот дом, иногда увеличенный в тыщу раз, перекрученный, вывернутый наизнанку. Но это всегда структурно и по сути наш домик: гостиная, банька, лестница, восемь комнаток вдоль коридора, котел, ноль подвалов и две кладовки. И вместо этой кладовки всегда черный кабинет.
Сбиваясь на песенку, чтобы поймать детали, которые ускользали с нарастающей игривостью, Аля рассказала про кабинет, заполняющий его живописный хлам, проступающую там или сям эмблему «Генделя» и часы, не столько идущие, сколько шагающие медленно, но неумолимо. Марк перебивал и изводил уточняющими вопросами, пока Карим, давно убравший телефон, не прихватил его за шею. Когда Аля смолкла, мучительно задумавшись о том, что особенно важное забыла сказать, Карим спросил:
— Всегда носители информации и никогда средства для их чтения или воспроизводства?
— Переведи.
— Дисководов, видеомагнитофонов, компов, медиаплееров и теликов не было ни разу, только кассеты, дискеты и флешки?
Аля кивнула сперва неуверенно, потом с размаху.
— И в других комнатах тоже? — спросила Алиса. — Может, задача в этом как раз.
— Точно не было, — отрезала Аля.
Марк, вывернувшись из толстых пальцев Карима, ввинтился в кладовочку и принялся разглядывать и трогать стены, бросив через плечо:
— А тут ты хорошо искала?
— Ну как-то искала. Два раза. Каждую досточку обстукала. Нет тут ничего.
— И не должно быть, — сказала Тинатин. — Дом же случайно выбран, могли любой другой дать. У него нет никакой отдельной функции, которую надо было готовить заранее.
— И на фига тогда раз за разом давать такие жирные намеки? — оскорбленно спросил Марк. — Вот кассеты, вот флешки, вот дискеты — чтобы что?
— Чтобы понять, — сказала Тинатин. — Намеки — они чтобы человек поймал и сделал вывод, а не чтобы взял его и сунул в считывающее устройство. Иначе больно жирно будет — и неинтересно.
— Горелым пахнет, нет? — спросила Алина, поводя носом.
Все дружно зашмыгали и засопели. Аля сказала:
— Не горелым, зажженными спичками. Тут часто так. Единственный четкий запах.
— Богатая какая игра, — отметил Карим. — Запахи у них тут. Вкусы. Буйство глаз и половодье чуйств.
— Если бывает дополненная реальность, почему не быть дополненной виртуальности? — сказала Алина, не снимая недоверчивости с лица.
Аля засмеялась.
— Что смешного? — уточнила Алина, явно приняв смех на свой счет.
Аля ткнула пальцем в сторону лестницы.
— Кошка. Сто лет ее морду не видела, только зад.
Кошка, свирепо зыркнув, немедленно обратилась к Але упомянутой частью и удалилась, подрагивая хвостом.
— Гада, — весело сказала Аля вслед. — Хоть бы раз дождалась или вывела в какое толковое место.