— Эй, проснись.
— А? — сонно промямлил тот, причмокивая губами и отворачиваясь. — Сгинь, дай поспать.
— Не-а, не дам. Да пробудись ты: поговорить надо. — Катон нежно потормошил друга за плечо. — Ну господин префект…
Макрон зашевелился, осоловело моргнул и, чуть морщась от затекшей спины, оторвался от теплого камня.
— Ну, что у тебя?
Заполучив наконец внимание друга, Катон неожиданно замешкался, не зная, с чего начать. Он нервно сглотнул.
— Позапрошлой ночью кое-что произошло. Когда мы схлестнулись с теми конными лучниками. Нечто, о чем я тебе не рассказывал.
— Да? И о чем же?
Катон с глубоким выдохом приступил:
— В том бою я… в общем, ранил одного из своих. Проткнул мечом.
Макрон секунду-другую кругло глядел, затем протер глаза.
— То есть как?
— Да вот так. Взял и ранил одного из своих, ауксилиариев.
— Насмерть?
— Да, он умер.
— Он тебя узнал?
— Узнал, — мрачно ответил Катон, вспоминая полный укоризны взгляд солдата, и не без труда прогнал этот образ. — Точно узнал.
— Он кому-нибудь об этом сказал?
— Не знаю.
— Н-да. Ишь как. Вот же незадача. Вообще такое бывает — в пылу боя, особенно когда темно. Все равно об этом надо сообщать. А то вдруг всплывет; может и на послужном списке сказаться. А если и нет, то пойдет гулять слух: вдруг тот бедняга взял и кому-то сказал. Ты же знаешь, как оно в армии: иной раз сам диву даешься, когда кто успел услышать и передать. Твои люди могут взглянуть на это косо. Да и мои, раз на то пошло. Особенно когда память о том случае в Антиохии еще бередит умы.
— Но это же случайно вышло, — неуверенно возразил Катон. — Впотьмах, к тому же в разгар боя. Я ж не нарочно.
— Да неужто я не понимаю. Беда в том, что ребята из Десятого легиона смотрят на это иначе. Скажут, мол, Крисп тоже пырнул того ножом по случайности, а поплатился жизнью. И вполне резонно спросят, а почему тебе должна быть иная участь. Я понимаю, обстоятельства здесь совершенно иные, но это такая деталь, которую народ опускает, когда на уме лишь обида и месть.
Катон, помолчав, невеселыми глазами посмотрел на друга:
— Так что же мне делать?
— Особо ничего. Если солдат умер не проболтавшись, то ты вне подозрений. — Макрон, сделав паузу, улыбнулся. — Хотя что толку. Зная тебя как облупленного, могу смело утверждать: в могилу ты все равно сойдешь с бременем своей вины в обнимку. Ну а если он проговорился, к тебе будут относиться как к прокаженному. Хуже того, придется поглядывать, как бы кто не набросился на тебя со спины.
Перспектива стать изгоем в глазах товарищей показалась Катону невыносимой.
— Нет уж! — с жаром воскликнул он. — Лучше я сам обо всем начистоту расскажу, не дожидаясь слухов. Ради доброго имени когорты.
— Клянусь Поллуксом, Катон! — вспылил Макрон. — Ну зачем ты разыгрываешь из себя героя-мученика, во всяком случае пока? Подожди, наберись терпения. Скоро станет ясно, говорил он что-нибудь или нет. Пока же лучше понапрасну этим не терзаться. — Макрон, о чем-то подумав, уставил в Катона палец: — То происшествие как-то связано с этим?
— С чем?
— С тем, что ты вызвался идти с посланием к правителю?
— Нет, никоим образом.
Макрон, недоуменно поморгав, пожал плечами:
— Ну, дело твое. Можешь, кстати, не ходить, а остаться здесь и подставить себя под меч из извращенного представления о воздаянии. Я ж тебя знаю.
— Не волнуйся. Отдавать свою жизнь попусту я не намерен.
— Ну а коли так, — Макрон все еще пребывал в неких сомнениях, — то просто соблюдай осторожность и не лезь почем зря на рожон, понял?
По склону к ним подбирались две фигуры: князь Балт и Карпекс. Оба римлянина встали на ноги и приветственно склонили головы.
— Время, — объявил Балт, обращаясь к Катону. — Ты должен следовать за моим человеком и делать все в точности, как он говорит. Проникнуть в цитадель можно, но ты должен верить ему и повиноваться. Ни с кем не заговаривай, даже на греческом: тебя выдаст акцент. И не забудь про сигнал. В город без него мы вступать не будем.
— Я понял.
— Ну что ж… Говорю это не без труда, но тем не менее: удачи тебе, римлянин.
— Благодарю. — Катон повернулся к Макрону. — Увидимся скоро в цитадели, господин префект?
— А где ж еще, — Макрон добродушно хлопнул друга по плечу. — И как сказал князь, удачи!
— Благодарю, старший префект, — сказал торжественно Катон и вслед за Карпексом стал подниматься по скальному отрогу.
Глава 13
Они перевалили через вершину и спустились с внешней стороны гребня, держась позади каменной шпоры, вытянутой по направлению к Пальмире. Солнце уже село, и в быстро сгущающихся сумерках они молча шли, вглядываясь в затенения. Катон держался за Карпексом, зорко высматривая признаки человеческого жилья и вражеских дозоров. Однако земля по эту сторону города была голой и скудной; лишь редкие обитатели пустыни попадались навстречу. Вот, пронзительно скульнув, шарахнулся в чахлую поросль шакал; лениво чертил в воздухе круги гриф (ничего, потерпите, падальщики; скоро ждет вас обильное пиршество — такое, на котором вам жировать целые дни).
Когда последний проблеск света истаял в небе, они добрались до оконечности шпоры и приостановились, оглядывая помигивающую цепочку светильников на городской стене, а также тускловатое мерцание в окнах и на плоских крышах жилищ в черте города. Неясным созвездием горело у ворот несколько костров — там, где расположились на ночлег странники и купцы, которым нет дела до политических распрей внутри Пальмиры; был бы лишь доход от торговли. Каменная громада цитадели грозно возвышалась над восточной оконечностью города.
— Куда теперь? — тронул своего спутника за плечо Катон.
Карпекс указал на мелкую канавку, змеящуюся через пространство равнины от холмов к городу. Несколько дней в году проливные дожди превращали этот, а также несколько других арыков в бурные ручьи, питающие собой оазис. Сейчас, впрочем, канавка была совершенно суха и удобно скрадывала приближение.
— Держитесь за мной, хозяин. Если на пути кто-нибудь встретится — ни слова, хорошо?
— Знаю. Идем.
Мелко семеня, закраиной узкой канавки они спустились на ее дно, гладкое и сухое, по которому двинулись быстро и почти бесшумно, повторяя его извилистый путь. Один раз Катону показалось, что он слышит голоса; он остановил Карпекса, пока не убедился, что никого там нет, и тогда они снова осторожно продолжили движение. После того как за спиной остались примерно три мили,[16] на протяжении которых арык постепенно сужался, канавка иссякла, и они опять вышли на равнину, теперь не более чем в полумиле от города. Впереди пальмовая роща обозначала место, где приток воды с холмов заканчивается; здесь Карпекс поманил Катона в густую тень высоких тонких стволов, изгибающихся под кронами своих саблевидных листьев. Листья ерошил слабый ветерок, под шорох которого оба лазутчика забрались в рощицу и осторожно пробирались меж шершавых стволов на ту ее сторону.