— Вы что-то хотели сказать? — поспешил спросить Ричард.
— Нет… ничего…
— Вы уверены? У меня такое ощущение, что вы собирались мне кое о чем поведать.
— Нет-нет, вы ошибаетесь!
— Как глупо с моей стороны. Обычно я не бываю таким бестолковым. Еще бокал вина?
— Нет, благодарю. Мне действительно нужно идти.
Ее лицо было бледным как мел, вся кровь отлила от него.
— У меня такое ощущение, что вам сегодня слегка не по себе, — негромко заметил Ричард.
— Я была очень рада снова увидеть вас.
— Я думал, наше свидание окажется более… приятным. Вы слышите музыку? Мне кажется, играют вальс. Тот самый…
— Нет, это другой вальс, — убежденно ответила Ванда.
— Мелодия другая — или вальс перестал быть… чарующим?
— Не знаю. Знаю только, что я должна идти. Благодарю вас за веер и за приглашение посетить вас, но буду рада, если вы позволите мне удалиться.
— Предположим, я откажу?
Она быстро обернулась, глаза ее слегка расширились. Как бы Ричарду ни хотелось помучить ее еще, что-то требовало от него прекратить эту жестокую игру.
— Я просто имел в виду, что сейчас нам не удалось поговорить так же искренне, как ночью.
— Это потому, что сейчас все по-другому, иначе, вы сами сказали так, когда я только пришла, — негромко напомнила Ванда.
— И мы другие? — с интересом уточнил Ричард.
— Не знаю, — грустно отвечала она. И это было пронзительно и достоверно. — Возможно, дело в этой комнате, возможно, в нас самих.
«Нет, мы не должны расставаться на такой безнадежной ноте», — внезапно подумалось Ричарду. Но разум твердил ему, что он должен думать только об Александре и его наставлениях, хотя сердцем он чувствовал, что не в силах слышать печаль в голосе Ванды, видеть смятение в ее глазах. Если Ванда и сейчас играет, то она гениальная актриса и могла бы сделать себе мировую карьеру на сцене.
— Задержитесь еще на пять минут, — от души попросил он. — Доставьте мне удовольствие. Кроме того, ваша карета еще не готова.
Он почувствовал — Ванда ему поверила, хотя любой более искушенный человек на ее месте должен был бы распознать эту явную ложь. Она села на прежнее место, Ричард вновь наклонился поближе к ней и уже совершенно другим тоном сказал:
— Я сегодня весь день не нахожу себе места. Дело в том, что я узнал нечто глубоко меня огорчившее. Один человек, которому я верил, предал меня. Простите, если из-за этого я заставил страдать и вас.
— Мне очень жаль, — ответила Ванда, тронутая. — Быть обманутым тем, в кого веришь, — что на свете может быть хуже?
— Откуда вам это известно? — живо спросил Ричард.
— Такое однажды случилось и со мной, — горестно отвечала она. — И я никогда этого не забуду.
— Вы правы, — не мог он не согласиться. — Разочаровываться ужасно. Но не будем больше о грустном.
— О чем же тогда? — растерянно уронила Ванда.
— Почему бы не о вас?
— Но мы и так все время говорим обо мне, — по-детски вспыхнула Ванда. — Это очень мелкая тема. Лучше расскажите мне о России.
— Что вас интересует? Российские намерения в отношении Польши?
В голосе Ричарда звучало явное издевательство.
Ванда тихонько вздохнула.
— О боже, отпустите меня… У меня такое ощущение, что мы ходим и ходим по кругу. Как вы думаете, моя карета готова? Может быть, позвонить и спросить?
— Да, минуту! — кивнул Ричард. — Скажите только, смогу я снова увидеть вас?
— А вы захотите видеть меня после сегодняшнего свидания?
— А что было сегодня не так?
— Не могу точно сформулировать… Все… Просто все сразу пошло не так, вкривь и вкось. Вы это почувствовали? Сегодня мы с вами словно на горячих углях. Ночью все было иначе. Я… я думала, что мы друзья. Полагаю, это было слишком самонадеянно. Особенно… с учетом того… кто вы.
— Верно, ночью вы были мне другом, — с готовностью согласился Ричард.
— А сейчас?
— Сейчас… тоже, — не слишком-то убедительно попытался заверить он Ванду.
Та всплеснула руками.
— Вы чем-то расстроены, — пробормотала она. — Но я не знаю чем. Так что, к сожалению, никак не могу вам помочь. Может быть, ко времени нашей следующей встречи все переменится…
— И когда мы увидимся? — спросил Ричард, выдержав паузу.
— Когда вы этого захотите…
— Вы соглашаетесь, потому что сами хотите того же — или же считаете нашу новую встречу нужной для вас?
Он задал этот вопрос, не имея его заранее в мыслях.
— Потому что хочу! — быстро ответила Ванда и подняла на Ричарда честные голубые глаза. — Прошу вас верить мне. Вы должны этому верить!
На мгновение они стали близки, как недавно.
— А вы захотели бы нашей встречи, если бы я оказался не тем человеком, за которого вы меня принимаете? — с надеждой спросил он.
— С еще бо́льшим удовольствием, — все еще глядя ему в глаза, ответила Ванда. Ричард едва расслышал эти слова, так тихо она их произнесла. И стремительно повернулась к нему: — Ночью мне показалось, что мы встретились не случайно, что это важно для нас обоих, очень важно… А потом я вспомнила, кто вы, и мне до смерти захотелось, чтобы вы оказались таким же обычным человеком, как я, просто мужчиной, с которым я могу свободно говорить, с которым мы можем быть друзьями.
— Будь я таким человеком, вы бы вряд ли обратили на меня внимание, — ядовито заметил Ричард.
— Я верю в судьбу, — твердо ответила Ванда, не замечая его тона. — Наша встреча была предначертана свыше. Вы в это не верите?
— Хотел бы я в это верить, — печально отвечал Ричард. — Ночью я был благодарен судьбе, что наступил на ваш веер. Но сегодня я не уверен, что испытываю благодарность фортуне…
Ванда покраснела и отвела глаза в сторону.
— В чем вы можете быть уверены полностью, — почти с отчаяньем медленно проговорила она, — так это в том, что я захочу встретиться и говорить с вами, даже если бы вы оказались никем.
Ричарда охватило дикое желание открыть Ванде всю правду, скинуть с лица прилипшую к нему маску. Но он тут же мысленно рассмеялся над собой — неужели он настолько глуп, чтобы позволить еще раз провести себя?
— Я польщен, — натянуто улыбнулся он Ванде.
Она поднялась на ноги.
— Доброй ночи, — сказала она, и Ричард не сомневался: в эту секунду она вспоминает их прощание ночью в карете. Ему захотелось поцеловать ее, но что-то остановило его. Те поцелуи были восхитительны, они были проявлением счастья, охватившего их обоих, объединившего их радостью, которой невозможно противиться. Сегодня не было ни счастья, ни радости… Одни муки.
Ричард взял ладони Ванды и поцеловал — вначале одну, потом другую.