Я могла простить ему ревность, я могла стерпеть его грубость, но не обращение со мной как с животным.
Ник швырнул ремень на пол. Яростно дернул галстук расстегнул пуговицы на рубашке и, схватив бутылку виски из бара сделал несколько глотков прямо из горлышка. Только что он сорвал настолько важный договор, что теперь даже не предполагал, как сможет сказать об этом Владу. Он разругался с Нортоном почти до драки. Этот хлыщ посмел смотреть плотоядно на Марианну, смел, шептаться с его женой. Наглость аристократа разозлила его не меньше, чем красота Марианны в этот вечер. Он нарочно выбрал ей самое скромное платье, надеясь скрыть все прелести ее тела под черной материей, и просчитался. Легкая тоненькая материя обрисовала каждый изгиб, даже ямочку ее пупка, а разрезы открывали стройные ножки в чулках, слегка открывая краешек кружевной резинки. Пусть платье и было наглухо закрыто до самого горла, но Марианна собрала волосы и красивая шея и нежный овал лица не скрыть даже таким образом. С употреблением зелья, человеческий запах ее тела усилился и Ник почувствовал ее задолго до того как она вошла в залу. Проклятый английский аристократ, несомненно, тоже. Больше всего его бесила именно она. Весь ужин не давала ему спокойно разговаривать, он чувствовал ее взгляд каждую секунду, чувствовал кожей, плотью и распалялся все сильнее, ненавидя себя за это. Ее тоненькие пальчики с обручальным колечком совсем рядом и невыносимое желание накрыть ее руку своей, как когда-то, вгрызалось ему в мозги. Весь этот ужин превратился в пытку. Марианна как назло не собиралась общаться с пустоголовыми куклами-женами англичан, а Ника уже раздражала ее близость. Точнее, она действовала на него как красная тряпка на быка. Вместе с бешеной страстью поднимались и флюиды ненависти. Но когда она начала флиртовать на его глазах с Нортоном, Ник потерял над собой контроль. Наглая сучка смеет перед ним строить глазки его партнеру. Ник злился все больше и больше. Перед глазами уже разыгралась бурная фантазия, где его жена в объятиях графа и тот помогает ей сбежать от тирана мужа. В этот момент Ник, не выдержав напряжения, яростно воткнул вилку в стол и даже не заметил, что чуть не поранил служанку, которая в этот самый момент собиралась поставить на стол блюдо с соусом. Девушка вскрикнула и разбила блюдо. В тот же момент Ник почувствовал дикую потребность дать волю своей ярости. Загрызть эту девчонку на глазах у всех. Вспомнить, как это приятно пить теплую кровь жертвы и слышать ее предсмертные судороги. Он ужасно хотел сделать это на глазах у Марианны. Но она вступилась за чертову служанку и все испортила. Как же ему хотелось ее наказать за то, что осмелилась ему перечить при гостях. Но больше всего он ненавидел ее за притворство: убийца, развратное низкое существо все еще разыгрывало перед ним милосердие. Ник специально заставил ее заниматься унизительной уборкой, служанка и не посмела бы возразить, молча бы все убрала, еще бы и туфли начистила до блеска, но госпожа? Ник хотел показать ей, что она для него значит не больше чем безликая прислуга. Впервые он увидел, как Марианна сопротивляется ему, как с вызовом бросила ему, что не собирается выполнять его приказы. Сейчас это уже было делом принципа — ее сломать. Ник не знал, хотел ли он ударить ее тяжелым кожаным ремнем, но ее реакция его просто поразила. Она отреагировала как жертва, которая уже знала, что такое удар плетью. И не просто удар, а жертва, которую избивали погружая в пучину ужаса. Гримаса на ее лице заставила его руку дрогнуть и опуститься. Она наверно даже не поняла, что инстинктивно закрылась руками и согнулась, содрогаясь в ожидании удара, а потом упала на колени и начала лихорадочно собирать осколки у его ног. Так реагирую те, кто боятся и знают, что такое избиение. Но как она могла об этом знать, если Ник никогда не бил ее, а пощечины все же не в счет? Впрочем, возможно она хорошая актриса и хотела, чтобы он пожалел. Николас снова пригубил бутылку. Он не заметил, как уже откупорил вторую. Вернулся из Лондона, увидел ее и всю душу наизнанку вывернуло. Им явно тесно под одной крышей.
— Он тебя бил? — угрюмо спросил Криштоф, усаживая меня на постель. Я отрицательно качнула головой и легла на подушку. Нет в этот раз не бил. В этот раз пожалел или я быстро сдалась. Криштоф еще долго смотрел на меня, подрагивающую как от холода. Потом набросил одеяло и ушел. И я была рада. Мне нужно было побыть одной. Невыносимо хотелось закрыть глаза и заснуть. Провалиться в сон и забыться. И моя мечта исполнилась — я уснула. Только лучше бы я вообще не спала, этой ночью я впервые за много лет увидела сон. Нет не сон, а кошмар. В нем я вновь висела, голая, у позорного столба и меня хлыстали кнутом. Лицо своего мучителя я не видела, но я знала кто он — это мой муж и он будет бить, пока не убьет меня. Самое страшное, что во сне я его боялась и не просто боялась, я его ненавидела. Разбудил меня Криштоф, долго тормошил пока я не села на постели пытаясь понять, что я все же не в аду Берита. Хотя кто знает, возможно, через время мой сон сбудется. Криштоф закрыл на защелку дверь в моей каморке и сел напротив меня на облезлый табурет.
Я, пошатываясь, прошла по комнате в ванную и умылась холодной водой, почистила зубы и вернулась. Криштоф все еще сидел на табурете и смотрел на меня.
— Расскажи мне, — попросил он, — расскажи мне почему ты их убила. Я просто хочу понять, как ты могла причинить зло своим родным, а вчера спасла прислугу от гнева Николаса. У меня все это не укладывается в голове. Я устало присела на краешек постели. На мне все еще было вчерашнее платье, а волосы выбились из прически и свисали мне на глаза. Неужели кто-то и правда готов выслушать мою версию. Неужели я смогу рассказать хоть кому-то весь тот кошмар, что происходил со мной в аду демона. Смогу ли я передать словами весь мой страх и все мои надежды? Но несмотря на сомнения я рассказала. По мере того как я говорила ворожение лица моего нового друга, а в том что он мне друг я уже не сомневалась, менялось. Теперь он смотрел на меня иначе и в его глазах — невыносимая горечь и сочувствие, я понимала, что он мне верит. Когда я закончила, Криштоф отошел к маленькому окошку, ему словно, воздуха не хватало. Я видела, что он напряжен и ждала его приговора. Поверит ли он мне? Звучит ли моя история правдоподобно или можно даже не пытаться рассказывать ее кому-то?
— Вы рассказывали об этом вашему мужу? — глухо спросил Криштоф, и я вдруг поняла, что он снова обратился ко мне уважительно, как к своей госпоже. На душе потеплело. Впервые за этот месяц.
— Нет. Он не станет даже слушать. Это бесполезно совершенно. А доказать я ничего не могу. Спасибо, Криштоф за то, что выслушал. Мне так хотелось все это выплеснуть из себя. Криштоф посмотрел на меня с таким сожалением, что даже мне стало себя жалко.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});