Кровати занимали важное место среди прочих предметов обстановки королевских дворцов и иных крупных резиденций. Лучшие из них были богато украшены. Королевские особы спали на тонких шелковых простынях, расшитых геральдическими знаками и другими символическими мотивами. Домашние описи, а также завещания свидетельствуют о том, что кровати числились среди самых ценных личных вещей. Кажется неизбежным, что кровать стала символом власти монарха, сценой королевской драмы, местом, где правитель принимал судьбоносные решения, – это было поистине государственное ложе.
Французские короли поддерживали давнюю традицию осуществлять правосудие в постели. В юридической книге времен царствования Людовика IX (1214–1270), также известного как Святой Людовик, говорится, что королевская кровать всегда должна быть там, где монарх вершит свой суд. Спустя почти пять столетий французский писатель и врач XVII века Бернар Ле Бовье де Фонтенель саркастически заметил: «Ложе правосудия – это место, где справедливость спит»{139}. В его дни королевская кровать стояла на возвышении с семью ступенями. Когда король сидел или лежал на кровати, высшие чиновники стояли, а низшие должны были преклонить колени. Иерархия вокруг монархии всегда была наглядна.
Lit de parade, или парадная кровать, – место, где монарх показывался на официальных мероприятиях, одетый в церемониальные наряды и окруженный выстроенными по рангу придворными и высшими сановниками. Все шло отлично, пока монарх был здоров. Но парадные кровати были слишком высоки и неудобны для лечения и ухода за больным. Тогда король мог страдать от смертельной болезни на гораздо более скромной, низкой койке на колесиках, но, если конец был близок, чиновники поспешно переносили его на парадную кровать, где он должен был умереть по всем правилам в официальной обстановке. Новопреставленный монарх лежал торжественно на своем ложе (изначально говорили «лежал в парадной постели»), тщательно причесанный и гримированный, а публика выстраивалась в очередь, чтобы посмотреть на это зрелище. Когда его преемник вступал на престол, он часто начинал свою коронацию с того, что спускался с кровати, установленной в сопредельном архиепископском дворце. Так выглядела мощь монархии во времена, когда большинство людей были неграмотны и визуальные образы имели первостепенное значение как в жизни, так и в смерти.
Королевское ложе часто защищала балюстрада, к которой обычные люди не могли подойти. Рядом всегда находился специально назначенный охранник. Аура божественности окружала королевское ложе и монархию в целом. Собак держали в отдалении – за исключением королевских питомцев, многие из которых были обучены согревать ноги монарха.
Небольшие раскладные кровати были обычным делом в королевских спальнях, поскольку монарх никогда не спал в одиночестве. Рядом с ним всегда находился камердинер, с королевой – фрейлина знатного происхождения. Именно для них и предназначались эти небольшие кровати. Высокородные придворные присутствовали здесь днем и ночью. Скромная раскладная кровать могла дать приют лицам высокого ранга. Остальные придворные спали на коврах или соломенных тюфяках на полу. Раскладные кровати были на колесиках, чтобы днем их можно было отодвинуть в сторону или даже под королевскую кровать. Настоящая королевская кровать часто была такого размера, что король, возможно, в качестве жеста благосклонности и совершенно платонически мог разделить ее с другой важной для него персоной, не испытывая при этом неудобств.
Искусно украшенные кровати играли важнейшую роль в ритуалах королевских бракосочетаний. Первая брачная ночь жениха и невесты, собственно консумация, была официальной церемонией, после которой брак считался состоявшимся. Спальная комната становилась публичным местом, где многочисленные пьяные гости могли воочию засвидетельствовать новый союз. Если молодожены по каким-то причинам не ложились в кровать и не совершали половой акт, союз мог быть признан недействительным. Сама кровать искусно украшалась по этому случаю и иногда представляла собой обширную платформу. Так, свадебное ложе, построенное в 1430 году для Филиппа Доброго Бургундского и Изабеллы Португальской, занесено в Книгу рекордов Гиннесса как самая большая брачная постель: 5,79 метра в длину и 3,8 метра в ширину{140}.
Царственные ложа
Кровать королевы Елизаветы I находилась в самом сердце ее двора. Именно здесь она отдыхала и спала, удаляясь от дневных забот{141}. У нее было несколько кроватей, тщательно убранных роскошными тканями и расписанных яркими красками. Когда она отправлялась в королевское путешествие из одного дворца в другой или гостила у кого-то, ее лучшая кровать нередко путешествовала вместе с ней. Резная деревянная рама была искусно расписана и позолочена, серебро и бархат украшали балдахин, а темно-красное атласное изголовье было увенчано экзотическими страусиными перьями. Елизавета спала за гобеленовыми занавесками, отделанными золотом и драгоценными пуговицами. Кровати были таким же символом ее власти, как и дворцы. Каждая королевская постель потрясала продуманным великолепием. В Уайтхолле она отдыхала на кровати, сделанной из цветных пород дерева, за занавесками из индийского расписного шелка. В Ричмондском дворце ее кровать была в форме лодки с занавесками цвета морской волны. Где бы ни отдыхала королева, ее спальное ложе имело государственный статус. И куда бы она ни направлялась, ей требовались покои, где она могла бы укрыться от многочисленного двора. Это был целый ряд помещений: из зала приемов можно было попасть в личные апартаменты и, наконец, в спальню. Доступ к каждой из комнат тщательно регулировался, определялся близостью к королеве и мог служить точным показателем степени этой близости в конкретный момент.
Двор Елизаветы был огромным. Если попытаться посчитать всю ее свиту и слуг, то цифра окажется четырехзначной. Пивовары и пекари, повара, портные и конюхи обслуживали небольшую армию придворных и послов. Вся эта колоссальная институция была мобильной, регулярно перемещаясь огромными процессиями между четырьмя королевскими резиденциями – Уайтхоллом, Хэмптон-Кортом, Ричмондом и Виндзором. По меньшей мере триста повозок требовалось, чтобы перевезти мебель, гобелены, гардероб и украшения из одного дворца в другой. Двор также путешествовал с королевой во время визитов за пределы столицы.
Чтобы попасть в спальню королевы, удаленную от шумной суеты двора, требовалось преодолеть точно обозначенные и строго контролируемые незримые границы. В приемном зале было особое пространство, где стоял трон, осененный огромным балдахином, – место притяжения для всех послов, придворных, епископов и поклонников, собравшихся в надежде увидеть, а то и самим поймать взгляд монарха. Личные покои Елизаветы были местом, где она проводила большую часть своего времени под усиленной охраной отряда из 146 телохранителей-йоменов. Здесь она занималась государственными делами, развлекала гостей, сплетничала, слушала музыку. Бывали здесь и танцы. Именно в личных покоях и в спальне решалось то, что потом провозглашалось в тронном зале. Это был центр двора и самое уединенное место в королевстве. И в личных покоях, и в спальне царили не мужчины, а женщины.
Только двадцать восемь женщин служили в личных покоях королевы за все время ее правления. Это были близкие друзья Ее Величества – некоторые из них сопровождали ее еще во время коронации. Фрейлины из личных покоев и опочивальни помогали королеве мыться, накладывать макияж, причесывали ее. Выбирали ей одежду, украшения и помогали одеваться. Также они следили за подачей еды и напитков, проверяя их на наличие яда и других вредных веществ. Горничные убирали королевские комнаты, опорожняли умывальники и приводили в порядок постельное белье. Незамужние высокородные фрейлины, одетые в белое, выполняли функции компаньонок, например развлекали, в частности танцами. Все женщины должны были находиться рядом, в постоянной готовности откликнуться на любые нужды королевы, которые были превыше всего. Больные ли, беременные – фрейлины оставались в ее услужении вплоть до последних недель перед родами. Новорожденных младенцев эти девушки отдавали кормилицам и почти сразу возвращались к своим обязанностям.