Читать интересную книгу Внук сотника - Евгений Красницкий

– Тетя Настена, так она теперь за Юлькой охотиться станет, надо же как-то ее защитить!

– Юлька! Хватит ныть! Слышала, что Михайла Фролыч сейчас сказал?

– Да как он меня защитит?

– Ты СЛЫШАЛА, что он сказал?

– Ой, он же и вправду… Минька, ты что? Мама, а что же мне теперь?..

– А ничего. К Нинее – ни ногой, науку Нинеину забудь, а в остальном – живи, как жила. Ты сейчас редкий случай увидела: в мальчишке мужчина проклюнулся: он понял, что ему есть кого защищать. Никто его не заставлял, никто ему ничего не обещал, он сам решил, а ты это решение почувствовала.

«Вот это номер! Нинея мне совсем недавно о том же самом толковала. А ТАМ считается, что мужчиной становишься, когда первый раз трахнешься. Теперь понятно, почему у рыцаря обязательно должна была быть дама сердца. Это как бы свидетельство зрелости и независимости – готовность сложить, если нужно, голову, защищая не свою семью или собственность (это естественно), а того, кого ты сам выбрал. Кхе, как говорит дед Корней. А что тут еще скажешь?»

– А теперь, Михайла, поговорим о том, что я сразу сказать тебе хотела. Я правда думала, что поп наш от Нинеи живым не вернется, но все равно он долго не протянет.

– А помочь ему можно? Я видел, что он кровью кашляет, ты можешь с этим что-нибудь сделать?

– Чтобы больному помочь, он сам должен этого хотеть. При его болезни надо хорошо питаться и скоромной пищей не пренебрегать, жить в тепле, чистоте и покое. А ты же знаешь, как он живет: постами себя изнуряет, на холодном полу часами на коленях стоит, в доме у него холодно, не прибрано, неуютно. Плоть он, видите ли, умерщвляет! Если уж создал вас Бог по образу и подобию своему, так зачем же такую хорошую работу портить? Не могу я ему помочь, и никто не может, потому что он сам этого не хочет.

Настена произнесла последнюю фразу с ожесточением, но было видно, что злится она не на попа, а на то, что приходится произносить ненавистные для любого лекаря слова: «Ничем не могу помочь».

– А теперь слушай, Михайла, что я тебе скажу! После Михаила сюда обязательно другого попа пришлют, и никто не знает, как он ко мне и Юльке отнесется. Ты, может, и не знаешь, но во многих местах знахарей и лекарей попы изгоняли, а бывало, и убивали. Не своими руками, конечно, людей натравливали, но все равно убивали они. Если со мной что-нибудь случится…

– Тетя Настена! Да у нас…

– Не перебивай! Я сказала: ЕСЛИ со мной что-нибудь случится, позаботишься о Юльке ты. Она тебе сейчас покажет, как из нашего дома можно незаметно уйти. Уведешь ее сначала в лес, ты уже доказал, что в лесу выжить сможешь. Потом… Потом она тебе скажет, куда дальше, но на самый крайний случай или, если понадобится на короткое время укрыться, отведешь к Нинее.

– Мама, ты же сама сказала…

– Знаю, но случиться может всякое, это – на самый крайний случай. Нинеи не бойся: это ты раньше ничего не знала, а теперь ей с тобой управиться трудно будет, а отказать в помощи она не посмеет. Ну а через год или два, когда ты первую кровь уронишь, она с тобой уже и не совладает, не по силам ты ей станешь.

– Значит, отец Михаил еще года два прожить может?

– Не знаю, Михайла, не знаю. За ним смерть два раза в год будет приходить – весной и осенью, когда сыро. Переживет осень – переживет и зиму, если не застудится сильно. Переживет весну – переживет и лето. Все! Юля, одевайся, покажешь Михайле путь к броду.

– Подожди, тетя Настена, я еще спросить хотел.

– Ну спрашивай.

– Почему у нас от этой болезни только старики умерли, а у Нинеи все? Она ведь травы тоже знает, а ничего сделать не могла.

– Как тебе сказать… – Настена в задумчивости потеребила в руках полотенце. – Тут какой-то одной причины нет, много всякого… Перво-наперво, жили мы и они по-разному. У нас в селе жилья с земляным полом, наверно, и нет уже ни у кого, а в Нинеиной деревне?

– Почти везде – земляной, и топят по-черному, в некоторых домах даже не печи, а очаги.

– Вот: старые обычаи блюли, а на земляном полу болеют чаще, это тебе не только любой лекарь, но и просто понимающий человек скажет. И пищу по-другому готовили, да и сама пища отличалась. А Нинея… Да, травы она, конечно, знает, но я вот, лекарка, больше ничем другим не занимаюсь – только лечу, а Нинея – волхва. Волхвы не только лечением, а сразу всем занимаются, бывает, что это – не всегда хорошо.

– Когда все сразу, то – ничего как следует?

– Ну не так чтоб уж совсем, но, если бы она была просто лекаркой, может, и нашла бы способ… Трудно сказать.

– А ты бы их смогла вылечить?

Настена помолчала, Мишка уже решил, что ляпнул бестактность, снова заставляя Настену признаться в своей беспомощности, но оказалось, что лекарка просто раздумывает: как объяснить мальчишке сложные для его понимания вещи.

– Ты вот если огурчиков малосольных с простоквашей поешь, что будет?

– Ну, это… Живот прихватит.

– Но сами по себе ни огурцы, ни простокваша для живота не вредны?

– Значит, дело в сочетании? То есть твои травы им могли и не подойти?

– Умница, Михайла, все верно понял. Я и для наших-то не сразу средство подобрала, а для них… Может, и успела бы, а могла и не успеть. Юля, собралась? Тогда ступайте.

* * *

Дом Настены стоял в низине среди деревьев на опушке прибрежного леса. Юлька провела Мишку через огород к плетню, сразу за которым начиналась настоящая чащоба. Но чащоба была не простая, когда-то здесь прошел ветровал, и стволы поваленных деревьев громоздились один на другом, образуя непроходимый на первый взгляд завал, проросший вдобавок молодой порослью.

Однако оказалось, что пройти здесь можно. Юлька показала начало едва заметной тропинки, петлявшей среди бурелома столь причудливо, что невольно вспоминалась легенда о критском лабиринте. Пробираясь вслед за Юлькой, где в полный рост, а где и согнувшись, Мишка обратил внимание на то, что в некоторых местах деревья явно были повалены специально, чтобы еще больше усложнить и запутать дорогу. Да, к бегству тут подготовились очень тщательно.

Изрядно попетляв, ребята вышли к берегу реки.

– Вот, смотри. – Юлька указала на лежащий у самой воды здоровенный булыжник. – Видишь вот этот камень?

– Ну вижу.

– А на том берегу точно такой же?

– Тоже вижу.

– Если идти точно от этого камня к тому, то можно перейти реку так, что вода будет только чуть выше колен, но сворачивать никуда нельзя – и справа и слева глубина.

– А знаешь, это же самый короткий путь к дедовой пасеке получается! – сообразил Мишка. – Перейти на тот берег – и вверх по течению. Меньше часа пути. Там маленькая избушка есть, а летом еще и большой дом поставили. Если что, там и отсидеться можно, правда, в большом доме печь не успели доделать, а в маленькой избушке даже зимой жить можно.

– Холодно уже, а то бы сходить посмотреть.

– Хочешь, я тебя перенесу?

– Нет, камни скользкие, еще свалимся, потом мокрыми домой бежать. – Юлька поежилась. – В другой раз. Давай здесь передохнем немного, да обратно. Ты дорогу-то запомнил?

– А что там запоминать, с тропинки все равно никуда не свернуть.

– Это тебе так кажется потому, что ты за мной шел. Обратно первым пойдешь, тогда увидишь, что не все так просто. Если придется убегать, главное – оторваться от погони, чтобы из виду потеряли, тогда уже не догонят – заплутают.

– Пешком плохо уходить, все на себе тащить придется. – Мишка представил себе, как продирается через бурелом с поклажей. – Вот если бы коня можно было провести…

– Можно и коня, только идти надо по-другому.

– Здорово вы к побегу подготовились.

– Хочешь жить – подготовишься. – Юлька пнула ногой веточку, сбросив ее в воду, и некоторое время молча смотрела, как ее уносит течением в сторону Ратного. – Знаешь, почему мою мать в Ратное бабка привела?

– Почему?

– Всю родню, кроме них, в доме сожгли.

– Попы?

– Если бы, а то свои же. Кого-то там вылечить не смогли, или еще чего-то не поделили, взяли и объявили материну мать колдуньей. Призвали попа, как же без него, а тот говорит: нельзя нечистой кровью землю поганить, надо место огнем очистить. Мать еще маленькая была, сумела в окошко протиснуться. Прибежала к бабке, та отдельно жила, а бабка беды дожидаться не стала, собралась и ушла. Про воинское поселение она давно знала, а в таком месте лекарю всегда больше работы, чем в обычном селе. Вот и пришли в Ратное. Мать с тех пор всегда к побегу готова.

– Но к вам же здесь хорошо относятся, даже прежнего попа угомонили, когда он твою мать с бабкой выгнать хотел.

– Чего в детстве напугался, того всю жизнь бояться будешь. Наше лечение попам всегда поперек, они говорят, что болезнь – наказанье божье, а мы, выходит, воле божьей противимся.

Мишка смотрел на Юльку, слушал ее голос и поражался ее преображению. Вроде бы та же самая девчонка, которой только что исполнилось двенадцать лет, маленькая, худенькая, небогато одетая… Нет, не девчонка – маленькая женщина, видевшая на своем недолгом веку больше смертей, болезней и увечий, чем иной воин, и так же, как и воин, рисковавшая жизнью, исполняя свой долг. Маленькая женщина, постоянно готовая к несправедливости, к предательству тех, кого она и ее мать не однажды спасали и выхаживали. Спокойно рассуждающая о том, что однажды ее могут объявить вне закона, и придется бежать, бросив все.