— В тот день, когда ты подарил мне ромашку, — шепчу я, мои глаза расширяются.
Есть еще кое-что, что я хочу тебе показать. Это в гараже моего отца. Образ Фокса в девять лет всплывает в памяти, когда мы стояли в поле у нашего дерева. Я не должен был его найти. Ты должна пообещать никому не рассказывать.
Вспоминаю тот день сейчас, я так долго не думала об этом, потому что это было слишком близко к тому моменту, когда потеряла Фокса.
Он привел меня в гараж, и я думала, что он собирается показать мне что-то, связанное с механикой, которой учился у своего отца. Но я ошибался.
Его азарт был заразителен, и мне нравилось следовать за ним, попадая в неприятности. Это приводило меня в восторг, как ничто другое. Он никогда не говорил, что я не могу что-то сделать, потому что я маленькая или девочка. Ему нравилось, когда я присоединялась к нашим приключениям.
Сначала все выглядело нормально. Фокс трусцой подбежал к мотоциклу отца и провел по нему гордой рукой. — Собираюсь прокатить тебя на нем, когда мне разрешат его водить.
Я с нетерпением кивнула. Мне хотелось почувствовать ветер в волосах и крепко обнять его.
Затем он взял меня за руку и повел в другой конец гаража, где его отец обычно хранил в мини-холодильнике запасы его любимого пива. Мы открыли дверцу, и вместо бутылок пива там оказались поддоны с маленькими трубочками с этикетками. Насколько я знала, нашим родителям не разрешалось приносить домой свои работы из лаборатории.
— Научный эксперимент? — спросила я.
Он покачал головой и осторожно пощупал одну из пробирок. — Думаю, вот это. Он закрыл дверцу холодильника и отодвинул ящик с инструментами на верстаке, доставая спрятанную там папку. — Здесь написано, что это патент.
— Испытание формулы синтетического опиоида, — прочитала вслух один из заголовков раздела. На странице была научная диаграмма. Я не могла выговорить некоторые длинные технические слова, хотя для своего возраста читал много. — Как получилось, что он здесь? Почему она спрятана?
— Не знаю. Круто, да? Мы никогда не видим их работы. Они всегда говорят, что меня не пускают, когда я умоляю их привести меня в их лабораторию на день.
Мы потратили всего несколько минут, удивляясь тому, что Фокс обнаружил контрабандный тайник своих родителей для испытаний наркотиков. Помню, что на одной из страниц пакета был длинный список цифр, который тогда списала, но теперь, когда я думаю об этом, я вспоминаю знаки доллара и много запятых. Что бы они ни прятали в гараже, это стоило огромных денег для компании.
— Я обещал. И я его нарушила. — Мне так жаль.
Эхо вины вспыхивает так же свежо, как и тогда, когда эти слова выскользнули изо рта, когда я в волнении рассказывала родителям о своем новом любимом дне перед сном. Как только они вырвались наружу, я уже не могла украсть их обратно.
При воспоминании о странном, напряженном взгляде, которым они обменялись, у меня перехватывает дыхание. Они сказали, чтобы я никому не рассказывала о том, что видела. Забыть, что это вообще произошло. Это был первый раз, когда мама стала контролировать меня, но мы уже так далеко зашли, что я задвинула это воспоминание далеко позади всех других плохих отношений между нами. Выражение ее лица напугало меня той ночью.
Ухватившись за его бицепс, я попросила его выслушать объяснение. — Подожди, я сказала родителям, что не буду, но они уже знали. Мне было очень стыдно за это, но наши родители были близкими друзьями, и было логично, что они знали, потому что мама работала с ними. — Они не выглядели удивленными тем, что мы увидели в гараже.
Фокс снова злится и почти душит. Я чувствую, что он готов снова вытолкнуть меня за железные стены, которые построил вокруг своего сердца. Как я могла забыть о том дне?
— Ты предпочла их обещанию, которое дала мне.
— Я была слишком взволнована, чтобы рассказать им о своем дне. Это было не специально, просто вырвалось.
— Из-за тайны, которую они скрывали, их убили, — процедил Фокс сквозь стиснутые зубы. Я чувствую вибрацию его глубокого голоса через его грудь напротив моей. — Их автокатастрофа не была несчастным случаем. Они были убиты вместе с моей младшей сестрой.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Еще одна волна шока обрушивается на меня. Я нахожусь на грани разрыва, застряв между старыми воспоминаниями и правдой, которая выходит наружу.
— Сестра? — Это прозвучало придушенно.
— Мама пока не хотела никому говорить, но они только что узнали, что у нее будет девочка. Его голос дрожит. — У меня должна была быть младшая сестра.
Неужели я неосознанно способствовала смерти его семьи? Даже если мои родители знали, неужели я привела все в движение, чтобы доставить им неприятности, раскрыв секрет, который изначально не был моим?
Лед застывает в моих венах, и закрываю глаза, чтобы не видеть его выражения. Это ранит мое сердце слишком сильно. Вот почему он ненавидел меня. Вот как была разрушена наша дружба.
Фокс все эти годы жил не только с горем от потери родителей из-за трагедии. Все гораздо хуже, чем я когда-либо могла себе представить.
— Убиты. Это слово на вкус как пепел на языке, но я заставляю себя произнести его.
Мои глаза медленно открываются, и я смотрю на его непреклонную линию челюсти, пока мои мысли переключаются. Полицейский отчет. Расследование было признано несчастным случаем, отчет коронера отсутствует. Знала, что это подозрительно, что в нем не хватает информации и что на нем стоит подпись отца. Странное поведение Фокса и то, как он таскался по городу, подкупая людей, теперь имеет смысл. Я наконец-то поняла, что он задумал.
— Ты пытаешься доказать это.
Ему требуется много времени, чтобы ответить. Он изучает меня, не ослабляя своей карающей хватки.
— Да.
— Как? Тебе девятнадцать.
— Это тебя не касается. Я должен это и не позволю людям, которые сделали это с моей семьей, остаться безнаказанными. Они не смогут наслаждаться властью, которую получили, убив мою семью. — Его противоречивый тон разбивает мне сердце, когда он прерывается, тяжело сглатывая. Горе грозит утянуть меня под воду. — Ты помогла им, нарушив обещание. Никто бы не узнал, что они скрывали.
— Это неправда. Я сказал тебе, что мои родители уже знали! — Мне приходится поверить, что это неправда, отвергая мысль о том, что я ненароком помогла причинить им боль.
Фокс ворчит, наваливаясь на меня, наконец, освобождая руки, чтобы сомкнуть пальцы на моем горле, когда он впивается в лицо.
— Как ты думаешь, почему твою маму ни с того ни с сего повысили до генерального директора? Проверь чертовы даты. Это уровень, на котором работают люди, стоящие за этим. — Его рука сжимается, и я с трудом делаю следующий вдох. — Вот к чему привело твое нарушенное обещание.
Мое сердце сжимается под тяжестью вины. — Мне было восемь! Мы были просто детьми!
— Скажи это моим мертвым родителям!
Фокс ударяет ладонью по кирпичу над моей головой и отступает назад с разочарованным звуком и поднимаю руку, чтобы потереть шею. Горло жжет, как будто я проглотила тысячи ножей, но не от его грубого обращения.
— Так ты ненавидишь меня, потому что думаешь, что я помогла людям, которые это сделали?
Вопрос причиняет боль, потому что часть меня действительно задается вопросом, не вспоминаю ли я события того дня неправильно, и не приложила ли случайно руку ко всему этому, но я выдавливаю его из себя. В ответ Фокс издает низкий гул.
— Ты серьезно считаешь, что я могу причинить тебе такую глубокую боль, когда всегда лю… — Зажимаю рот, когда он снова прижимает меня к стене своим телом. Мы оба тяжело дышим. Я облизываю губы и наклоняю подбородок вверх. Его ищущий взгляд отслеживает это движение. — Я бы никогда не причинила тебе такой боли.
— Тогда почему ты нарушила свое обещание?
В голосе Фокса звучит страдание, и это вонзает нож в мой живот, и я содрогаюсь от того, что все в нем кажется разорванным в клочья. Он нес груз этой боли на своих плечах в течение десяти лет, и это убивает его.