– Нет, конечно! – ужаснулась Джейн. – Можно с ним поговорить?
– Нет! – одновременно воскликнули братья и смущенно переглянулись. Питер откашлялся.
– Доктор Дженкинс считает, что вам лучше не видеться. Никому из вас это не пойдет на пользу, особенно Джону, в его возбужденном состоянии. Дженкинс дал ему успокоительное…
– Значит, вы прямо сейчас отправляете его в больницу? – спросила Джейн.
Джеймс и Питер кивнули.
– Мы уже обо всем договорились и уедем с ним, – пояснил Питер. – А Мегги поможет тебе собраться. Завтра вы с ней поедете в Девон. Как отдохнешь, возвращайся в Лондон, навестишь Джона, решишь, что делать дальше.
Джейн поняла, что ее мечтам о счастливой супружеской жизни пришел конец. Слезы жгли глаза, голова кружилась, в висках стучало.
– Я хочу поцеловать его в последний раз. Он должен знать, что я его по-прежнему люблю и ни в чем не виню. Не волнуйтесь, больше он меня не тронет, – решительно сказала она, встала и направилась к двери, смахивая с глаз слезы.
Глава 13
Дорога из Кобленца в Страсбург заняла два часа. Едва поезд отошел от вокзала, теплые лучи весеннего солнца сморили Макса, и он проспал почти всю дорогу. В пять часов вечера состав остановился на платформе в Страсбурге. Похолодало, и Макс, поеживаясь в белой майке, поплотнее запахнул кожаную куртку, чувствуя себя почти Джеймсом Дином. Впрочем, если судить по последним образцам парижской моды, строгий костюм с пиджаком на двух пуговицах стал неотъемлемой частью гардероба. Летняя коллекция женских нарядов переливалась яркими, психоделическими цветами. Девушки в брючках, сидящих на бедрах, выглядели привлекательно, а летом станут еще соблазнительнее в мини-юбках.
Макс со вздохом признал, что Николя прав: самое время ходить на свидания. Он вспомнил темные глаза Габриэль, ее внимательный взгляд. Она улыбалась Николя, но все внимание обращала только на Макса, а он, как дурак, ничего не предпринял. Теперь он дал себе слово, что если неизвестная возлюбленная отца поможет ему в поисках, то он обязательно пригласит Габриэль на свидание, проявит настоящий интерес к ее жизни и учебе и приложит все усилия для того, чтобы ее развлечь. «Так будет лучше, – подумал он. – Ну же, Лизетта, помоги мне».
Макс вышел из кирпичного здания вокзала и пешком направился домой, в старинный квартал Крутено, неподалеку от университета. Когда-то район облюбовали рыбаки, потом здесь выстроили армейские бараки, а сейчас эту часть города снова вернули гражданскому населению. Здесь располагалась крупная табачная фабрика, и на узких улочках витал сильный запах табака. Место было оживленное, вокруг жили не только студенты, но и рабочие и служащие. Макс переехал сюда перед Рождеством, предпочитая тишину и покой уединенной квартиры шумному студенческому общежитию. Он решил перебороть чувство вины за полученное наследство и насладиться обретенной самостоятельностью.
Подготовка к поездке в Германию заняла много времени; вдобавок, Макс решил совместить ее с визитом в Лозанну, к бабушке и дедушке. Выжидая, пока подвернется возможность прервать занятия на неделю, он составил подробный план своих будущих исследований и написал письмо Лизетте Форестье на шотландский адрес. Через две недели письмо вернулось нераспечатанным, с надписью: «Свяжитесь с Моррисами в Фарнборо, Пьерфонд-роуд». В ходе дальнейших поисков выяснилось, что мистер К. Моррис проживает в доме номер 50 на Пьерфонд-авеню. Макс отправил ему письмо, адресованное Лизетте Форрестье, с объяснением, что желает связаться с женщиной, знакомой с его отцом, погибшим на войне. В своей записке Максимилиан не стал вдаваться в подробности и отправил письмо из Парижа, потому что англичане часто принимали Страсбург за город в Германии.
Наконец из Фарнборо, от мистера Колина Морриса пришел ответ: Лизетта Форестер, его внучка, вышла замуж и в начале пятидесятых годов уехала в Австралию. Как ни странно, конверт, адресованный Лизетте, снова вернулся нераспечатанным. В самом конце своего письма мистер Моррис добавил: «Лизетту теперь зовут миссис Люк Рэйвенс. Связаться с ней можно через ферму Боне в Набоуле, Тасмания, Австралия».
Значит, возлюбленная полковника Килиана вышла замуж за его врага – за того самого француза с немецкой фамилией, который присутствовал при гибели отца Макса. Судя по всему, Эйхель об этом не знал. Подозрения Макса превратились в твердую уверенность: Лизетта была британской разведчицей, которая притворялась любовницей Килиана. Непонятно только одно: почему в 1943 году ни Килиан, ни Эйхель этого не обнаружили?
Впрочем, в подрывных действиях Лизетту – и некоего Боне – подозревал гестаповец фон Шлейгель. А теперь выясняется, что она живет на ферме Боне в Австралии!
Макс несказанно обрадовался, когда ему удалось связать Равенсбурга с Боне: судя по всему, это один и тот же человек. Впрочем, открытие доставило Максу несколько неприятных минут, когда он понял, что с такой же настойчивостью подбирался к тайне Лизетты и фон Шлейгель.
И все же Макс узнал многое: Боне, участник французского Сопротивления, тайно сотрудничал с британской разведчицей, они полюбили друг друга, а Маркуса Килиана заманили в западню. Казалось бы, все просто и понятно, но Макс не мог успокоиться. Чем именно привлек интерес союзников скромный немецкий полковник в Париже, назначенный верховным командованием на бесполезную кабинетную службу? Макс очень хотел во всем досконально разобраться и немедленно написал письмо Лизетте в Австралию, надеясь, что она не сочтет вопросы оскорбительными. Он адресовал письмо Лизетте Форестье, а не миссис Люк Рэйвенс, однако ответ получил только сейчас: во время отсутствия Макса Николя регулярно проверял почтовый ящик друга и сообщил по телефону, что наконец-то пришло письмо из Австралии.
– А отправитель указан? – взволнованно спросил Макс.
– Да, некто Рэйвенс.
– Что, без имени? – с замирающим сердцем уточнил Макс.
– Тут неразборчиво написано… Лизель… Лисбет?
– Лизетта! – воскликнул Макс, укоряя себя за недогадливость. Разумеется, она сейчас пользовалась фамилией мужа.
– Ага, Лизетта, – подтвердил Николя. – В общем, с тебя ужин.
– Ладно, заказывай ресторан.
– Ох, ты так легко соглашаешься, даже неинтересно… – рассмеялся Николя и повесил трубку.
Макс погрузился в размышления. Эйхеля можно вычеркнуть из списка – у старого банкира больше нет никаких сведений. Лизетта ответила на письмо… Может, появится новая информация о Равенсбурге? Неизвестным оставался только фон Шлейгель. Учитывая отношение Эйхеля и Килиана к гестаповцу, похоже, фон Шлейгель играл во всем этом какую-то зловещую роль, а значит, требовалось дальнейшее расследование.