— Идем? — спрашивает, а сам уже идет в сторону моего подъезда.
Молчу и не понимаю, что происходит. Я никого не приглашала. Но, кажется, меня и не спрашивают.
Мы по очереди проходим в квартиру и Максим уверенным шагом идет сразу на кухню. «Как у себя дома», — крутится в моей голове.
Следуем с Никиткой за самоутверждённым хозяином и останавливаемся в дверях кухни. Максим занял своей могучей спиной всё кухонное пространство. И почему-то я ощущаю себя гостем в своей собственной квартире, а Максим очень даже уместно смотрится в ней.
Наблюдаем, как выкладывает молоко, сливки, огромную пачку кофе, торт.
Стоп. Торт?
Смотрю в свой пакет в руках.
— Два торта? — не выдержав, спрашиваю я.
— А? — вдруг вспоминает о нашем присутствии и поднимает лицо, — да, не смог определиться с выбором.
Ну понятно, это же Максим Филатов.
— Мам, мы будем пить чай с тортом? — несмело спрашивает у меня Никитка.
— Будем! Кто с чаем, кто с кофе, — отвечает вместо меня Филатов и задумчиво разглядывает самую огромную коробку, — Шумахер, ножницы есть?
Никитка кивает и несется в комнату.
— Ты купил кофемашину? — стараюсь звучать непринужденно и ровно, но внутри бурлит котлован с ворохом вопросов.
— Ага! — улыбается этот искуситель, являя миру свои дьявольские ямочки.
— А зачем?
Смотрит на меня непонимающе.
— В смысле зачем? Кофе пить будем. Хороший, — кивает на яркий пакет с кофе.
Я вижу, что он хороший, но вопрос-то был не в этом.
Ничего не понимаю. Он купил эту дорогую штуковину сюда, в мою квартиру, чтобы пить кофе? Себе? Мне? Или нам?
То есть, я правильно понимаю, он собирается здесь часто бывать?
— Максим, это же…
— Спасибо, Шумахер! — перебивает меня Филатов и забирает из рук появившегося Никиты детские ножницы. — А за это ты получаешь подарок. Держи, — вручает ему пакет с фирменным логотипом детского магазина.
Никитка довольно ныряет в пакет и с визгом достает коробку с нарисованным роботом.
— Это же Бамблби! Вауу! — загораются глазенки Никитки, — спасибо, Макс! Мам, это Бамблби! — поднимает свое детское наивное личико и смотрит на меня.
Его восторженный взгляд мгновенно потухает, а выражение лица становится опасливым и тревожным.
— Можно мам? — шепчет ребенок и смотрит такими умоляющими глазами, что мое сердце обливается горькими слезами.
У Никитки нет таких дорогих игрушек, а то, что этот робот стоит недешево, и гадать не надо. Один раз я зашла в этот отдел, посмотрела на цены и с чувством своей материнской никчемности и беспомощности, вылетела из него, как пробка.
Я не покупаю игрушки и не делаю подарки просто так, только на праздники и по особому поводу. Мой ребенок не избалован вниманием. Поэтому сейчас он стоит и ждет от меня позволения его принять. В его глазах детский страх, что не разрешу, а в моей голове каша из многочисленных «но».
Зачем это всё: кофемашина, подарки? Зачем? Мы до сих пор друг другу никто, а в глазах моего ребенка Максим-классный дядя на крутой тачке, спасающий от дождя, дарящий желанные подарки и позволяющий есть пиццу, сладости и запивать газировкой. Просто волшебник какой-то!
Зачем это всё Максиму? Одинокая мамашка с ребенком, которую искренне ненавидит, но с которой периодически спит. Какой-то особый вид развлечения у богатеньких мальчиков?
— Маам, — трогает меня за руку Никитка.
— Можно, — выдыхаю я. Ну а как не разрешить, когда такая надежда в глазах.
Счастливый Никитка уносится в комнату с роботом, а мы с Филатовым остаемся на кухне одни.
Мою в раковине руки и ставлю греться чайник.
— Куда поставим? — спрашивает, крутя головой по сторонам.
Здесь совершенно нет места такой глянцевой шикарной громадине. На старой кухне эта современная красотка смотрится вызывающе-броско.
Это как одеться в старое рваное тряпье, но при этом держать в руке изящную сумочку от кутюр. Ни к селу, ни к городу. Вот так и с этой машиной — нелепо и неуместно.
— Максим, я думаю, что…
— Давай на подоконник. Есть удлинитель? — снова перебивает Филатов.
Да что ж это такое!
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Почему ты меня постоянно перебиваешь? Ничего не даешь сказать! — вспыхиваю я.
Мне это надоело. Сколько можно пренебрегать моим мнением, не спрашивать, а делать только по-своему.
— Потому что я знаю, что ты хочешь сказать. И это, к моему глубокому сожалению, ни слова благодарности, — в тон мне отвечает Максим.
— Конечно! — развожу руками я. — Я просто не понимаю, за что должна благодарить? Для кого это все? — неопределенно машу рукой. — Я не понимаю мотива.
— А ты что следователь, мотив тебе нужен? Я купил эту чертову кофемашину, потому что твой кофе- сущая дрянь. Пацану игрушку, потому что не мог прийти к ребенку с пустыми руками. Что еще тебе не понятно?
Действительно! Это ж всё объясняет!
Мне хочется зарычать! А еще стукнуть его по голове вот этим новеньким холдером от кофемашины.
Разворачиваюсь и ухожу в комнату. Пусть делает, что хочет. К черту! Все мои попытки поговорить сводятся вот к таким бесполезным диалогам и ссорам. Разговоры-не наш фирменный конек, видимо, куда лучше у нас получается… Ох, я сейчас реально об этом подумала?
Я успела несколько раз переложить подушки с места на место, пару раз не за что рявкнуть на сына, разобрать и снова собрать сумку на работу, когда в дверях комнаты появился омерзительно довольный Максим с потрясающей живой улыбкой на лице. Даже залюбовалась. Нечасто такое природное явление встретишь. Обычно его фейс источает скучнейший пофигизм, либо недовольство и хмурь.
Он стоит, прислонившись к дверному косяку и сложив руки на груди. Красивый, гад, тут не поспоришь. Но вредный и наглый.
— Мы будем пить чай? — спрашивает, наблюдая за моими жалкими попытками впихнуть толстую папку в сумку. Не понимаю, как я ее туда умещала до этого? Мои движения нервные, рваные и чрезмерно показные.
— Мам, я хочу торт! — подскакивает Никитка.
— Мы так поздно не чаевничаем. Тем более с тортом, — снова рявкаю я. Да, я тоже не одуванчик!
Максим хмурит брови и укоризненно смотрит на меня. Да, я веду себя как истеричная стерва! А ты что хотел? Чтобы я снова проглотила твои бзики и сделала вид, что всё нормально?
— Ну мам, пожалуйста, — канючит Никита и умоляюще смотрит на Филатова.
Вот о чем я и говорю! Максим у нас-небожитель! А мать- мегера!
— Пошли, Никит. Самое время для чаепития! Ты какой торт будешь? А давай и тот, и другой? — подмигивает моему ребенку этот наглый искуситель.
И самое обидное, что мой сын встает и идет за ним следом. Смотрю шокировано им в след и мой рот безмолвно то открывается, то закрывается, как у бешеной рыбы.
Хочется крикнуть: «Предатели»! Но вовремя затыкаюсь. «Ведешь себя, Жукова, как обидчивая малолетка», — вопит мой противный внутренний голос. Ну и что? Да, мне обидно. Вот так растишь ребенка, холишь его, лелеешь, а потом приходит дядя с тортом и ты больше не авторитет.
Молча сижу на диване и прислушиваюсь к звукам кухни. Слышу стук чашек о стол, журчание льющейся из чайника воды, хруст открывающейся сначала одной коробки, следом другой, тихие перешептывания и смешки.
И мне обидно, да. Потому что тоже хочу с ними пить чай с тортом. Я — девочка, и да, хочу, чтобы за мной пришли, поуговаривали, взяли за ручку и отвели к столу.
— Саш, ну че ты бесишься? — вздрагиваю от этой неизведанной ранее мне интонации в его голосе. Никогда. Никогда он не разговаривал со мной так. Разве он умеет? Так проникновенно и практически ласково. Без злобы и вечного ехидства. По-домашнему уютно и нежно. А это его «Саш»…
Растекаюсь лужицей и готова забыть и простить все его прежние нападки, только пусть говорит: «Сааааш»!
— Пойдем пить чай! — и я встаю и, как под гипнозом, иду на этот манящий голос. Это практически тоже самое, как в моих мыслях: за мной пришли и позвали. Но только в Филатовской интерпретации.
— Мы без тебя не можем… — и тут я окончательно пропадаю в своих ванильных облачках, купаюсь в нежном маршмэллоу и улыбаюсь розовым пони. Мне кажется это всё нереальным, — …нарезать торт. — А вот это уже реальней. И тихий смешок в кулак.