лет. Нет, нет, вы этого не поймете!
И о а х и м. Да, не пойму. Для меня все эти годы прошли иначе.
З о н н е н б р у х. Я не хочу слушать об этом! Меня это вовсе не интересует! Нисколько!
И о а х и м (решив окончательно выяснить положение). Вас не интересует также и то, каким целям служат сегодня результаты ваших научных работ?
З о н н е н б р у х (застигнутый врасплох). Не понимаю, к чему вы клоните, Иоахим.
И о а х и м. Результаты ваших исследований служат определенным практическим целям.
З о н н е н б р у х. Это меня не касается. Я служу науке. Только и исключительно науке. Я хочу служить ей как можно лучше, как только умею. Остальное меня не касается.
И о а х и м. Идет война, профессор, и «наци» поставили биологию на службу истребления людей. С этой точки зрения ваши работы сегодня очень высоко ценятся.
З о н н е н б р у х. Я уже сказал вам: это меня не касается.
И о а х и м. Тем не менее результаты ваших исследований используются в преступных целях — знаете ли вы об этом, профессор?
З о н н е н б р у х. Не понимаю, о чем вы говорите.
И о а х и м. О людях, которых мучают для испытания результатов ваших исследований. Например, в лагерях. Или это вас тоже не интересует?
З о н н е н б р у х. Вздор, грязная клевета!
И о а х и м. Это факт.
З о н н е н б р у х. Я ничего об этом не слышал. (В смятении.) А если… если даже так… (Борясь с собой.) Зачем вы говорите мне все это, Иоахим?
И о а х и м. Потому что хочу, чтобы вы говорили со мной как человек! Общаясь с тенями, вы потеряли себя. Профессор! Дорогой профессор! Сбросьте прочь наконец свою ужасную, непроницаемую броню! Для этого, да, да, для этого я пришел сюда!
З о н н е н б р у х (почти кричит). Нет! Вы пришли сюда, чтобы разрушить все! Чтобы обокрасть меня, убить во мне веру в самого себя, в дело, которому я служу, нарушить мое одиночество, которое я оберегал, которым гордился! Да! Как только вы вошли, как только произнесли первое слово, я сразу почувствовал, что с вами пришла огромная опасность. (Презрительно смеется.) Нет, не о полиции я подумал. Я подумал о том, чем жил все эти страшные годы, во что верил… (Помолчав, устало.) Видите, Иоахим, все эти годы я храню непоколебимую веру в то, что немцы, подобные мне, должны выполнить одну исключительную задачу: сохранить для человечества высшие духовные ценности, пронести их в целости через годы смуты и борьбы, через потоки грязи и крови, варварства и безумства. И в тот час, когда падет звериная власть Гитлера, вернуть их, передать народу! Да, сохранить эти сокровища для других, лучших времен!
И о а х и м. И вы думаете, что это гораздо больше, чем дать приют на одну ночь человеку, подобному мне, человеку, которого преследуют? (Тихо, горестно смеется.) О, профессор! Теперь я начинаю понимать свою ошибку. Теперь я начинаю понимать, какое зло причинил я здесь — не дочери вашей, нет! Вам, именно вам!
З о н н е н б р у х (окончательно сломленный). Зачем вы это сделали? Зачем? Для чего?
И о а х и м. О профессор! Как хорошо, что мы говорим в темноте, что мне не видно ваше лицо!
З о н н е н б р у х (умоляюще). Прошу вас, уходите отсюда. Оставьте меня одного. Если бы не моя бедная дочь, я завтра заставил бы себя поверить, что вас здесь вовсе не было!
И о а х и м (с тихим смехом). Что это был только неприятный юбилейный сон профессора Зонненбруха? Ну что ж, я ухожу из вашего дома. Но это не вернет вам покоя. Такие, как я, не уходят даже тогда, когда они уже исчезли из поля вашего зрения. (Поворачивается, идет к двери террасы, останавливается на пороге.) Я возвращаюсь во мрак, профессор, в страшную немецкую ночь и, пока хватит сил, буду стараться идти дальше. Я буду ползти, как солдат в бою, буду подниматься и падать, падать и подниматься… как солдат в бою… до рассвета, до самого рассвета!.. (Толкает стеклянную дверь, спускается по ступенькам вниз, исчезает в темноте.)
Зонненбрух падает в кресло, сидит неподвижно, закрыв лицо руками.
Продолжительная пауза.
Дверь из столовой открывается. В своем кресле въезжает Б е р т а. С минуту она смотрит издали на Зонненбруха, потом приближается к нему.
Б е р т а. Не сиди здесь. Ты ведь устал. (Через минуту.) Почему ты не отвечаешь, Вальтер?
З о н н е н б р у х (медленно поднимает голову, смотрит на нее). Это ты, Берта?.. (Вздрогнув.) Холодно здесь…
Б е р т а. Дверь открыта, тянет из сада. (Помолчав.) Чего ты ждешь? Нам нечего ждать… Рут теперь не скоро вернется…
З о н н е н б р у х. Рут не вернется… (Громче, трагически.) А я? А я? (Прячет лицо в ладонях.)
Б е р т а (кладет руку ему на плечо). Успокойся, успокойся. Ты, во всяком случае, ни в чем не можешь упрекнуть себя…
З а н а в е с.
Перевод В. Раковской.
ПОСЕЩЕНИЕ{4}
Происшествие в деревне в трех действиях
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Врона, директор станции защиты растений.
Хэля, ассистентка.
Сульма, лаборант.
Сульмина, его жена.
Иоанна.
Профессор.
Рудницкий.
Гарус.
Дедушка Мигач.
Старик крестьянин.
Ямрозка.
Пулторачка.
Клысь.
Брожек.
Брожкова, его жена.
Морговяк.
Яжина.
Гнат.
Ясек.
Крестьяне, крестьянки.
Место действия — деревня в Центральной Польше, недалеко от уездного города, где-то между Лодзью и Познанью.
Время — май 1952 года.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
Бывшая помещичья усадьба, ныне опытная станция Института защиты растений, одна из немногих в стране. Канцелярия директора — комната на первом этаже. Посредине широкая двустворчатая дверь, открытая настежь, за ней видна вторая комната — лаборатория с соответствующим оборудованием, сосудами, пробирками и пр. На дальнем плане окно, сквозь которое видны деревья парка. В правой стене канцелярии дверь в прихожую центрального входа. Слева окно, открытое в парк.
По бокам двустворчатой двери по две пилястры с ионическими капителями. Над этой и правой дверями лепные плафоны и супрапорты[2]. В правом углу камин, немного потрескавшийся, над ним хорошая копия одного из голландских мастеров — натюрморт с овощами.
На этом фоне предметы обычной канцелярии с лабораторным уклоном. На стенах яркие наглядные пособия и плакаты, изображающие сельскохозяйственных вредителей, в том числе колорадского жука. Яркое солнечное утро. С у л ь м а в синем рабочем халате сидит за столом в лаборатории и молча растирает что-то в фарфоровой ступке. С у л ь м и н а убирает канцелярию, время от времени останавливается и посматривает на мужа.
С у л ь м и н а (после паузы). Директор-то сегодня придет?
С у л ь м а (неохотно). А я знаю? Наверно, придет.
С у л ь м и н а. Так ему же надо ехать в Познань.
Сульма не отвечает.
(После паузы, вытряхивая окурки из пепельницы в корзину для бумаги.) Ну и надымили вчера: куда ни глянь — одни окурки… И как это люди могут языком молоть в таком дыму, даже света божьего не видать!
С у л ь м а. Не твоего ума дело. Есть о чем, вот и говорят.
С у л ь м и н а. Не мое, конечно, не