(их фамилии и регалии перечислены на обороте титульного листа: член-корреспондент РАН А. П. Громов, главный судмедэксперт Минздрава РФ В. О. Плаксин, заведующий кафедрой судебной медицины Российского медицинского университета В. Н. Крюков, эксперт-криминалист Н. П. Майлис, эксперт высшей категории А. В. Маслов, старший прокурор Генпрокуратуры Н. Н. Дедов, судмедэксперт высшей квалификационной категории С. А. Никитин) утверждают, что «специалисты, формулируя свои выводы, не располагали информацией о результатах своих коллег. Это, на наш взгляд, обеспечило объективность, достоверность и полноту проведенных экспертиз». Это лукавое утверждение. Во-первых, государственным специалистам не требовалось знать результатов своих коллег, поскольку они со школьной скамьи знали, какой ответ о смерти Есенина должен быть правильным. Во-вторых, сравним список членов редакции со списком тех, кто давал экспертные заключения. Последние подписаны А. В. Масловым, Н. П. Майлисом, В. Н. Крюковым, В. О. Плаксиным, С. А. Никитиным, Н. Н. Дедовым и некоторыми другими. Получается, что эксперты в качестве редакторов сами о своей работе заявили, что она объективная, достоверная и полная.
Посмотрим, как перечисленные специалисты смогли обосновать в экспертных заключениях свое мнение о смерти Есенина и всегда ли эти обоснования были объективны, достоверны и исчерпывающи.
На экспертизу был отдан акт вскрытия тела Есенина, подписанный А. Г. Гиляревским. Эксперты исследовали, соответствуют ли содержавшиеся в этом акте сведения о состоянии тела конечному выводу о причине смерти поэта.
Свое заключение по акту вскрытия тела Есенина дали главный судебно-медицинский эксперт Советской армии генерал-майор В. В. Томилин и судебно-медицинский эксперт высшей квалификационной категории А. В. Маслов. Первый сделал вывод, что «содержавшиеся в „акте“ сведения не противоречат тому, что смерть Есенина С. А. наступила в результате сдавления органов шеи петлей при повешении» (с. 21). Второй пришел к аналогичному выводу (с. 29). Но при этом не исследовался вопрос о том, соответствует ли описание ран на теле Есенина тем повреждениям, которые видны на фотографиях тела в гостинице, в Обуховской больнице и на посмертной маске. Оба эксперта исследовали только текст акта и не сравнивали описанные в нем раны на лице Есенина с фотографическими снимками, запечатлевшими Есенина после извлечения из петли (в гостинице) и на прозекторском столе (в Обуховской больнице) и с посмертной маской. Таким образом, ими был обойден вопрос о добросовестности человека, составлявшего исследуемый акт. Между тем ряд ран на лице Есенина, одна из которых отчетливо видна на фотографии тела в гостинице (воронкообразное углубление под правой бровью), а другая на посмертной маске (стерженьковое углубление во внутреннем углу правого глаза), не описаны ни в акте осмотра тела, ни в акте вскрытия. Данное несоответствие документальных изображений на фотографии и посмертной маске с текстом акта Гиляревского заставляет с недоверием относиться к достоверности последнего документа и содержащегося в нем вывода о причине смерти Есенина.
Казалось бы, деятельность Комиссии Есенинского комитета по выяснению обстоятельств смерти поэта должна быть направлена именно на то, чтобы разобраться в этих противоречиях между документальными материалами (фотографии и посмертная маска) и текстом акта вскрытия тела Есенина, — выяснить, кому было выгодно не включать упоминания об этих ранах в текст акта вскрытия. Но, видимо, комиссия преследовала другие цели. Члены комиссии вслед за судмедэкспертами сделали вид, что ни-каких противоречий не видят. В результате было опубликовано заявление: «Комиссия пришла к выводу, что в настоящее время нет материалов, которые могли бы документально опровергнуть содержание акта вскрытия тела С. А. Есенина и заключение судебно-медицинского эксперта А. Гиляревского от 29 декабря 1925 года о причине смерти поэта» (с. 49). Это правда, чтобы документально опровергнуть содержание акта вскрытия тела Есенина, документальных фотографий и посмертной маски было мало. Но чтобы поставить под сомнение достоверность данного акта, этих материалов было вполне достаточно. Более того, комиссия умолчала о том, что, строго говоря, акт А. Гиляревского не является подлинником. Книга «Протоколы вскрытия мертвых тел» за 1925 год, которую вел Гиляревский и в которую вписан оригинал протокола вскрытия тела Есенина, была изъята сотрудниками ГПУ сразу после вскрытия тела Есенина и исчезла. Но именно в ней содержится подлинник. Тогда как акт вскрытия тела, который был включен в состав «Дела о самоубийстве Сергея Есенина» подлинником не является, и неизвестно, насколько его текст соответствует подлинному протоколу. Возникает вопрос: зачем изымать и прятать (или уничтожать?) подлинник протокола, если его текст идентичен акту, вложенному в «Дело о самоубийстве Сергея Есенина»? Потребность в засекречивании подлинного протокола о вскрытии тела возникает только в том случае, если его содержание отличается от содержания акта. Пока не будет рассекречен подлинный протокол вскрытия тела С. А. Есенина, содержащийся в книге А. Гиляревского «Протоколы вскрытия мертвых тел» за 1925 год, имеются основания предполагать, что выводы судмедэкспертов о причине смерти Есенина недостоверны, поскольку построены на лживом акте Гиляревского, написанном им под давлением сотрудников милиции или ГПУ.
Учитывая эти обстоятельства, добросовестный независимый эксперт должен был бы написать в заключении, что имеющиеся расхождения текста исследуемого акта с информацией, содержащейся на фотографических изображениях тела Есенина и посмертной маске, а также факт изъятия сотрудниками ГПУ подлинного протокола вскрытия тела не позволяют с уверенностью утверждать, что исследуемый акт абсолютно точно указывает причину смерти Есенина. Но судмедэксперты действовали иначе. Поэтому не приходится говорить о том, что акт вскрытия тела, составленный А. Гиляревским, был исследован судмедэкспертами полностью и объективно. Скорее — поверхностно и изолированно от других документов.
Что касается комиссии, которая организовала экспертизу акта Гиляревского, то ее действия можно квалифицировать по-разному: либо непрофессионализм, либо недобросовестность, либо ангажированность. На мой взгляд, это ангажированность.
Посмотрим, как было организовано исследование посмертной маски Есенина. Эти маски существуют в нескольких экземплярах, которые хранятся в различных местах (в музейных и частных собраниях), причем не всегда известно их происхождение. Некоторые из этих экземпляров делались не с оригинальной формы, изготовленной 29 декабря 1925 года скульптором И. С. Золотаревским, а являются копиями, сделанными с уже готовой маски. Качество таких копий, как правило, значительно хуже первоначальных отливок, сделанных с оригинальной формы. Поэтому, чтобы избежать ошибок, важно знать историю каждого конкретного экземпляра, предложенного для исследования.
Кроме того, следует иметь в виду, что в период между вскрытием тела Есенина в Обуховской больнице и гражданской панихидой в ленинградском Доме печати лицо Есенина было подвергнуто реставрации, во время которой были ликвидированы воронкообразное углубление под правой бровью и косая вмятина на лбу. Поэтому посмертная маска, форма которой изготовлялась во время гражданской панихиды, отражает не изначальные раны на лице Есенина, которые видны на фотографиях тела, сделанных в гостинице, а результат реставрации.
Один из экземпляров посмертной маски (без указания места его хранения) был отдан на исследование судебно-медицинскому эксперту высшей квалификационной категории Э. И. Хомяковой, сотруднице НИИ судебной медицины Минздрава РФ. В результате этого исследования был сделан вывод: «Каких-либо морфологических признаков, характерных для действия острых, рубящих, колото-режущих и огнестрельных орудий на представленной гипсовой