записки, поскольку предсмертные записки не пишут за три месяца до смерти. Стихотворение было превращено в предсмертную записку В. Эрлихом и Г. Устиновым при первой его публикации 29 декабря 1925 года.
По свидетельству В. Эрлиха, передавая стихотворение, Есенин сказал Эрлиху: «Это тебе. Я еще тебе не писал ведь?»[339] — то есть можно понять, что адресатом стихотворения является Эрлих. Этому свидетельству противоречит 5-я строка: «До свиданья, друг мой, без руки, без слова». Эта строка никак не могла быть обращена к В. Эрлиху, поскольку именно ему лично было передано стихотворение, и Есенин вполне мог пожать ему руку и сказать, что хотел. В данной строке содержится обращение к человеку, недоступному для Есенина, возможно арестованному или уже мертвому. Более того, Есенин не имел никаких оснований посвящать Эрлиху стихотворение, написанное кровью. Гораздо больше оснований было у Есенина подобное стихотворение посвятить своему другу А. А. Ганину[340], расстрелянному ОГПУ 30 марта 1925 года[341]. В этом случае оно имело совершенно иной смысл: мысленное прощание с другом перед его смертью. Оправданной становится и кровь, использованная вместо чернил.
Известны и другие случаи, когда Есенин писал кровью. По свидетельству Нины Табидзе, «когда вышла книга Есенина „Страна советская“, он подарил ее мне, сделав на ней своей кровью надпись: „Люби меня и голубые роги“. К сожалению, эту книгу у меня украли»[342]. «Как-то, еще живя в гостинице, он пришел к нам часов в двенадцать ночи. В то время и Паоло Яшвили был у нас. Взволнованный Есенин достал новое стихотворение и прочел друзьям. Он сказал, что у него не было чернил и он писал его кровью. Это было его послание „Поэтам Грузии“»[343]. Во втором случае весьма любопытное совпадение: опять гостиница и опять отсутствие чернил. Поскольку никто не подвергал сомнению правдивость воспоминаний Н. А. Табидзе, приводимые ею сведения о неоднократном использовании Есениным крови вместо чернил означают, что нельзя однозначно связывать стихотворение Есенина, написанное его собственной кровью, с решением о самоубийстве.
Но если стихотворение обращено к А. А. Ганину, то оно никак не может быть «предсмертной запиской».
Почему же стихотворение, обращенное к другому человеку, было передано Эрлиху со словами «это тебе» и пожеланием, чтобы он ознакомился с текстом «потом», поскольку «не к спеху»?
Один из мемуаристов (Н. К. Вержбицкий) описывает ситуацию, когда он вместе с Есениным в Тифлисе (14 сентября 1924) наблюдал демонстрацию в честь празднования Международного юношеского дня:
Мы с Есениным стояли на ступеньках бывшего дворца наместника, а перед нами по проспекту шли, шеренга за шеренгой, загорелые, мускулистые ребята в трусиках и майках.
Зрелище было внушительное. Физкультурники с красными знаменами печатали шаг по брусчатке мостовой. Сердце прыгало в груди при взгляде на них. Я не удержался и воскликнул, схватив Есенина за рукав:
— Эх, Сережа, если бы и нам с тобой задрать штаны и прошагать вместе с этими ребятами!
Есенин вздрогнул и внимательно посмотрел мне в глаза.
По-видимому, эта моя взволнованная фраза задержалась в его сознании. И спустя полтора месяца я прочел в стихотворении «Русь уходящая»:
Я знаю, грусть не утопить в вине,
Не вылечить души
Пустыней и отколом.
Знать, оттого так хочется и мне,
Задрав штаны,
Бежать за комсомолом.
— Вспоминаешь? — спросил у меня поэт, когда эти строки появились в «Заре Востока»[344].
Аналогичная ситуация сложилась у Есенина с Эрлихом. В есенинском тексте обыгрывались строчки стихотворения В. Эрлиха, вписанного в июне — июле 1925 года в альбом С. А. Толстой-Есениной во время пребывания Эрлиха в Москве: «Но скупо, и при расставаньи, / Неверен выбранной судьбе, / Я смею молвить: до свиданья! / И вдохновенью и тебе». Есенин в сентябре 1925 года заимствовал рифму из эрлиховского стихотворения (до свиданья — расставанье)[345], о чем, собственно, он и хотел поставить Эрлиха в известность, передавая ему текст «До свиданья, друг мой, до свиданья…» для ознакомления «потом, не к спеху».
Что же касается заключительных строк «В этой жизни умирать не ново, / Но и жить, конечно, не новей», то они имеют разный смысл в различных контекстах. В контексте версии самоубийства они звучат как прощальные. В контексте размышлений о смерти (туберкулез горла) они звучат философски. В контексте мании преследования («меня хотят убить»[346]) они получают оттенок покорности судьбе. В предположении, что стихотворение посвящено А. Ганину, эти строки осмысляются как прощание с другом. Эти строки слишком неоднозначны, чтобы без дополнительных фактов или предвзятой позиции дать им однозначную трактовку. Строго говоря, только предвзятая позиция превращает их в «доказательство самоубийства», хотя Есенин говорил о жизни и смерти, но не о самоубийстве.
А. В. Крусанов. Судмедэксперты как защитники официальной версии
О сборнике материалов «Смерть Сергея Есенина. Документы. Факты. Версии» (М.: ИМЛИ РАН, 2003)
Представим себе такую ситуацию: идет суд; некоего человека обвиняют в убийстве другого лица. Свидетелей нет. Обвиняе-мый утверждает, что не убивал, а покойный, мол, сам свел счеты с жизнью. В подтверждение своей невиновности обвиняемый заявляет: «Я содержу штат судмедэкспертов. Они провели исследование и доложат результаты». Допустим, суд их вызвал. Приходят эксперты и единодушно утверждают, что обвиняемый ни при чем, а имело место самоубийство.
Поверит ли суд таким экспертам? Поверит, если обвиняемый содержит также и судей.
Примерно такая же ситуация сложилась вокруг смерти Есенина. В убийстве поэта обвиняют государство. Но последнее заявляет: давайте выслушаем судмедэкспертов, не каких-нибудь от нас никак не зависимых, а самых главных государственных: члена-корреспондента РАН, директора Научно-исследовательского института судебной медицины Минздрава РФ А. П. Громова, судебно-медицинского эксперта Бюро Главного управления здравоохранения Мособлисполкома (ГУЗАМО) А. М. Дегтярева, сотрудников Бюро Главной судебно-медицинской экспертизы Минздрава РФ В. О. Плаксина, В. Н. Крюкова, С. А. Никитина и других. Все они — работники государственных экспертных учреждений. И при заинтересованности государства в том, чтобы отвести от себя обвинения, результаты деятельности подконтрольных ему органов были предопределены. Эксперты доказывали именно то, что нужно их работодателю.
Государство, как юридическое лицо, имеет право на защиту своих интересов. Но поскольку эти интересы защищают люди, крепко связанные с ним и зависимые от него, то выводы их, мягко говоря, могут быть необъективными. Поэтому следует внимательно присмотреться к тому, как эти выводы были получены.
Экспертные заключения, опубликованные в сборнике Комиссии Всероссийского Есенинского писательского комитета по выяснению обстоятельств смерти поэта «Смерть Сергея Есенина. Документы. Факты. Версии» (М., 2003), дают достаточный материал для того, чтобы разобраться в этом вопросе.
В предисловии редакторы сборника