А сейчас тучи на мгновение рассеялись, показалась луна — огромная, яркая, тропическая. Тёмное небо, слегка подсвеченное городом. Звёзды. Романтика.
В бассейн мы не полезли, тропики есть тропики. Понятно, его дезинфицируют, оттого и не полезли — хлоркой пахнет. И сосновым экстрактом. Специфическая смесь. Нет, если привыкнуть, то ничего, но мы пока не привыкли. Посидели в шезлонгах. Дыхательные упражнения, концентрация, затем расслабление, ментальный массаж.
Я включил принесенный «Сокол», здесь, вне железобетонных стен приём должен быть отличным.
Он и был.
Американская станция тоже сообщала о приближении тайфуна, и советовала туристам, посещающим горы, немедленно возвращаться домой. Они ещё и в горы ходят в такую погоду? Ну, дали отпуск в июле, что поделать, ходят. Потом рассказали, как сегодня в Конвеншн-центре победил русский. А в прошлый раз кто победил? И — сенсация! Оказывается, этот русский — автор знаменитого хита «Гамбит» — и они запустили музыку.
Я переключился на «Маяк».
Вот здесь прямо как дома. На волне «Маяка» то есть. Заканчивается уборка зерновых на Кубани. Комбайнер докладывает, что первая заповедь колхозника, сдать хлеб государству, выполнена с честью. Металлурги совершили очередную рекордную плавку. Космонавты продолжают совместный полёт на орбитальной станции «Салют Шесть». Гроссмейстер Чижик одержал победу над соперником — ни фамилии, ни титула, ни звания, просто соперник. И о погоде. Днем плюс двадцать пять, ночью — до шестнадцати градусов тепла, преимущественно без осадков, ветер слабый до умеренного.
Что может быть лучше дома?
— На Шипке всё спокойно, — сказал я, меняя волну. С некоторых пор мы особенно внимательно слушаем новости — есть ли они вообще, и если есть, то о чём. Но ничего необычного не происходит. И «Би-Би-Си», глядя из Лондона, тревогу не бьёт, но говорит о коррекции курса. Какого курса, какую коррекцию — об этом вам расскажет обозреватель Анатолий Максимович Гольдберг.
Но и Анатолий Максимович, при всём его опыте, говорил исключительно предположительно: был конфликт между младосталинцами и старобрежневцами. На стороне младосталинцев выступили некоторые армейские генералы, отдельные члены Политбюро, но массовой поддержки у них не было, армия в целом за Гречко не пошла, сохранила нейтралитет, что и привело к быстрому коллапсу путча. Судьба отдельных путчистов неизвестна, но, по всей видимости, они потеряют значимые посты, и получат посты незначимые. А некоторые просто исчезнут — то ли на пенсию уйдут, то ли вообще.
Голос комментатора звучал успокаивающе, мол, Англия слышит, Англия знает, спите спокойно, дорогие мои москвичи.
Умеют же, вороги.
И я вернулся на волну «Маяка». Вовремя. Там были пять минут Якова Дамского — он рассказывал о нашей партии, причем рассказывал так, что казалось, будто он не из Москвы вещает, а отсюда, с места события. Жаль, жаль, что его здесь нет. По мнению Дамского, соперника подвела нерешительность, он не знал, что ему делать, атаковать или защищаться, и в итоге не сумел ни того, ни другого. Но всё, дорогие слушатели, ещё впереди, пророчески сказал он.
Дамский — мастер репортажа. Гроссмейстер даже. Почему его нет рядом? Завтра закачу истерику, мол, для полноценной игры мне нужен Яков Дамский.
Иначе за результат не ручаюсь.
Глава 19
5 августа 1978 года, суббота
Критические дни
— Как вы себя чувствуете? — заботливо спросил Миколчук. Хорошо, что лоб не потрогал.
— Где Яков Владимирович? — вопросом на вопрос ответил я.
Адольф Андреевич возвел очи горе.
— Делают, делают документы Дамскому. Не такое это простое дело — оформить человека в капиталистическую страну за три дня.
— Почему за три дня? Я ещё в мае сказал, что присутствие Якова Владимировича в нашей делегации мне необходимо. Считаем — май, июнь, июль — три месяца, а не три дня.
— Для чего — необходимо?
— Для душевного комфорта.
— Не слишком ли это неопределенно?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
— Для меня — не слишком. Мое пожелание выполнено не было. Результат налицо.
Результат — к сегодняшнему дню я проигрываю. Крупно проигрываю: одна победа при трёх поражениях. ещё сделал одну ничью, а позавчера организаторы взяли технический перерыв: тайфун потрепал Конвеншн-центр, крыша прохудилась, и пришлось срочно её ремонтировать. А то неизвестно, какой бы был сегодня счёт.
— Вы прямо как примадонна, — не удержался Миколчук.
— Примадонна и есть, — не стал спорить я.
Наступило молчание: примадонны — предмет деликатный. На днях Галину Вишневскую и её мужа, Ростроповича, лишили советского гражданства и правительственных наград — «за действие, порочащие высокое звание гражданина СССР». В советских газетах трудящиеся гневно осуждали зарвавшуюся примадонну, и утверждали, что у нас в каждом селе найдется певица не хуже, но, в отличие от Вишневской, любящая и умеющая ухаживать за свиньями, доить коров и выпалывать сорняки.
С советскими газетами в Багио, впрочем, было неважно — их с большим опозданием доставляли из посольства, из Манилы. Но письмо о советских примадоннах, любящих и умеющих ухаживать за свиньями, растиражировали все мировые издания.
Получилось двусмысленно, и антивишневская кампания чуть притихла. Письма трудящихся стали отбирать тщательнее, но смысл оставался прежним — без неё простору больше, пусть теперь поймёт, каков он, звериный оскал капитализма, а то привыкла все за государственный счёт. Катись в свою Америку, в общем.
А ну как и я укачу? Вот прямо после матча? Два миллиона — такой куш многим способен вскружить голову. Возьму билет до Вашингтона, и что прикажете Миколчуку делать? Да, у него трое помощников в штатском, но кто мне помешает прямо во время партии обратиться к американцам за помощью? Их на прошлой игре сидело в зале человек тридцать, с военной базы, и уж как-нибудь троицу помощников они одолеют.
Потому со мной нужно лаской. Вот вернусь в Союз, там старшие товарищи, им и решать. А если я не вернусь, то решать будет не Миколчук. Незавидной будет участь Миколчука. Совсем незавидной.
Но я не укачу. Вот с чего бы вдруг мне — да катить?
— Адольф Алексеевич, вы мне можете устроить связь с Андроповым? Телефонный звонок? Прямо сейчас, сегодня?
— С кем?
— С генеральным секретарем ЦК КПСС Юрием Владимировичем Андроповым. Можете?
Миколчук закашлялся, тем самым давая понять, что нет, не может. Не его уровень.
— А со Стельбовым Андреем Николаевичем?
Опять кашляет.
— Ладно, а с генералом Тритьяковым Евгением Михайловичем? С генералом-то сможете?
— Я… Я попробую.
— Уж попробуйте, пожалуйста.
На самом деле это сложно. Связаться с первыми лицами государства, и откуда, из капиталистической страны, бывшей колонии Соединенных Штатов, да и сейчас крепко повязанной с этим чудищем империализма — как? Из отеля через коммутатор? Не положено. Нет защищенных линий. Через посольство? Так посольство в Маниле, а дороги после тайфуна в ужасном состоянии. Вертолётом разве что, но кто даст Миколчуку вертолёт?
На игру я шёл, как на казнь. Плохо выбритый, и галстук коричневый, ужас какой-то. У Чижика поломаны крылья, так пишет местная «Baguio Midland Courier».
Ничего, она ещё и не то напишет.
Но девочки полны энергии, и выглядят на все сто. Даже на сто двадцать. И секунданты, в общем, не унывают — такое им задание. Лопни, но держи фасон.
Карпов поглядывает на меня, будто на базаре арбуз выбирает. Спелый, нет? Или, может, дынькой побаловаться?
Я сражался упорно, я сражался изобретательно, я сражался отчаянно, но на сороковом ходу признал своё поражение.
Один — четыре в пользу чемпиона. Это не разгром, но позор. Разгром будет один — шесть.
С прибитым видом я расписался на бланках, пожал руку Карпову, вздохнул тяжело — ну, мол, что поделать? — и поплёлся на выход.
— Не слишком ли ты, Чижик, увлекся? — спросила меня в номере Лиса.