— Скоро одиннадцать.
— Точно. Так что мы должны быть разумнее. Ты ведь понимаешь, что я должен уехать. Ты умеешь читать и писать?
— Конечно! Ты ведь не думаешь, что я такая же как простые крестьяне и слуги в нашей деревне?
— Послушай, ты, маленький, негодный сноб! — сказал Тарье и встряхнул ее за плечи. — Я сам принадлежу к числу тех, о ком ты говоришь с таким презрением. Я не хочу видеть у тебя такие замашки, в противном случае наша дружба прекратится. Поняла?
Теперь ей действительно удалось выдавить из себя пару слезинок.
— Не ругай Корнелию, — всхлипывала она. — Не надо, Тарье! Я буду послушной!
— Хорошо. Ты умеешь писать письма?
— Да, — просияла она. — Тетя Юлиана научила меня.
— Прекрасно! Тогда я напишу тебе, как только буду на месте. А ты мне ответишь. Согласна?
— О, да! Теперь у меня будет друг по переписке! Поскорее уезжай, чтобы я поскорее получила от тебя письмо!
— О, эти лживые женщины, — пробормотал Тарье по-норвежски.
Он получил в подарок от графа коня — за все, что сделал для них, в особенности для их драгоценного сокровища Марки Кристины. Конь намного облегчил его путешествие. Ему посчастливилось беспрепятственно добраться до Дании, и он прибыл в Копенгаген, где намеревался сесть на корабль, отплывающий в Норвегию.
Тарье казалось, что он слишком задерживается в пути. Он постоянно думал о том, как дома ждут пропавшего без вести старшего сына, не зная даже, жив ли он, считая дни и часы.
— Глупости, — сказал он сам себе, стараясь освободиться от фантазий.
И тут его охватило сильнейшее желание навестить свою кузину Сесилию. Реальное, острое желание увидеть Сесилию.
Но где жила Сесилия? Он знал, что в Габриэльсхусе, он сам писал туда. Но где это находится?
Простые расспросы дали быстрый результат. Это было совсем недалеко от Копенгагена.
Но стоило ли ехать? Стоило ли упускать корабль?
Желание навестить Сесилию становилось все сильнее и сильнее.
«Конечно, я должен встретиться с кузиной, раз уж я здесь», — думал он. Ему всегда приятно было общество Сесилии. А как там Александр? Этот парализованный и несчастный все еще жив?
Тарье хотел было переночевать на постоялом дворе в порту, но беспокойство гнало его вперед, и он решился: выехал из города и поскакал в Габриэльсхус.
Сесилия сидела возле постели Александра, сложив в молитве руки. Она была не из тех, кто докучает Господу изо дня в день, но теперь ей казалось, что у нее были причины просить Бога быть милостивым по отношению к хозяину Габриэльсхуса.
Александр лежал на животе, лицо его пылало от лихорадки. Глаза были закрыты, он дышал часто и прерывисто.
— Сесилия, — прошептал он.
— Да, любимый.
— Мне неудобно так лежать. Переверни меня на спину!
— Но…
— Я чувствую судороги в груди. Я лежу так уже два дня! Сделай так, как я сказал!
Она неохотно подчинилась. На его лице появилась гримаса, когда опухоль коснулась простыни, потом он успокоился.
— Мне нужно поговорить с тобой кое о чем.
— Я слушаю, мой друг. Вильгельмсен ездил к брадобрею, но тот сам болен.
— Сесилия, я совершенно забыл передать тебе фамильные драгоценности Паладинов. Они теперь твои. Ты давно уже должна была ими владеть.
— Нет, они принадлежат Урсуле!
Он устало покачал головой.
— Она свои уже получила. Эти твои. Вильгельмсен покажет тебе, где они лежат.
— О, Александр, не говори о таких пустяках! Могу ли я что-то сделать для тебя?
— Нет, спасибо. То, что случилось, к лучшему. Для тебя и для меня.
— Ты не должен говорить так, — печально произнесла она.
Ему стоило большого напряжения подбирать слова.
— Но это так, любимая! Моя жизнь была неудачной с начала и до конца.
— Вовсе нет!
— Я не был никем любим. Моя мать любила меня эгоистично, думая только о себе. Мой товарищ, юный Гермунд, ты помнишь, никогда не догадывался о моей любви к нему. Ханс Барт… да, Ханс был со мной до тех пор, пока это было выгодно ему.
— Ты давал ему что-нибудь? — спросила она, шокированная его словами.
— Дорогие подарки, деньги. Он постоянно ходил без денег. И когда он встретил более состоятельного мужчину, он покинул меня… Что же у меня осталось?
Сесилия легла щекой на его грудь.
— Ах, Александр, ты же любим! Любим, любим! Я даже не осмеливаюсь сказать, как.
Он лежал неподвижно, чувствуя, как промокает от ее слез рубашка.
— Сесилия, — еле слышно прошептал он. — Ах, ты, бедная девочка!
Его руки бессильно повисли. Сесилия встала, глядя в его полузакрытые глаза.
— О, Господи, будь милосерден, — в отчаянии прошептала она.
В дверях стоял Вильгельмсен.
— Ваша милость, — сказал он. — Вас спрашивает какой-то молодой господин.
— Нет, не сейчас, Вильгельмсен, — всхлипнула она. — Кто это?
— Я не расслышал его имени. Что-то вроде Та… и, кажется, Линд…
— Тарье?.. — в бессилии выдохнула она. — Господи, благодарю!..
«Хотя Бог здесь и не причем, ведь дело касается способностей Людей Льда», — подумала она.
Тарье не стал терять время попусту. Выслушав сбивчивые объяснения Сесилии, он попросил Вильгельмсена зажечь все свечи и поставить их вокруг постели хозяина.
После этого он перевернул Александра на живот.
— Что же ты делала с ним, Сесилия? — строго спросил он.
— Я знаю, это моя ошибка, — всхлипывала она. — Мы разминали его ноги, я уже говорила тебе об этих фантастических результатах. И вот однажды, совсем недавно, я перестаралась и согнула ногу слишком сильно, так, что Александр вскрикнул, почувствовав боль в спине. После этого все вроде бы стало лучше, хотя заметить это было трудно, практически невозможно.
— Могу себе представить!
Сесилия продолжала, задыхаясь:
— А через несколько дней Вильгельмсен увидел красное пятно. С тех пор ему все хуже и хуже. Я попыталась установить с тобой связь. Мысленно… И…
— Тебе это удалось, — коротко ответил Тарье.
Слушая ее, Тарье осторожно ощупывал спину Александра. Было похоже, что центр опухоли находился прямо на позвоночнике.
— Я думаю…
— Что?
— Я думаю, что пуля сдвинулась!
— Ох! Тарье, я убила его!
— Ты могла бы это сделать. Но мы попытаемся вынуть ее.
— О, ты сам будешь это делать, Тарье, сам?
— Сам? С твоей помощью! И с вашей, Вильгельмсен!
— Разумеется, — сказал слуга, заметно побледнев.
— Но, Тарье, если он умрет?
— Может случиться и такое. Но если мы не предпримем этого, он умрет наверняка.
Все поплыло перед глазами Сесилии. Она боялась участвовать в операции. Как это выдержать? Она не могла видеть его в роли пациента, не желала смотреть на его беспомощность.
А с другой стороны, ей безумно хотелось спасти ему жизнь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});