– О, сэр Инконню, как это достойно, – прошептала Хелия томно.
Она подняла голову с его плеча, согрела теплым взглядом.
«Как она смотрит, я не смогу долго противостоять, – мелькнуло в воспаленном мозгу. – Что на нее нашло?.. Ах да, вино. Видно, я настолько страшен и неприятен, что неприязнь следует предварительно размыть вином», – подумал рыцарь с горькой иронией.
Лицо Хелии оказалось близко-близко, и он утонул в ее гиацинтовых глазах.
– Скажите, почему вы бросились за мной в колдовской дворец? – прошептала она. – Ведь вы были при смерти, до того ли?
Инконню тоже перешел на шепот:
– Как я мог бросить вас? Рыцарский долг велел искать вас.
Ее лицо чуть потемнело, отсветы огня в глазах придали колдовского очарования.
– Так вас вел долг? – протянула она чуточку расстроенно.
«Мало, что ли?» – возмутился рыцарь мысленно, но вслух, сгорая от стыда за вранье, ответил:
– Не только долг, леди. Я не мог вас оставить.
– Почему? – прошептала девушка.
– Потому что…
Фрейлина, закрыв глаза, руками обвила шею рыцаря, и он почувствовал нестерпимый жар ее губ.
«Я не могу, – мелькнула паническая мысль. – Не могу, не должен».
Их губы соприкоснулись. Рыцарь медлил, на шею давила горячая ладонь, заставляя поцеловать. От дивного аромата кожи кружилась голова. Инконню, вдохнув божественный запах, ладонью поддержал ее затылок и закрыл глаза.
От звуков музыки дернулся, как от сильной боли. Поспешно оторвался от Хелии, и на обнаженном мече заплясали блики костра. Руку рыцаря трясло, глаза заливал пот, а внутри боролись облегчение и разочарование.
Глава десятая
Хелия, свирепо вглядевшись в темноту, рассерженно отбросила одеяло.
– Сэр Инконню, зарубите наглеца! – попросила она кровожадно.
Рыцарь оглянулся удивленно, встал в боевую стойку.
Звуки музыки приблизились, чарующие переливы успокоили барабанную дробь сердца, рука с мечом дрогнула. Инконню с содроганием вспомнил дьявольское умение аилленов.
«Неужели король послал погоню?»
Он рассмотрел в сумраке рослую фигуру, тусклый блеск арфы. Раздался мелодичный напев:
Я – музыкант, такой же творец, Как и певчая птичка.
Рыцарь вложил меч в ножны, фрейлина вскричала испуганно:
– Что с вами, сэр Инконню, вы околдованы?
– Нет, леди Хелия, – покачал головой рыцарь. – Нет нужды опасаться этого певца.
– Откуда вы знаете?
– Кому неизвестно имя барда, сражавшегося рядом с Артуром?
«Мне, болван ты бесчувственный», – подумала она обиженно.
Человек шел со стороны рощи. Волшебная мелодия преобразила ночь: на ветках деревьев вспыхнули хрустальные бусины, с шорохом распустилась зеленая листва, хмурый панцирь неба протаял лунным светом, будто на кусок льда плеснули кипятком, и озеро отразило веселое перемигивание звезд. Окрестности залил мягкий жемчужный свет.
Хелия потрясенно замерла, разглядывая лицо музыканта, еще более прекрасное, чем у Инконню, – сияющее. Певец тепло улыбнулся, магией песни вырастил у ног фрейлины цветок и поднял его в воздух. Девушка зарделась, принимая подарок.
Инконню склонил голову:
– Приветствую вас, сэр Талиесин.
Бард отмахнулся с ослепительной улыбкой:
– Я не рыцарь, хотя и знаю многих. Зовите меня по имени.
– Позвольте представить вам несравненную леди Хелию, чьим спутником являюсь я, сэр Инконню.
Фрейлина смущенно поклонилась. Талиесин лучезарно улыбнулся, извлек из арфы божественную мелодию, запел: холодная земля зашевелилась, упругие стебли травы встали зелеными копьями, распустились цветы, в воздухе заплясали светлячки. Запахло молодой листвой и нежным ароматом вербы, прогретой летним солнцем землей и осенней зрелостью плодов.
Рыцарь с восхищением смотрел на человека, пережившего два рождения: сперва рожденного смертной женщиной, а в юности, после овладения навыками магии, его, по случайности превратившегося в зерно, в облике черной курицы склевала волшебница Керидвен, родившая через девять месяцев ребенка с сияющим лицом – тал иесин.
Бард, отряхнув одежду, сел у костра. Рыцарь и фрейлина осторожно опустились на подстилку, пожирая гостя взглядом. Певец рассмеялся:
– Пугаться нет нужды. От человека я отличаюсь мало, просто знаю много песен.
– Как скажете, – склонил голову рыцарь.
«В самом деле, – подумал иронично, – всего-то знает в совершенстве силу слова и глубины поэзии – совершенную речь. Способен убедить камень стать розой, землю – водой, воздух – каменной стеной».
Фрейлина проронила смущенно:
– Прошу, господин Талиесин, отведайте нашего скромного угощения.
Бард принял котелок с похлебкой, проглотил несколько ложек варева.
– Она немного остыла, – извинилась девушка, – но тут вина сэра Инконню, недоглядел.
Рыцарь поморщился, но промолчал. Певец глянул понимающе, в глазах мелькнула смешинка. Фрейлина, уловив мужской перегляд, засопела сердито.
По воле барда над костром появилась радуга, в ее густых слоях вспыхивали яркие искры. Хелия восторженно пискнула, захлопала в ладоши:
– Как чудесно! Не хватает лепрехуна.
– Извольте, дама, – улыбнулся бард и запел.
На радужном мосту появился недовольный гном в изумрудной одежде, нахлобучил на всклокоченные рыжие волосы зеленую шляпу. Фрейлина хлопками задала ритм чечетки.
– Вы великий волшебник, господин Талиесин! – воскликнула она. – Вы добрый.
Инконню посмотрел раздраженно. Глупенькая девчушка просто не знает, на что способны иные слова. Чему их учат во дворце, неужели не слышала о битве Кад Годо?
Добрый волшебник принимал участие в великом сражении меж колдунами-людьми и Арауном, королем Аннуфна, волшебной страны на западе. Люди украли у короля оленя, собаку и чибиса, коих тогда не было не только в Уэльсе, но и в остальном мире.
Это по воле Талиесина и колдунов-воров деревья ожили и вышли на поле битвы, где рвали воинов на части, орошая кровью листву, путаясь корнями в потрохах. Кад Годо – война деревьев…
Добрый волшебник, хм. В юности бард убивал драконов, непревзойденный знаток речи убивал одним произнесенным словом. Добрый волшебник, хм.
– Вы чем-то недовольны, сэр Инконню? – поинтересовалась Хелия язвительно.
– Ничем, – ответил рыцарь так просто, что фрейлина смутилась, во взоре мелькнул стыд.
Талиесин оглядел обоих, глаза хитро блеснули. Лепрехун, заслышав волшебные звуки арфы, перестал цокать по радуге, сел, свесив ноги, и сердито затарахтел.
– Позвольте отблагодарить вас песней, – сказал бард.
– Спойте о великой любви, господин Талиесин.
– О великих битвах, – попросил Инконню.
Хелия ожгла рыцаря презрительным взглядом, барду достался умоляющий. Певец светло улыбнулся, созвучием арфы и слов соткал из ночи певчих птиц. Рядом с костром выросло дерево, чьи ветки гнулись от золотистых плодов. Лепрехун остолбенело вытаращился, зажевал рыжую бороду.
– Я спою две песни, – сказал бард мягко. – Слушайте, леди историю о любви отважного воина Фианны Диармуида и прекрасной женщины из Дэйойн Сайд.
Лепрехун и рыцарь фыркнули одновременно. Хелия испепелила их взглядом, а бард укоризненно покачал головой и негромко спел куплет – в руках у насмешников тотчас появились кружки с пивом. Лепрехун довольно загоготал, залпом осушил свою кружку и посмотрел на рыцаря требовательно. Инконню, не любивший пива, поставил кружку у основания радуги, и гном влез на край, утопив голову в пене. Фрейлина смотрела на них с отвращением, но тут бард начал петь по-настоящему.
Пение очаровало рыцаря, он остро пережил терзания любящих сердец, но, едва песнь смолкла, ощутил раздражение. Подумаешь, повстречался фианец с прекрасной женщиной, провел ночь в замке, по утру растаявшем. Ну, полюбил незнакомку, которая его бросила, отправился искать, нашел при смерти. И пришлось бедняге идти к королю эльфов за волшебной чашей, перебить его лучших воинов. А когда достал чашу, узнал, что лекарство заберет болезнь и их любовь. Так и случилось. Сайдка осталась в своем мире, он – в своем. И чего Хелия ревет?