Дардалион, заключенный в Едином, рвался на волю. Он позабыл свое имя, и сонливость одолевала его. Мысли Астилы накатывали на него, как туманные волны. Он один. Нет, не один. Их много. Вот нахлынула радость, и он увидел в воздухе радужный дождь метеоров. Это зрелище восхищало Единого. Астила упорствовал. Их много. Сколько? Нет, не один. Он медленно считал, выискивая в памяти собственные мысли. Потом всплыло имя — Дардалион. Это его так зовут? Нет, другого. Астила слабо позвал, но не получил ответа. Сколько их?
Тридцать. Вот оно, магическое число. Тридцать. Единый содрогнулся, и Астила вырвался на волю.
— Кто ты? — спросил Единый.
— Астила.
— Зачем ты ушел от меня? Мы — одно.
— В тебе есть еще Дардалион.
— Дардалион? — повторил Единый, и молодой священник шевельнулся в его глубине. Астила одно за другим выкликал имена Тридцати, и они оживали и разъединялись, смущенные и растерянные.
Уже близился рассвет, когда Астила наконец повел их домой.
Их души вернулись в тела, и они проспали несколько часов. Дардалион проснулся первым, разбудил остальных и позвал к себе Астилу.
— Ночью ты спас нас, — сказал Дардалион. — У тебя есть дар видеть истину сквозь обман.
— Но Единого создал ты. Без него мы расстались бы с жизнью.
— Мы чуть было не расстались с ней. Единый был не менее опасен для нас, чем Облачный Зверь, и во второй раз нас спас ты. Вчера настоятель предостерег меня, и я обещал подумать над его словами. Нам нужен порядок, Астила... нужен устав. Я стану настоятелем Тридцати, но и тебе отведу не менее важную роль. Я буду Голосом, а ты — Глазами. Вместе мы отыщем путь, угодный Истоку.
Глава 13
Нездешний откинулся в седле, глядя на Дельнохский перевал и надирские равнины за ним. Караван остановился на ночлег перед опасным завтрашним спуском. Перевал около мили шел вниз по предательским осыпям, и нужна была недюжинная смелость, чтобы провести повозки по узкой извилистой тропе. Почти все беженцы заплатили за это людям Дурмаста большие деньги, а сами собирались идти пешком позади.
С севера задувал холодный ветер, и Нездешний позволил себе немного умерить бдительность. Ни Кадораса, ни Братства не было пока не видно не слышно, хотя он беспрестанно оглядывался назад. Нездешний усмехнулся. О Кадорасе говорят: если ты не видишь его, ты в опасности, если ты видишь его — это смерть. Нездешний соскочил с седла и отвел коня в отгороженный веревками загон. Он расседлал его, вытер, покормил зерном и прошел в середину лагеря, где кипели на кострах чугунные котелки.
Дурмаст сидел, окруженный путниками, и потчевал их рассказами о Гульготире. В красном свете костра его рожа казалась не столь зверской, а улыбка — теплой и дружественной. Дети собрались вокруг, тараща глаза на великана и с разинутыми ртами слушая его сказки. Трудно было поверить, что эти люди бегут от страшной войны, что многие из них лишились друзей, братьев и сыновей. Надежда на скорое избавление прорывалась в чересчур громком смехе и шутках. Нездешний перевел взгляд на людей Дурмаста, сидящих в стороне. Крутые ребята, сказал Дурмаст, и Нездешний знал, что это такое. Головорезы, одно слово. В дни мира и благоденствия достойные горожане из тех, что сейчас смеются и поют у костров, запирают от таких двери — а уж в путешествие с ними никто и ни за какие деньги не отправился бы. Теперь же их спутники смеются, как дети, не понимая, что попали из огня да в полымя.
Нездешний повернулся, собираясь принести одеяла, — и застыл. Футах в десяти от его костра стояла Даниаль. Блики огня плясали в ее рыжих волосах. На ней было новое платье с вышивкой и золотой каймой на подоле. Нездешний проглотил комок в горле и втянул в себя воздух. Тут она обернулась и увидела его. Она улыбнулась с искренней радостью, и он возненавидел ее за это.
— Наконец-то ты заметил меня, — сказала она, подойдя.
— Я думал, ты осталась в Скарте с детьми.
— Я оставила их у священников Истока. Устала я от войны, Нездешний. Хочу куда-нибудь, где можно спать спокойно, не боясь завтрашнего дня.
— Нет такого места на свете, — бросил он. — Давай-ка пройдемся немного.
— Я готовлю ужин.
— Потом приготовишь. — Он отошел к перевалу, и они сели рядом на камни. — Знаешь, кто ведет этот караван?
— Да. Человек по имени Дурмаст.
— Он убийца.
— Ты тоже.
— Ты не понимаешь. Здесь ты в большей опасности, чем в Скултике.
— Но ты-то здесь.
— При чем тут я? Мы с Дурмастом понимаем друг друга. Мне нужна его помощь, чтобы найти доспехи, — он хорошо знает надиров, и без него мне не обойтись.
— Ты же не позволишь ему причинить нам зло?
— Не позволю? Кто я такой, чтобы позволять ему или запрещать? У него тут двадцать человек. Черт тебя возьми, Даниаль, ну зачем ты потащилась за мной?
— Да как ты смеешь? Я знать не знала, что ты едешь с нами. Твое самомнение не знает границ.
— Я не это имел в виду, — примирительно сказал он. — Просто стоит мне оглянуться — и ты тут как тут.
— Как это тебя, должно быть, удручает!
— Смилуйся, женщина, и перестань наконец вцепляться мне в глаза. Я не хочу с тобой драться.
— Тогда ты просто не умеешь разговаривать с людьми.
Они помолчали, глядя, как плывет луна над Дельнохским перевалом.
— Я ведь долго не проживу, Даниаль, — сказал он наконец. — Недели три, а то и меньше. И мне очень хотелось бы закончить свои дни с толком.
— Ну конечно — только от мужчины и услышишь столь умные речи! Кому они нужны, эти твои доспехи? Волшебства в них нет, один металл, да и то простой, не драгоценный.
— Они нужны мне.
— Зачем?
— Ничего себе вопрос!
— Увиливаешь от ответа, Нездешний?
— Нет. Ты называешь мужчин глупыми за то, что они ищут славы? Я того же мнения. Но тут речь не о славе — тут затронута честь. Я много лет вел самую бесчестную жизнь и пал так низко, что самому не верится. Я убил хорошего человека... убил за деньги, и этого уже не изменишь. Но я могу искупить то, что совершил. Я не верю, что богам есть дело до смертных, и не ищу прощения какого-то высшего существа. Я сам себя хочу простить. Хочу добыть Эгелю доспехи и исполнить обещание, данное Ориену.
— Но для этого не обязательно умирать, — мягко сказала Даниаль, положив ладонь ему на руку.
— Верно — и я куда охотнее остался бы в живых. Но за мной охотятся — и Кадорас, и Черное Братство. А Дурмаст продаст меня, когда придет время.
— Зачем же ты торчишь тут, словно привязанный? Поезжай один.
— Нет. В первой половине своего путешествия мне без Дурмаста не обойтись. Мое преимущество в том, что я знаю своих врагов и никому не доверяю.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});