Элайджа переключился на одного из двух более мелких волков, быстроногое бурое создание с нервными настороженными ушами. Волк весь ушел в поиск добычи, а Элайджа преследовал его с той же целью. Когда остальные звери оказались достаточно далеко, вампир припал к мягкой земле, отслеживая глазами движения волка. Нельзя было терять время, и Элайджа прыгнул.
Одной рукой он обхватил морду оборотня, чтобы тот не мог ни укусить его, ни предупредить остальных. Волк бился и извивался, но Элайджа стремительно, как кобра, вонзил клыки в его плечо. Бурый зверь заскулил сквозь сжатые челюсти и, придавленный вампиром, неуклюже повалился на землю. Почувствовав ладонью теплую, липкую влагу, Элайджа вытянул из нагрудного кармана носовой платок и прижал его к ране.
Оборотень снова дернулся, на этот раз вполсилы. Удивляется, почему его сразу не убили, заподозрил Элайджа. Если потребуется, он и убьет, конечно, но ему нужно всего лишь некоторое количество крови этого создания, а не его жизнь. Элайджа скатился с раненого зверя, в самый последний момент отпустив его морду.
– Беги, – крикнул он оборотню, надеясь, что тот не ввяжется в драку.
Но оборотень припал к земле, зарычал… и ему отозвался волчий хор. Элайджа понял, что очутился в ловушке. Злющий гигантский седой зверь был уже тут вместе с остальными охотниками.
К тому же эти четыре волка были лишь первыми из многих… Теперь Элайджа уже не мог их сосчитать. Желтые глаза смотрели на него со всех сторон, и лес словно вибрировал от рычания. Тут собралась вся стая. Элайджу узнали. Оборотни обнаружили Древнего, напавшего на одного из них, и теперь хрупкое перемирие постигнет кровавый конец.
Оставив бурого волка, Элайджа бросился на матерого седого. Они снова и снова налетали друг на друга, рыча и клацая зубами, а остальные оборотни тем временем надвигались на них. Их было слишком много, и Элайджа знал, что лучше бы вырваться из круга и попытаться разобраться с каждым из врагов один на один. Оторвавшись от седого, он снова бросился вперед, лягнув при этом в челюсть одного из волков.
Элайджа был сильнее и проворней оборотней, но они были повсюду. Работая кулаками и клыками, он продолжал прорываться вперед, как вдруг почувствовал, что в предплечье впились острые зубы. Вампира словно ожгло огнем, и он отвлекся на время, достаточное для того, чтобы другой оборотень цапнул его за ногу сзади, стараясь разорвать подколенное сухожилие.
Он попытался игнорировать боль и двигаться вперед. Но у него не было никаких шансов отбить все атаки, и оборотни кусали его снова и снова. Казалось, прошли часы, прежде чем Элайджа вывалился на опустевшую поляну, где на импровизированном алтаре лежал мертвец.
Его зрение стало туманиться, но он мог бы поклясться, что видит снежно-белого оборотня, судя по размерам, волчицу, которая лежала возле алтаря, положив морду на лапы. Ее желтые глаза зло смотрели на Элайджу, а над головой качались и плавали звезды. Волчица не нападала.
Оказавшись на открытой местности, Элайджа смог слегка прибавить скорость, а оборотни теряли интерес к погоне по мере того, как приближался восход, а вместе с ним – и очередное изменение их тел. Солнце могло показаться из-за горизонта в любую минуту, и силы Элайджи быстро таяли. Его ноги были покрыты мелкими, порой пустячными укусами, но большинство вервольфов, казалось, собирались предоставить яду делать свое дело. Яд жег каждый дюйм тела Элайджи, и он успел еще подумать, что надо было разрешить Клаусу перебить всех оборотней. Потом первые лучи солнца, блеснув, отразились в реке, и он бросился в воду.
Глава 21
В их «новом» доме никого не оказалось, к тому же он был еще непригляднее, чем в описании Элайджи. Во время бегства из армейского лагеря одежда Ребекки промокла, и поэтому она не пришла в восторг от того, что в окнах не было стекол. Солнце еще не взошло, и мокрая одежда липла к телу на сквозняке. А братья отсутствовали.
Она внесла свой заплыв по реке в список ущерба, причиненного ей Эриком и покойным лейтенантом. Феликс уже расплатился сполна, но счет все рос. Нервно дергая пальцами и путаясь в прядях, Ребекка отжимала свои длинные волосы от затхло пахнущей речной воды.
Тут, несомненно, произошла какая-то катастрофа (не столь важно, какая именно), и Ребекке стало ясно, что дом не защищен заклинанием. Здесь она не в большей безопасности, чем в любой другой точке Нового Орлеана. Единственное место, где она будет защищена, – там, где ее семья, поэтому Ребекке следовало прекратить расхаживать по крохотной гостиной и отыскать братьев. Сорвав с крючка пованивающий плесенью плащ, она захлопнула за собой дверь, не обращая внимания на визг вылетевших из древесины петель. Здесь уже нет окон, так не все ли равно – дверью больше, дверью меньше… Сейчас ее тревожили куда более важные вещи.
Луна была полной, и откуда-то с севера доносился странный вой. В глубине души Ребекка заподозрила, что там, где ее братья, вероятно, происходят наихудшие беды, поэтому она двинулась обратно к реке, стараясь идти как можно ближе к берегу на случай, если придется быстро ретироваться. Таким образом можно было покрыть большой участок леса, а в самом крайнем случае схорониться в его чаще.
Восходящее солнце будто огнем подожгло воды байю, разбудив все живое вокруг. На краткий головокружительный миг Ребекка увидела то же, что видел тут Элайджа. Это место было таким же диким и невероятным, как они сами. Оно могло стать их приютом и защитой, их истинным домом.
Потом странный, словно бы не имеющий источника свет утренней зари выхватил в реке нечто белое, и Ребекка подошла поближе, стараясь не обращать внимания на то, что ее туфли тонут в грязи. Ее платье и обувь предназначались для флирта с Эриком, а не для подобных прогулок и все равно были безнадежно испорчены еще после первого купания, поэтому им ничто уже не могло навредить.
То, что плыло по воде, не походило ни на корягу, ни на какого-то зверя – звери не носят крахмальных сорочек, даже перепачканных и изорванных. Приглушенно вскрикнув, Ребекка бросилась в воду, наперерез ленивому течению, к обмякшему телу брата.
Элайджу здорово потрепало. Пострадала не только его растерзанная в клочья сорочка, но и тело, испещренное кровавым узором укусов и царапин. Один глаз был подбит (трудно даже представить, можно ли его вообще открыть), на губах вспухли окровавленные рубцы. Но хуже всего был второй глаз Элайджи, открытый и вытаращенный. Он невидяще смотрел прямо в розово-янтарное небо, не замечая даже, что она тут, совсем рядом.
Все это явно сотворили оборотни. Ребекка подавила вопль ярости. Под полной луной эти звери рвали плоть ее брата и наполняли ее ядом. Но зачем? Яд вервольфа убивает обычного вампира, но не Древнего. Древние всегда выживают, если, конечно, не встретятся с колом из белого дуба. Однако боль и галлюцинации почти ничем не лучше второй смерти, и Элайджа, должно быть, прыгнул в реку в надежде, что вода вымоет часть яда.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});