Читать интересную книгу Дивная книга истин - Сара Уинман

Помощь прибыла! – прокричала она.

Он встретил ее на берегу и сначала осторожно принял чашки, а затем протянул ей руку и помог взобраться на откос.

Я помру раньше, чем ты это достроишь, сказала она, опускаясь в старый шезлонг. Верни мой чай, пожалуйста.

Дрейк подал ей одну из чашек.

Вкусный чай, сказала она, сделав глоток. Кто его заварил?

Ты, сказал Дрейк.

Вкусный чай, повторила она и закрыла глаза.

Он смотрел на дремлющую старуху. Тишина сгустилась и текла тонкой струйкой, как сироп из кувшина. Дрейк расчувствовался; в горле першило так, словно он надышался цветочной пыльцы. Озираясь вокруг, он проникся великолепием природы и ощущением тяжелой, но благодарной работы, а также бесчисленных жизней, прошедших в подобных трудах, и бесчисленных рук, до него оставлявших грязь и кровь на черенках лопат и на чашках чая в минуты отдыха. Его взгляд задержался на пчеле, прицепившейся к розовому соцветию наперстянки – она уже не собирала мед и не отдыхала; она умерла во время работы. Связь со всем этим миром – вот что он ощущал сейчас. Необычное для него чувство сопричастности. Солнце золотило нити паутины, соединяя всех – и мертвых, и живых – с этой землей.

39

Вызванный Мирой трубочист прибыл в пекарню на следующее утро, чтобы удалить заткнувшее дымоход ласточкино гнездо. А когда труба была очищена от сажи и паутины, выяснилось, что ни один кирпич не шатался, ни кусочка скрепляющего раствора не выпало из кладки: печь находилась в рабочем состоянии и была готова хоть сейчас вознести столб дыма в голубое корнуоллское небо.

Мира тщательно вымыла расстоечный шкаф, большой стол и окна, подмела и выскоблила полы. Затем она осмотрела две спальни на втором этаже и в углу каждой их них обнаружила паутину с разместившимся там по-хозяйски здоровенным черным пауком. То были на редкость неприятные комнаты, в которых все время слышались какие-то шорохи, словно отголоски давнего злословия. Ей не удалось открыть окна, и дело было даже не в проржавевших задвижках – просто окна отказывались поддаваться ее усилиям, вероятно унаследовав упрямство прежней владелицы. Она долго раздумывала, в какой из двух комнат устроить свою спальню, и в конечном счете выбрала ту, что выходила окнами на Главный тракт и на луг, спускавшийся к лесу и реке за ним. Но даже капитальная уборка не сделала это помещение менее угрюмым. Мира уже и не знала, как подступиться к этой комнате, ибо та явно отказывалась ее признавать. Посему она решила до поры до времени ночевать в кресле на первом этаже.

Вскоре после полудня приехал грузовик с ее вещами. Кровать и комод заняли свои места в фасадной спальне. Туда же отправились два чемодана с постельным бельем и одеждой. Ковер и журнальный столик вполне ожидаемо попали в маленькую гостиную на первом этаже. Но основная масса вновь прибывших вещей предназначалась для кухни. Тут были коробки с противнями, кастрюлями и сковородами, корзины со столовыми приборами, гроссбухи и записные книжки с рецептами, мешки с мукой, две ванны, умывальник, свечи, керосиновые лампы и древесный уголь. А напоследок ко всему этому добавилась вывеска от ее прежней пекарни: «Джентли и Мира». Увы, поврежденная при перевозке.

Всю ночь она трудилась не покладая рук. Первым делом протопила печь, пока оранжевое пламя не побелело. Потом замесила сероватое тесто, разделила тестовую массу на дюжину круглых хлебов, дала им расстояться и, смазав маслом, поместила их в печной жар. Далее оставалось следить за таинством выпечки: все шло как надо, хлеб равномерно поднимался, покрываясь золотистой корочкой. К восходу солнца пекарня благоухала свежеиспеченным хлебом с добавлением запахов дрожжей, закваски и утренней росы с луга.

Мира вынесла на крыльцо кресло-качалку и уселась в него под лучами утреннего солнца. Она собиралась понаблюдать за течением местной жизни, но текло только время, тогда как признаков оживления на улице не наблюдалось. Тогда она поднялась из кресла и дошла до водоразборной колонки через дорогу, чтобы набрать воды для замачивания противней. Попила из пригоршни – вода была холодной и вкусной, отлично подходившей для выпечки.

Вернувшись в кресло, она продолжила следить за дорогой, но та оставалась пустынной. Очень медленно прошел час. Наконец она встала, направилась к живой изгороди, перед которой было полно цветов, и составила два букета. Один положила перед мемориальным крестом у дороги, а второй отнесла в дом и поставила в небольшую вазу на столе. Уже собираясь вернуться на крыльцо, вдруг заметила какую-то закопченную чашу в самом дальнем углу кухни. То есть она приняла этот предмет за чашу, но при ближайшем рассмотрении это оказался корабельный колокол. Она дернула за толстую веревку языка и послушала. Звук был густым и сочным. Она позвонила в колокол еще раз, уже громче – и наверху клацнули, вдруг открывшись сами собой, задвижки на четырех окнах.

40

Дует горячий ветер, жаркий и пыльный ветер, приносящий незнакомые Дрейку запахи раскаленной пустыни, эвкалиптов и тропического жасмина, а также морской соли и навоза с окрестных ферм. Не называй это морем, слышит он женский голос. Это называется океаном…

Дрейк еще цеплялся за свой жаркий сон, но спиной уже чувствовал слежавшийся за долгие годы матрас из конского волоса. Снаружи сердито галдели вороны. Он повернулся на бок. Черт! Все мышцы разом заныли. Содранные мозоли на ладонях горели, и остатки сна выскользнули из его пальцев, как намыленная веревка.

Он сел в постели и растерянно огляделся. Во рту был какой-то странный привкус. Он встал, налил воды из кувшина в кружку, прополоскал рот и сделал большой глоток. Подошел к двери и широко ее распахнул. Над обрамлявшей дверной проем жимолостью кружили бабочки, но не цветы были источником этого запаха и этого привкуса во рту. Он быстро оделся и босиком зашагал по тропе через лес. Остановился и снова понюхал воздух. Теперь ошибки быть не могло.

Он громко постучал в дверь фургона.

Дивния! – позвал он взволнованно.

Послышался стон, затем шарканье ног по полу.

Дивния! – позвал он опять.

Дверь отворилась.

Что тебе нужно спозаранку? – проворчала она.

Скажи, неужели я умер и попал в рай?

Туда тебе ни за что не попасть, сказала она уверенно.

Но ты чувствуешь этот запах?

Какой еще запах?

Свежего хлеба.

Хлеба? – переспросила она.

Да, только что испеченного хлеба.

И действительно, хлебный дух уже плыл над берегом, наряду с весной возвещая о переменах и – что еще важнее – о начале новой жизни. В тот момент Дрейк и Дивния напоминали потерпевших кораблекрушение, а запах свежего хлебы был подобен парусу корабля, идущего к их не нанесенному на карты берегу.

Через лес они продвигались медленно, поскольку Дивния старалась не наступить ни на один цветок, каковых – белых, желтых, синих – здесь были тысячи. А на лугу, в сочной душистой траве, цвели маргаритки. Но вот впереди показался дым, поднимавшийся из трубы старой пекарни. Это каменное строение вернулось к жизни, задышало в полную силу, и дыхание его пахло просто божественно. Рядом с домом стоял синий автомобиль, на боку которого можно было разобрать полустершуюся надпись: «Джентли и Мира».

Достигнув Главного тракта, они остановились, чтобы попить свежей воды из колонки. Ставни на окнах пекарни были распахнуты, стекла сверкали на солнце, а сквозь них можно было разглядеть человеческую фигуру, деловито перемещавшуюся по комнате. На крыльце слева от двери стояло облезлое кресло-качалка, а по соседству на крюке, как в прежние годы, висел медный корабельный колокол миссис Хард, начищенный до золотого блеска.

Эй, кто там есть? – прокричала Дивния и взмахнула тростью. Покажись!

Как по сигналу, в тот же самый миг поднялся занавес истории, открылась дверь и на пороге дома возникла его новая хозяйка – молодая женщина, на удивление рослая и плечистая. Она несла ящик с саженцами лаванды, намереваясь посадить их перед фасадом здания. Застигнутая врасплох криком Дивнии, женщина опустила на крыльцо свою ношу и вгляделась из-под козырька ладони в молодого человека и старуху, которые стояли у колонки по другую сторону отблескивавшего на солнце дорожного покрытия. Молодой человек приветственно помахал ей рукой. Она ответила тем же и начала переходить дорогу, взволнованная первой встречей с местными жителями. Но на полпути остановилась, вдруг сообразив, кто такая эта старуха. Солнце светило в спину женщины, и ее длинная тень, подобно гномону солнечных часов, точно указывала на Дивнию, обозначая давно прошедшее время.

Это ты, Мира? – спросила Дивния.

И Мира, кивком подтвердив ее догадку, устремилась к старухе, которая когда-то так умело и бережно, с любовью помогла ей явиться на свет.

41

Дрейк и Дивния сидели перед вазой с цветами за большим дубовым столом – свидетелем стародавних времен – и слушали рассказ Миры о ее жизни и ученичестве в пекарне Уильяма Джентли. При этом сама Мира сновала между большой печью, кухонной плитой и буфетом, накрывая стол для чаепития. Когда вынутый из печи хлеб достаточно остыл, она присоединилась к гостям и, усевшись, протянула Дрейку нож. Дивния заметила, что молодая женщина едва решается поднять на него глаза. На щеках Миры проступил слабый румянец, когда Дрейк поблагодарил ее, принимая нож, и встал со стула, чтобы нарезать хлеб.