Читать интересную книгу Камуфлет - Антон Чижъ

Ванзарову это было на руку. Приказ Филиппова здесь не действовал. Родион Георгиевич раскланялся и прошел. Поднявшись на третий этаж, обнаружил дверь лаборатории Лебедева закрытой наглухо. Какой-то чиновник сообщил, что господин криминалист срочно отбыл в Медико-хирургическую академию.

Что делать теперь? Сотрудников отняли, филеров больше нет, скоро в участках будут знать, что коллежский советник отстранен. Дурные вести летят впереди нас, а исполняются с охотой и удовольствием.

И ни одной зацепки.

Шрифты пишущих машинок Управления и Казанского участка доказали полную свою непричастность. А список Морозовых теперь бесполезен. Во-первых, искать следовало уже не Морозова, а Ленского, хотя с тем же успехом можно гоняться за Онегиным – фамилия явно вымышленная. А во-вторых, даже одного подходящего Петра Николаева Морозова не нашлось: или старше, или младше, или вовсе почетный купец, домовладелец да церковный староста. Судя по всему, у юноши только имя было настоящим. Но как сыскать Петра в Петербурге?! А где искать убийцу Меншикова и прочих содалов?

Еще приятный вопросик: откуда взялись конечности? Вряд ли Модль пойдет на грубую фальшивку, отпилив в ближайшем морге парочку рук. Видимо, они принадлежат «чурке». То, что голову не нашли, как раз и подтверждает эту версию. Но вот загвоздка: как могли обнаружить их утром в понедельник все сразу, если «чурку» возили в субботу? Не пролежали бы они двое суток да по жаре, запашок-с указал. Следовательно, куски тела разбросали нынче ночью. Было как раз прохладно.

Тогда другой вопрос: как об этом узнала «охранка» раньше участков? Допустим, Шелкинг смертельно обиделся и сообщил «куда следует» о безымянном трупе. Но про обрубки-то не мог! Выходит, Модль знал, где искать, или его предупредили. Неужели, среди содалов у него информатор? Верится с трудом. Видать, господа из «Первой крови» разыграли двухходовую партию. Ход первый: сыскная полиция обнаруживает торс, второй – «охранка» находит все остальное. А уж лбами столкнутся сами. Что остается? Искать случайные совпадения.

Родион Георгиевич спустился на этаж и вошел в канцелярию.

Как и полагалось рядовому чиновнику, который никогда не станет начальником департамента, господин Берс корпел над бумагами. Переписывал и сверял. Тень над столом выросла так внезапно, что коллежский асессор поставил кляксу.

– Родион Георгиевич? – с глубочайшим удивлением произнес он и тут же схватился за сердце. – Что с Антониной?!

Ванзаров уверил, что с племянницей все в порядке, если она не выходила из дома. Во всяком случае, пока.

Берс подбежал к графинчику, налил полный стакан и осушил до дна. Повадка пить залпом воду выдала в нем раскаявшегося пьяницу.

– А я уж решил – все… Пришли сообщить… – Николай Карлович держался за сердце.

– Рад, что поняли, какая опасность нависла над барышней – с мрачным пафосом проговорил Родион Георгиевич и усилил эффект, значительно кашлянув. – В вафих силах предотвратить беду.

– Что я должен делать? – подскочил Берс.

Ванзаров выдал со стола чистый лист и приказал немедленно обойти все пишущие машинки в Департаменте, напечатав только одно слово – «аякс», причем прописными буквами. На вопросы отвечать, что поручено проверить, чисто ли содержатся дорогие аппараты.

Николай Карлович быстро вернулся с листком, на котором красовалось шесть одинаковых имен. Родион Георгиевич одолжился лупой и внимательно рассмотрел. Характерных засечек на букве «а» не обнаружилось, впрочем, и другие буквы не совпали.

– Проверили все мафинки? – строго спросил коллежский советник.

Берс готов был поклясться на полном собрании сочинений Габорио, что обошел каждую лично.

Дальнейшее требовало уединения. Ванзаров предложил отойти в коридор. Убедившись, что лишних ушей нет, тихо спросил:

– Слыфали среди друзей князя имя «Петр Николаевич Морозов»?

Берс подумал и признался, что не знает такого.

– А Ленский Петр Александрович? Берс несколько удивился:

– Спрашиваете об этом меня?

– Почему я должен знать?

– Но ведь он же бывает у вас в доме, то есть на даче!

– Николай Карлович, сегодня плохой день для шуток…

– Господь с вами, какие шутки! Его и Софья Петровна изволят принимать, и в нашем доме он, конечно, бывает. Дачная жизнь располагает, хотя я стараюсь не влезать в жизнь молодежи…

– Откуда знаете мою жену? – с нежданным ожесточением накинулся коллежский советник.

Берс пугливо отшатнулся:

– Позвольте, что тут такого? На даче живем по соседству, захаживаем в гости… Вы не любите летние разговоры, посиделки на веранде под зорьку, и все такое, я и не смел намекнуть… Вот и сейчас сердитесь…

– Простите, с утра день не задался… А кем он приходится князю Одоленскому?

Тут Николай Карлович огляделся по сторонам и шепнул:

– Так ведь племянник-с… знаете ли… почти…

– А почему… – начал было Ванзаров, но внезапное открытие вспыхнуло бертолетовой свечой: незаконнорожденным детям знатных фамилий иногда давали новую, только без первого слога. – Так он наследник всего гигантского состояния Одоленского?

– Тайна сия велика есть, как говорится. Если только Павел Александрович что-то оставил по завещанию. А так – напрямую – разумеется, нет.

Ванзаров пристально посмотрел в лицо коллежскому асессору:

– Хорофо знаете Ленского?

– С лета. Князь привез его в мае, снял дачу где-то в соседнем поселке.

– Узнать смогли бы?

– Разумеется…

– Могу ли знать, почему соврали?

– Когда? – Берс выказал глубокое и искреннее недоумение.

Родион Георгиевич предъявил снимок:

– Вчера в Соболевских изволили не признать знакомого вам юнофу. Почему?

Берс попросил секундочку, вернулся с очками, взял снимок еще раз и, вглядевшись сквозь толстенные стекла, воскликнул:

– Святые угодники! Князь Павел с Петрушей что вытворяют!

Оказывается, в нервном возбуждении розысков «Аякса» Николай Карлович не разобрал даже князя без очков. Что говорить о Петре! «Живая картина» была возвращена с глубокими извинениями коллежского асессора.

– Антонина Ильинична дома?

Берс поклялся, что дворнику даны строжайшие инструкции гнать бойкую девицу взашей, если только нос из квартиры высунет.

Родион Георгиевич немедленно отдал команду:

– Едем!

Августа 8 дня, в то же время, +23° С.

Управление сыскной полиции С.-Петербурга,

Офицерская улица, 28

– Поздравляю, приехали! – ротмистр угрожающе постучал по столу ногтем.

Задержанный возмутился:

– Позвольте, что за тон!

В самом деле, ну и манеры! Хватают на вокзале, заламывают руки, тащат в участок, сверяют с какой-то дурацкой фотографией, оскорбляют всячески, а потом еще в наручниках, представьте, привозят в сыскную полицию! А какой у них запах, с ума можно сойти. А ведь там, на платформе, его ждет единственный и любимый! Хамы и мужланы!

– Не имеете права меня задерживать! Я актер Мариинского театра! У меня влиятельные покровители… Вам попадет, знайте! – заявил худосочный субъект, изящно скрестив ножки.

Будь воля ротмистра, он бы взял добрую нагайку и…

– Могу ли видеть ваш паспорт? – сдержанно сказал Мечислав Николаевич и с досадой понял, что копирует опального начальника.

Фертик полез в ридикюль, извлеченный из объемного чемодана, и предъявил зеленую книжечку.

– Иван Петрович, где провели ночь с субботы на воскресенье? – спросил ротмистр, перелистывая паспорт, и опять расслышал чужое эхо.

– А вам какое дело?

– Подозреваетесь в убийстве.

– Боже, какая глупость! Если я сошел с поезда, то где я, по-вашему, мог быть? В Москве, а где же!

– Когда уехали?

– В четверг, понятно же!

– Почему не прибыли на премьерную партию в «Лебедином»?

Николя Тальма растерялся: то ли он стал так популярен, то ли полиция следит за каждым его шагом.

– Это вас не касается… – не очень уверенно заявил он.

– Полиции все касается. Даже когда баритон сфальшивит.

– Ну, хорошо, я поссорился с моим… другом. Мы накричали, наговорили много лишнего, я собрал вещи и уехал на первом отходившем поезде. Пожертвовал премьерой, представьте. Я не мог больше оставаться в этом городе.

– Зачем вернулись?

– Вам не понять тоску израненного сердца… Я отправил телеграмму и ждал, что меня встретят с цветами… А он…

– Князя Одоленского вчера утром нашли в своей постели. Убитым.

– Что?! – только и выговорил балерун. Затем случилась истерика, да такая, что «железный ротмистр» был вынужден налить безутешному Николя стакан воды.

Придя в себя, Иван Рябов сделал официальное заявление, что ожидал подобного и боялся. А все потому, что у князя появился новый любовник, которого Одоленский всячески скрывал.

Исповедь прорвалась бурным потоком. Роман Тальма с князем длился уже девять месяцев, Иван отдавал всего себя любимому и даже научился фотографировать, чтобы запечатлевать своего героя в минуты спортивных достижений. Но недавно в князе случилась перемена. Одоленский говорил непонятные слова о первородстве крови, а однажды напугал, заявив, что скоро ему будет подвластно все, и он устроит Ивана первым прима-балеруном всея России. Рябова стала терзать ревность, он принялся следить за другом. И выследил! В четверг видел их на даче – мерзкий смазливый мальчишка, ничего особенного.