Вырос настоящий «военно-промышленный комплекс»: крупные (на некоторых работало по тысяче и больше людей) предприятия — Тульский и Сестрорецкий оружейные заводы, Адмиралтейская верфь, Петербургский литейный двор, Хамовный, Канатный, Суконный, Портупейный, Шляпный дворы и другие мануфактуры смогли вооружить, одеть и экипировать армию, оснастить всем необходимым флот.
С 1702 г. стали призываться иностранные специалисты — мастера, офицеры, ученые, ремесленники, в условия контракта которых включалось требование «учить русских людей без всякой скрытности и прилежно». Выгодные условия привлекали мастеров, к неудовольствию их правительств; английскому послу со слугами однажды пришлось ночью громить мастерскую британского подданного, чтобы не допустить утечки технологических секретов. Вслед за специалистами «импортировались» организационно-экономические формы: в России впервые появились акционерные общества — «кумпании» — и биржа. Неудобную серебряную копейку заменили серебряные рубль и полтинник и медная мелочь.
Основанные казной предприятия передавались в частные руки с беспроцентными ссудами, беспошлинной продажей товаров и другими льготами. «Берг-привилегия» 1719 г. разрешала всем без исключения подданным разыскивать залежи полезных ископаемых и строить заводы даже на территориях частных владений. Таможенный тариф 1724 г. поощрял экспорт продукции отечественных мануфактур и охранял высокими пошлинами (до 50–75 % от стоимости товара) внутренний рынок от наплыва «заморских» конкурирующих изделий. В итоге форсированного развития промышленности в 1725 г. в структуре русского экспорта 72 % приходилось на готовые изделия и только 28 % — на традиционные виды сырья. Русское железо и парусина стали конкурентоспособными на мировом рынке.
Но Петр I не стремился внедрить в стране систему свободного предпринимательства. «Заводы размножать не в едином месте, так, чтобы в пять лет не покупать мундира заморского, и заведение дать торговым людям, собрав компанию, буде волею не похотят, хотя в неволю», — так он представлял себе развитие суконного производства в стране. Грозные указы повелевали строить исключительно «новоманирные» суда или использовать предписанную свыше технологию изготовления юфти (кожи) — «а кто будет делать юфти по-прежнему, тот будет сослан в каторгу и лишен всего имения». Промышленникам назначались размеры капиталовложений, ассортимент изделий и объем производства. Главной обязанностью было выполнение казенных заказов; лишь «сверхплановая» продукция могла идти на рынок. Несоблюдение условий грозило конфискацией предприятий — в русском языке Петровской эпохи отсутствовало само понятие «собственность».
Казна была крупнейшим предпринимателем и торговцем. Железо с казенных заводов (свыше 80 % всего производства) продавалось за границу. Государство ввозило для последующей продажи «в народ» соль, табак, курительные трубки, игральные карты, иногда вино. Оно же, особенно в первые, наиболее тяжелые годы войны, объявляло монополию на производство или торговлю определенными товарами (пенькой, строевым лесом, смолой, мехами, икрой, табаком, солью), что приводило к повышению цен и нарушению рыночной конъюнктуры. Распоряжения о запрещении вывозить экспортные товары через Архангельск и Ригу рвали налаженные хозяйственные связи.
Царь решил ввести полную государственную монополию и на производство, и на продажу водки. Указы 1708–1710 гг. запретили всем подданным — в том числе, вопреки старинной традиции, и дворянам — винокурение для домашних нужд; у «всяких чинов людей» предполагалось конфисковать перегонные «кубы». Но попытка провести в жизнь этот план не удалась даже непреклонной воле Петра. Казенная промышленность не смогла нарастить достаточные мощности, чтобы заменить частное производство, а провинциальная администрация была не способна — да и не очень старалась — проконтролировать все дворянские хозяйства. В итоге власть отступила: указ 1716 г. разрешил «всяких чинов людям вино курить по-прежнему про себя и на подряд свободно» при условии уплаты особого промыслового налога.
В конце петровского царствования власть отказалась от наиболее грубых методов вмешательства в хозяйственную жизнь. Но на смену прямым запретам пришла система государственного регулирования экономики. Берг- и Мануфактур-коллегии оформляли разрешения на открытие предприятий, распределяли среди них заказы, контролировали качество и объем товаров, выдавали ссуды и даже судили «фабриканов».
Создание современной промышленности «сверху» не дополнялось массовым развитием предпринимательства «снизу». Реформы и военные расходы тяжело сказывались на развитии деревни и особенно города (горожане составляли всего 3 % населения России). С началом губернской реформы в 1708 г. горожане опять, как в XVII в., попали в подчинение к местным властям — комендантам и воеводам. «Добрых и прожиточных» купцов и посадских с 1711 г. переселяли в неблагоустроенный Петербург. За право стать городским жителем крестьянин должен был уплатить двойную ставку налога, что не избавляло его от крепостной зависимости. В итоге даже петровское законодательство вынуждено было признать в 1721 г.: «Купеческие и ремесленные тяглые люди во всех городах обретаются не токмо в каком призрении, но паче ото всяких обид, нападков и отягощений несносных едва не все разорены, от чего оных весьма умалилось, и уже то есть не без важного государственного вреда».
С начала войны на горожан и крестьян, в дополнение к прежним, обрушились новые денежные и натуральные повинности: «запросные», «драгунские», «корабельные», на строительство Петербурга и т. д. Специалисты-«прибыльщики» придумывали, что бы еще обложить налогом; в этом перечне оказались бани, дубовые гробы и серые глаза. Крестьяне обязаны были возить казенные грузы, работать в счет податей на казенных заводах, строить новую столицу (по 40 тыс. чел. в год), каналы и крепости. Первая перепись — «ревизия»
1718–1724 гг. зафиксировала 5,6 млн «душ» мужского пола, из которых 4 млн принадлежали дворцовому хозяйству, церковным и светским владельцам. Им пришлось платить «подушную подать»: 74 коп. в год с каждой крепостной мужской «души», по 1 руб. 14 коп. с государственных крестьян и по 1 руб. 20 коп. с горожан. Налоговая система принесла в 1724 г. доход в 8,5 млн рублей при 9-миллионном расходе, из которого 63 % шли на армию (собственно ставка подушной подати и была определена путем деления военных расходов на число выявленных при переписи плательщиков). За четверть века, даже с учетом падения стоимости денег, казенные доходы выросли в три раза; с реальной «души» эти поборы увеличились не менее чем на 50 %.
Ежегодно, а то и два-три раза в год деревня провожала новобранцев на бессрочную службу в армию. При Петре I в армию ушло около 400 тыс. рекрутов, т. е. каждый десятый-двенадцатый мужик;
200 тыс. из них погибли в сражениях или от болезней, были ранены, искалечены, пополнили ряды бродяг и нищих. Оставшимся дома предстояло содержать войска. Это только в кино «обыватели» радовались входившему в городок полку: у солдат и офицеров не было казарм, и они жили на постое в частных домах; хозяева должны были обеспечить «гостей» помещением и дровами.
К казенным повинностям добавлялся крепостной гнет. В 1682–1710 гг. дворянам было роздано 43 тыс. крестьянских дворов (примерно 175 тыс. чел.). Петровская «ревизия» уравняла в бесправии владельческих крестьян и холопов; по закону имущество крепостных стало рассматриваться как собственность их владельца и могло быть конфисковано за его вину. В 1724 г. были введены паспорта, без которых крестьяне и горожане не имели права покинуть место жительства. Результатом стало массовое бегство, в том числе за границу: в 1719–1727 гг. в бегах числилось почти 200 тыс. «душ». На протяжении петровского царствования постоянно вспыхивали волнения: восстание в Астрахани в 1705–1706 гг., в Башкирии в 1705–1711 гг., движение Кондратия Булавина на Дону в 1707–1708 гг., Тарский бунт в Сибири в 1722 г. По дорогам империи бродили «разбойные партии» беглых и дезертиров. Вообще криминогенная обстановка в стране заметно ухудшилась, и это тоже необходимо включить в «цену» форсированной модернизации.
Но государственное вмешательство и усиление крепостничества — это еще не вся цена экономического скачка. Реформы «пересаживали» на российскую почву передовые формы производства; но, попадая в нее, элементы нового экономического и общественного порядка прочно «схватывались» сложившейся крепостнической системой отношений и деформировались ею.
В русских городах появились купеческие гильдии и ремесленные цехи (1721), но они стали не самоуправляемыми корпорациями с гарантированными правами, подобными западноевропейским, а группами «регулярных» налогоплательщиков, в которых наиболее состоятельные граждане обязаны были платить за неимущих. Государственное «ускорение» развития промышленности ставило предпринимателя в зависимость от бюрократии. Ликвидация слоя «вольных» и «гулящих» людей и массовый сыск беглых лишали его возможности рассчитывать на рыночную конъюнктуру и вольный найм рабочей силы и заставляли добиваться казенных привилегий и заводить крепостных рабочих.