— Сходить-то можно. Посмотреть с толком нельзя.
— Почему это?
— Потому, что Швейцер немец.
— A-а, ну да, конечно. А вдруг?
— Какое может быть «А вдруг?», если он и прислугу из Германии выписывал. Нам в мире Швейцера без переводчика делать нечего. Антогора, ты немецкий язык знаешь?
— Кого-кого? — донеслось с кушетки.
— Вот, видишь, даже Антогора нас не выручит, если мы ее с собой возьмем. А, впрочем, почему бы и не взять? Наверняка в мире Швейцера нас ждет куча сюрпризов. А у нее нервы дай боже какие!
— А «нервы» — это что такое? — опять донеслось всё с той же кушетки.
— Нервы — это то, чего у тебя нет, Антогора.
— Чего, чего это у меня нет? — с угрозой в голосе спросила девушка, приподнимаясь со своей любимой кушетки.
— Нет-нет! — пошел я на попятный. — Есть, конечно, и у тебя, но, пожалуй, совсем немного и неизвестно где.
— Как это неизвестно? Можете все мои вещи осмотреть и меня тоже. Если есть хоть немного, то найдем. А зачем они вам?
— Нервы, Антогора, — это то, что позволяет тебе чувствовать. Например, боль или радость, горе или страх.
— Душа, что ли?
— Что-то вроде этого.
— Тогда в вещах мы этого точно не найдем, — и, немного подумав, добавила: — И на мне, наверное, тоже. И зачем тебе мои нервы? Тем более что, как ты говоришь, у меня их и так мало.
— Понимаешь, мы с Александром хотим сходить в одно интересное место через тот подземный зал в скале, который недавно прибирали. Я вот и подумал: а не взять ли…
— Взять, взять! Там и мне интересно!
— Вот, пожалуйста, — и договорить не даст! Тебе там может оказаться страшно и непонятно.
— А почему мне будет страшно, если и вы там будете?
— Действительно, почему? Такой аргумент, что и крыть нечем. Берем, Александр?
— Антогора нас никогда не подведет. Только вот во что ее одеть? Не в этом же виде.
— Крестьянские платья мы еще так и не вернули в село. Длинная женская одежда, где бы то ни было, паники и возмущения не породит.
— Точно! А мы свое оденем.
— Саша, а ты хотя бы какие-нибудь немецкие слова-то знаешь? Я — нет. Кроме «хенде Хох» и «бите».
— Так, кое-какие и смутно. Школа-то давно была. Деньги на всякий случай не забыть бы! Золото и серебро везде деньги. Поменяем, если что.
— Отдай башню! — донеслось из-за шахматного столика. — Так нечестно!
— Всё честно! Ты сама ее прозевала.
— Не ври! Эта пешка не там стояла.
— Да на тебе! Подумаешь, башня!
— Когда-нибудь они всё же подерутся, — вздохнул Александр.
— Никогда не подерутся, — засмеявшись, успокоила его Антогора.
— Уверена?
— Если подерутся, то их изгонят из племени. Хуже наказания у нас нет. Так что не обращай внимания. Споры между ними — тоже игра.
— Ладно, пошли переодеваться. Может быть, к ужину и вернемся.
Взяв Антогору за руку, я вошел в скалу вслед за Александром. Постояли немного в середине зала, наблюдая за мерцанием стеклянных шаров, и стали подниматься по лестнице номер один. За проходом солнечный день и не очень ровная местность, беспорядочно усыпанная вросшими в землю большими и маленькими валунами. Усыпанная, но, правда, не вся. И порядок кое-какой тут имеется. Порядок — это прямое как стрела шоссе, которое, сужаясь в перспективе, ведет к какому-то городу. Город совсем рядом. Наверное, и двух километров не будет. Урбанистических строений из стекла и стали не видно.
Откуда-то как бы у нас из-за спины вылезает странная машина — огромный продолговатый ящик на восьми членистых ногах — и резво ковыляет к дороге. В ящике сидят два человека, и один из них держит руками какие-то рычаги. Достигнув дороги, ящик опускается на полотно, ноги втягиваются в корпус. Под днищем-то, оказывается, есть колёса! Тоже восемь. Еще момент — и машина, рванув с места, стремительно уносится к городу, оставляя за собой небольшое белое облачко.
— Антогора, осторожнее, ты мне плечо сломаешь!
Хватка ослабла. Оборачиваюсь. Антогора бледна, как покойник.
— Я же говорил, что может оказаться страшно. Может, останешься?
— Мне не страшно. Мне удивительно, — судорожно сглотнув, соврала девушка. — Не останусь.
— Ну-ну, вот то, что ты сейчас ощутила при виде этой штуки, — и есть нервы. Значит, они у тебя всё-таки есть.
— Лучше бы всё же их не было, — призналась она, уже слегка порозовев, — как у вас.
— У нас тоже есть, но мы были готовы к неожиданностям.
— Ну что, будем выходить? — спрашивает Александр.
— Так мы же не стоять сюда пришли, — и я, опять взяв Антогору за руку, шагнул наружу.
Да, шагнул и вышел из большого, поросшего мхом валуна. Антогора и Александр за мной.
— Нам надо как-то место заметить, — побеспокоился Александр, — а то ландшафт однообразный. Как бы проход не потерять.
— Надо. Аварийной возможностью выхода пользоваться как-то неспортивно, когда опасности нет.
— А ее в самом деле нет? — с сомнением в голосе поинтересовалась Антогора.
— Пока не видно.
— А этот громадный железный жук с людьми?
— Это не жук, а такая повозка без лошадей. Ею люди управляют. Смотрите, вот справа от камня большая раздвоенная сосна, а слева кривая береза. Хорошие приметы. Если вдруг случайно разминемся, то встречаемся именно здесь. Город недалеко. Минут за двадцать дойти можно. Пойдем к дороге.
Пока стояли, осматривались и шли сто метров до дороги, по ней прошли три машины. Две к городу и одна от него. Они много больше похожи на известные нам машины, чем «жук». Если сделать скидку на отсутствие привычного капота и время лет на пятьдесят-шестьдесят назад. Разноцветные и шумят совсем не так, как наши. И колес не четыре, а шесть или восемь. Зачем столько колес? Полотно шоссе похоже на крупнозернистый асфальт, но только коричневого цвета.
— Тормознем кого-нибудь до города? — спрашивает Александр.
— Почему бы и нет. Чего стесняться-то? Антогора, не испугаешься поехать на такой повозке?
— Испугаюсь? За кого ты меня принимаешь? — храбрится амазонка. — С вами мне не страшно. Но только вы первыми.
Стоим у дороги с жаждущим перемещения видом. Две машины пролетают мимо нас, не останавливаясь.
— Может, оставим Антогору одну, — предлагает Александр, — а сами за камушек спрячемся. Не может быть, чтобы на Антогору не клюнули.
— Я не буду оставаться одна! — решительно заявила потенциальная приманка.
— Может, всё гораздо проще? — предположил я и поднял руку.
Первая же машина остановилась рядом с нами. Открытая, темно-красного цвета. Хорошо отделана внутри.
— Надо же, и здесь всё как у людей, — прокомментировал событие Александр.
Сидящая за обычным автомобильным рулем женщина средних лет что-то спросила у нас. Понятно, что по-немецки, но непонятно, что именно спросила. Александр собрался с мыслями и выдал на-гора:
— Вир нихт ин дойч ферштейн[24], мадам. Пардон, — фрау.
Женщина озадаченно посмотрела на нас и кивнула на заднее сидение.
Александр открыл дверцу и нырнул внутрь. Антогору пришлось подтолкнуть. Усевшись, она ухватила меня под руку и прижалась к моему плечу. Машина плавно пошла с места. Звук двигателя — не рокот, а тихое и частое пыхтенье одновременно с жужжанием, а позади остается белый, быстро исчезающий шлейф. Паровая машина? Допустим. А где тогда дым сгорающего топлива? На приборной доске внимание привлекает вертикальная у-образная трубка, явно показывающая уровень или состояние какой-то жидкости. Остальные приборы как копии некоторых наших. Чем быстрее машина разгоняется, тем сильнее Антогора прижимается ко мне. На лице ее удивление и одновременно восторг. Это понятно. Лошадь до такой скорости не разгонишь!
Город рядом, и буквально через минуту мы уже въехали на улицы и замедлили ход. Архитектура примерно начала двадцатого века. Чисто, довольно людно, но моды начала века в одежде людей не наблюдается. Значит, жизнь идет сама по себе. То есть Швейцер не лепил для себя ни сказку, ни фантастику. Наверное, просто привычный мир, в котором ему никто и ничто не мешает заниматься тем, чем он считает нужным и интересным для себя. Но почему восьмиколесные машины?
Наш кабриолет остановился перед одним из перекрестков. Светофор двуцветный. Нет желтого. Понятно. Вместо желтого сигнала мерцание света перед переключением. Почти как у нас. А машин-то, и притом довольно разных, вокруг порядочно. Вон и автобус среди них, а вот и такси. Женщина обернулась к нам, указала пальцем на себя, а затем налево.
— Предупреждает, что ей сейчас сворачивать. Давайте выходить, — понял Александр. — Данке шен, фрау. Походим теперь пешком. Город вроде не маленький, но и не мегаполис. С шоссе-то было видно, что он занимает далеко не весь горизонт. Интересно, как он называется? Генрихштадт или Швейцерштадт?