Читать интересную книгу Великие любовницы - Эльвира Ватала

Какую-то видимость величия все же позволили создать Марии Стюарт. Даже удосужились обить колоду черной материей, даже позволили самой выбрать наряд, даже не лишили ее драгоценностей. Но как все дико прозаично, буднично, грязно и убого будет со смертью Марии Антуанетты! У нее даже ниток нет, чтобы заштопать себе платье. Франция — не Англия. Франция научена исторически легко лишать людей своих голов! А чем, собственно, королева отличается от обыкновенных граждан? Она стала гражданкой, с того момента, как ее кинули в темницу, ее муж — французский король Людовик XVI стал гражданином. Демократия полная!

Гражданам, да еще таким, которые были тиранами, никаких привилегий не полагается. И «бедный тиран», как называли Людовика XVI, и его супруга, и сестра Людовика XVI Елизавета умирали на эшафоте жалко, недостойно, нищенски и Убого. Не всем им хватило мужества, чтобы с достоинством и самоотверженностью принять смерть на глазах беснующейся толпы.

Альков великой Елизаветы I

Ее называют Великой! И это очень почетно, дорогой читатель! Особенно если учесть, что не так уж много Великих в истории. Ими были: наш Петр I и Екатерина II, французские Карл и Людовик XIV, Александр Македонский, римский Юлий Цезарь, Фридрих Прусский — вот, пожалуй, и весь список. Елизавета I, подобно нашей Екатерине II, это звание заслужила, если, конечно, во внимание принимать только исключительно ее государственные деяния по укреплению мощи и могущества своей страны. При Елизавете I Англия стала сильной, великой державой. Но в смысле личной жизни и наша Екатерина II, и Елизавета I Английская мало чем отличались от обыкновенных женщин, обуянных страстями. Здесь те же женские муки ревности, та же мелочность, нежелание видеть конкурирующую сторону, месть конкуренткам (только Екатерина не мстила!), те же измены и прочая мещанская чепуха, чем напичкана личная жизнь простых женщин. В эти низменные страсти никогда не «опускались» правители холодные, расчетливые, жестокие, как говорится, «без чести и совести», типа Людовика II Французского или Ричарда III Английского. Женщины же, в основном проявляющие несгибаемый ум, мужскую расчетливость и решительность, а про Елизавету говорили: «Она единственный мужчина в Англии» или по отношению к последующему за ней правлению Якова I: «Раньше королем была Елизавета, сейчас королевой Яков», как только дело касалось их личной жизни — ну прямо слабые мещаночки. То Екатерина дико страдает от смерти своего любовника и государством целых три месяца править не желает, то Елизавета по своему дворцу яростно бегает, как шальная, и в тюрьму бросает любовников, осмелившихся жениться без ее на то согласия и желания. Ревность одной и второй монархинь к своим любовникам поразительна. Но если наша матушка Екатерина, взяв свое сердце, как говорится, в кулак, не только соперницу физически не уничтожала, но даже приданое ей давала, чтобы та могла достойно выйти замуж за изменившего царице любовника, то у Елизаветы навсегда, на всю жизнь такая женщина становилась ее врагом.

К любовникам же, изменившим ей, у Елизаветы было разное отношение. Чаще она, погорячившись и даже в тюрьму неверного фаворита на какое-то время бросив, скоро приходила в себя и опять продолжала одаривать его своим расположением. Судьбы некоторых фаворитов и нашей царицы и Елизаветы I были очень схожи: они, перестав быть физическими любовниками, становились приятелями и доверенными лицами королев. Наш Потемкин, могущественный фаворит Екатерины II, потеряв ее расположение как любовник, навсегда стал ее самым близким другом и даже поставщиком ее дальнейших любовников, у Елизаветы лорд Лейчестер, с которым она вместе росла, после долголетней с ним связи стал самым близким ее советником и другом. Но если Екатерина II позволяла своим фаворитам хоть немножечко, но поуправлять государством Российским, особенно в этом отношении известен ее Платон Зубов, последний фаворит, двадцатидвухлетний, против ее свыше шестидесяти лет, то Елизавета шестидесятивосьмилетняя не позволяла своему тридцатилетнему последнему фавориту Эссексу даже чуть-чуть править государством, а когда его амбициозные планы настолько выросли, что он сам решил быть полновластным правителем, она физически его уничтожила. Но давайте по порядку. Очень нелегка молодая жизнь этой королевы: ей было всего два года и восемь месяцев, когда под мечом палача, по приказанию ее отца Генриха VIII, погибла ее мать Анна Болейн, восемь с половиной, когда по приказу отца сложила на плахе голову третья ее мачеха, шестнадцать, когда под топором палача погиб ее первый любимый мужчина, двадцать один год, когда по приказу сестры Марии Тюдор она была заточена в тюрьму и ожидала подобной участи «снятия головы», и двадцать пять, когда она стала королевой Англии, тридцать семь, когда она приказала отрубить голову английскому князю, своему кузену и другу, пятьдесят четыре, когда подписала приказ о снятии головы Марии Стюарт, своей кузине, и шестьдесят восемь, когда отрубила топором голову своего последнего, сложного, ну неуправляемого и очень любимого ею последнего своего любовника. В семьдесят лет она умрет в мрачной меланхолии, почти невменяемой и очень несчастливой женщиной, яростно протестуя против смерти, даже тем, что не желает лечиться, даже тем, что не желает ложиться, и один раз все пятнадцать часов простояла на ногах, боясь лечь в постель. Отвергая смерть и старость, ненавидя свое старое тело, седые букли волос, изможденное морщинами лицо, маскируя гнусную физическую действительность, чем только может: длинными воротниками, прикрывающими старческую шею, сантиметровыми слоями румян, пудры и крема, рыжим париком, немного напоминающим ее свои, когда-то золотистые волосы, кроваво-красной помадой на тонких злых губах и тонкой черной сурьмой на совершенно исчезнувших бровях и ресницах. Жалкое подобие молодости, жалкая маска клоуна величайшей из мировых правительниц. «Старость, — как говорит пословица, — конечно, далеко не радость», — и никого не украшает. Но поразительно, как некрасиво, отвратительно, гнусно старели монархини. Все! Возьмите хоть нашу Екатерину Великую, не могущую уже в возрасте шестидесяти лет передвигаться самостоятельно по лестницам на опухших, как бревна, ногах и приказавшую построить для этой цели специальные наклонные платформы не только в своих дворцах, но и в домах своих придворных. Французскую Анну Австрийскую, в пожилом возрасте превратившуюся в «старую жабу» с выпученными глазами, толстым картофельным носом и бочкообразной фигурой. Разница между молодостью и старостью так разительна! Только куртизанки (да и то не все!) умели стареть красиво. Диана Пуатье в свои шестьдесят четыре года по утверждению современников, близко ее знавших, выглядела тридцатилетней красавицей. Монархини в свои шестьдесят четыре года выглядели на свой возраст, но плюс еще совершенно деформированная фигура, скрюченные от подагры и ревматизма конечности и совершенно «глубоко пропаханное» морщинами лицо. Писатели не щадят старых монархинь. Описание их внешнего вида ужасает. Вот Екатерина Медичи: «Она ковыляла, согнувшись над своей клюкой, и ее тяжелые, отвислые щеки мотались»[61].

Вот знаменитая красавица — королева Марго, первая жена Генриха IV Французского: «Королева Марго стала толстой, она и раньше имела склонность к полноте, так что ее брат Карл IX называл ее „толстухой“, а сейчас облысела совершенно, держала лакеев исключительно из блондинов, чтобы из их волос делать себе парики».

Недаром златовласая Поппея, жена Нерона, купающаяся регулярно в молоке ослиц и употребляющая для свежести тела и лица специальные кремы, говорила: «Я хотела бы умереть раньше, чем завяну». К ее счастью, умерла раньше, получив пинок в свой беременный живот от пьяного Нерона.

Вот портреты Елизаветы I в молодости и пожилом возрасте: «Толпы видят молодую девушку двадцати пяти лет, в платье из золотого броката, в плаще, подбитом горностаем. Кожа у нее белая, прямо светится своей „беловатостью“, волосы больше чем золотые — огненно-рыжие. Близорукость является причиной, что ее зеницы глаз всегда расширены, а над ними тонко зарисованы высокие дуги бровей, придающие лицу необыкновенно чарующее выражение волшебницы. Нос орлиный, тонкий, лоб большой и высокий, лицо овально удлиненное»[62].

«Выражение лица хитрое, язвительное, злое. Поджатые губы, заостренный нос. Незамужняя женщина, кричащая о своей добродетели. Ее манера играть своей золотой цепочкой прекрасно передана (портрет фламандской школы. — Э. В.). Мне бы очень хотелось, чтобы этот портрет действительно походил на оригинал»[63].

Никогда не вышла замуж и гордо называла себя королевой-«девственницей». Не вышла, вопреки воле парламента и министров, вопреки воле своих подданных и народа, которому всегда декларировала любовь и сумела ее у них заслужить. Немногие знали, почему эта монархиня, играя то веером, то топором, напропалую кокетничая с многочисленными женихами, ни одному из них не предложила свою руку, хотя часто делала вид, что предлагает сердце. Не хотела делить правление королевством? Да, и это входило в расчет. Но главная причина интимного характера, о которой до сих пор историки если и говорят, то только шепотом, как-то там между строк, полуфразами или совершенно закамуфлированными фразами, что понять ничего невозможно. Яснее всех выразилась ее кузина, Мария Стюарт: «Она физически не такая, как все женщины». Писатель Стефан Цвейг сказал об этом загадочно: «Какое-то физическое или душевное торможение нарушало ее интимную женскую жизнь»[64].