Джонни взял курс на восток, и лодка вскоре вышла из залива. Ну что ж, подумала Эспер, это оказалось куда легче, чем полагал Джонни. Но тут они оказались в открытом проливе, и северный ветер обрушился на них со всей силой. Здесь были большие волны, и лодку стало кидать вверх и вниз.
Эспер потеряла ритм и несколько раз чувствовала, что весла ее ударяют в пустоту. Брызги летели в лодку со всех сторон. Вода проникала под штормовку. Чернокожая рабыня начала тихо плакать, причитая: «Боже, Боже, спаси нас!»
Ребенок на ее руках жалобно пищал.
— Держись, Хэсс! — крикнул Джонни. — Налегай на левый борт, чтобы нас не унесло.
Эспер повиновалась. Обеими руками взявшись за левое весло, она старалась ударять им в такт мерным ударам Джонни. Ее лицо, шея, грудь покрылись потом, руки и плечи начали болеть. Сжав зубы, девушка продолжала грести. Она слышала постанывание Джонни, вкладывавшего все свои силы в управление Лодкой. Нет, этого мне не выдержать, подумала Эспер. У нее было такое ощущение, словно ее ударили ножом между лопаток. Но она продолжала грести, вцепившись в весло, — вниз-вверх, вниз-вверх, не думая ни о страхе, ни о жалости к несчастной женщине, сидящей на корме. Она сосредоточилась на тяжкой борьбе за выживание. Девушка забыла даже о Джонни и не сразу услышала его торжествующий крик:
— Остров! Ты молодчина, Хэсс. Можешь отдохнуть немного.
Повернув голову, Эспер увидела, что перед ними возвышается знакомая темная гора. Здесь, у берега, море снова стало спокойным. Эспер сгорбилась, тяжело дыша. Джонни протянул к ней руку и похлопал ее по колену:
— Передохни, Хэсси. Лучшей помощи я и не ожидал. Обратно приливом будет возвращаться легко, малышка.
Эспер ничего не ответила, но услышала в голосе Джонни что-то новое, может быть, восхищение, и ей стало немного легче.
Джонни почти бесшумно вел лодку вдоль берега. Он знал, что на острове в это время обычно пусто, летняя гостиница еще не скоро будет открыта, но там мог быть сторож.
— Вот он, бриг! — ликующе крикнул Джонни. — Ну, беглянка, радуйся, скоро все будет в порядке.
Темнокожая женщина подняла голову, и все трое в молчании уставились на выделявшуюся на фоне серого неба темную громаду корабля, стоявшего на якоре ярдах в двухстах от берега.
Подведя лодку ближе к кораблю, Джонни сложил ладони у рта и крикнул:
— Эй, на бриге!
Чья-то голова показалась над перилами судна, но ответа не было. И тут впервые заговорила негритянка.
— Они хочут знак, масса[6], — тихо сказала она. — Им надо «кошка».
— Эй, на бриге! — снова крикнул Джонни. — Кошка! Мы привезли вам кошку распугать ваших крыс. Кошку с котенком.
Это подействовало. Над перилами вновь появилась чья-то голова, и тусклый свет фонаря осветил лодку.
— Эй, на лодке! — крикнул моряк. — Вы слишком долго везли вашу кошку. Мы уже собирались сниматься с якоря.
— У нас были трудности, — жизнерадостно ответил Джонни. — Так вы берете ее к себе? Нам с приятелем надо домой.
— Ждите лестницы, — ответили сверху, и голова исчезла.
Негритянка вдруг наклонилась вперед и горячо заговорила:
— Я так много благодарить всем за такую большую доброту. Можно теперь пропасть в Галифакс, там мой муж, уже год меня ждал.
— Что вы, — успокаивающе сказал Джонни, — не нужно нас благодарить.
Но женщина не слушала его, видимо, желая выговориться:
— Масса всегда меня хотел бить, бил кнутом. Я не хотела сказать, где Като. Тогда масса увидеть меня, что я ничего девушка, больше меня не стал бить, стал спать, — она замолчала.
На палубе послышались голоса, потом наверху появилась лестница. Эспер, почувствовав острую жалость к молоденькой негритянке, сказала первое, что пришло ей в голову:
— Как рад будет ваш муж видеть вас с ребенком!
— Не знаю, — ответила та печально. — Я думаю так. Но Като может не знать, или Като ребенок, или — масса.
Эспер вздрогнула. Что это значит? Она не понимала, но чувствовала в этом что-то уродливое и пугающее.
— Давай, Хэсс, — крикнул ей Джонни. Он стоял, держа одной рукой конец лестницы, а другой помогая встать негритянке.
Эспер быстро уравновесила лодку, женщина, закутав ребенка в шаль, стала подниматься по лестнице, навстречу людям, готовым ей помочь Ее подняли на борт, и Джонни взялся за весла.
— До свиданья! Спасай вас Бог! — крикнула рабыня.
— Счастливо! — прокричал Джонни.
Отплывая от брига, они услышали команду: «Поднять якорь!»
«Удалось!» — с облегчением подумала Эспер. Она даже забыла об усталости из-за радостного волнения. Глядя, как удаляется бриг, она поняла, что участвовала в деле, в котором не было никакой личной выгоды. Все они подвергали себя реальной опасности ради чьих-то идей. Может быть, эта рабыня не сможет быть счастлива, обретя свободу, может быть, все плохое, что она перенесла, помешает ей быть по-настоящему свободной. Но это не так важно для тех, кто помог ей. Важно не прошлое и будущее этого человека, а сам акт освобождения.
— Что, Хэсс, тебе плохо? — спросил Джонни, заметив, что девушка сидит неподвижно.
— Нет, мне хорошо, — Эспер взялась за весла. — Знаешь, как бывает во время общей молитвы.
Ей было все равно, будет он смеяться или нет. Даже боль в спине и в руках сейчас не беспокоила ее.
Но Джонни не смеялся.
— Понятно, — задумчиво сказал он.
Они вновь вышли в открытое море, но ветер ослаб и волны были маленькими. Их теперь несло к берегу. Город спал и в темноте был едва различим, только иногда где-то вспыхивал свет в окошке. Когда они снова проплыли мимо острова Джерри, церковный колокол пробил два раза.
Теперь Джонни поставил лодку на ее обычном месте, у тропы, которая вела к его дому. Но когда Эспер, положившая весла, попыталась вслед за ним выпрыгнуть на берег, то почувствовала, что затекшие ноги не слушаются ее.
— Черт возьми! — смущенно засмеялась она. — Я похожа на мороженую селедку.
— Это скоро пройдет, — ответил Джонни, и голос его был необычно нежным. Он вошел в воду, помог девушке вылезти из лодки и вывел ее на берег. Эспер покачнулась, и Джонни обнял ее, чтобы поддержать.
— Хэсс, — сказал он и замолчал. Эспер почувствовала, что Джонни проглотил комок в горле. — Ты бы хотела, чтобы я назвал лодку твоим именем?
Сердце ее забилось сильнее, чем в самые страшные минуты этой ночью. Если лодку называли именем женщины, это значило только одно.
Эспер молча кивнула. Джонни обнял ее крепче.
— Ждать придется долго. Только через два-три года я смогу назвать тебя не только милой.
— Я знаю, — прошептала девушка.