Допущенных на Манокар инопланетян президент всячески поносил и сокрушался о своей роковой ошибке: мол, нечего было их сюда пускать, от них одни беды. В адрес Тины Хэдис не ругался, только тяжело вздыхал и говорил, что лучше бы ее вообще не было.
— Все, Люана, — убирая в карман видеокамеру, сказал Стив. — Мы уходим. Думаю, мы с вами больше не увидимся.
— Вы просто так уйдете? — Она наморщила лоб, спрятав тонко прорисованные траурные морщинки в складках настоящих. — Вы ничего от меня не хотите? Совсем ничего? Только эти вопросы… Значит, все останется как есть и ничего больше не будет? Боже мой…
Она неосознанно загородила им дорогу к выходу из зала. Ее темные глаза блестели от слез, в их глубине пульсировала такая боль, что Полю стало не по себе. Те манокарцы, которых он видел вблизи до сих пор, казались ему похороненными заживо — они давно уже сдались и старались об этом не задумываться: если приспособишься, можно жить и в могиле. А Люана знала, что она похоронена. «Вата» облепила ее — разобраться бы, что это за «вата», — как и всех остальных, однако под этим слоем она все еще продолжала сопротивляться. Она не была ни особенно умной, ни особенно красивой, но Поль почувствовал к ней смутную симпатию.
— Поль, — шепнул Стив, — я сейчас ничего не могу. С тех пор как Тина пропала, я как будто наполовину мертвый. Сможешь сделать то, что она хочет?
— Да. — Поль растерянно кивнул. — Главное, чтобы никто сюда не вломился… Обеспечишь?
Это не имело ничего общего с обычным влечением. Люане надо было, чтобы хоть что-то произошло, а Поль занимался с ней любовью так, как делают искусственное дыхание умирающему. Нравились ли они друг другу? Скорее да, чем нет, но это в общем-то не имело значения. Они просто пытались изменить предопределенное, и Поль надеялся, что Люане это поможет.
Когда Стив и Поль уходили, она сидела откинувшись на кожаном диванчике и опустошенно улыбалась. Блестящая коричневая помада около губ размазалась, а нарисованные морщинки превратились в обычные линии, которые можно смыть водой из-под крана.
Экран телеблока подернулся рябью. Потом эту кипящую цветную кашу сменило изображение: запорошенная снегом улица в Хризополисе, неисправный робот-продавец гоняется за собакой и пытается всучить ей банку ванильной санды с ликером, а сердитый наладчик в оранжевом комбинезоне пытается найти управу на сбрендивший автомат. Видимо, хроника ежедневных происшествий. Снова рябь. Снова изображение. Рябь. Получается.
Тина устроилась в кресле напротив телеблока. На правой руке — фиксирующая медицинская перчатка. Утром решила проверить, насколько сильный удар она сможет нанести: как обычно, кулаком в стенку… После подобных ее опытов в стенах обычно оставались выбоины. Ударила она изо всей силы, тоже как обычно. Боль, возникшая вслед за этим — не сразу, с задержкой, как не сразу рассыпается на куски разбитое стекло, — безмерно удивила ее: неправильное ощущение. И только потом Тину захлестнула горечь: чего еще ждать от этого тела!
Стена не пострадала, а медавтомат после необходимого лечения выдал диагноз: несколько трещин, отек мягких тканей кисти, разрывы капилляров, подкожные гематомы. Этот перечень оставил Тину равнодушной — тело-то чужое. Наверное, то же самое испытывает какой-нибудь безалаберный тип, попавший в аварию на арендованной машине.
Лиргисо Тина не видела со вчерашнего дня, когда тот убрался, держа в охапке свои модные шмотки из черной «зеркалки». Вряд ли его поползновения на этом закончатся, но для нее все это не имело особого значения. Вспоминая и анализируя вчерашний эпизод, она даже не испытывала злости.
«Он не человек, и у него нет тех дрянных человеческих стереотипов, которые могли бы меня достать. Он как был, так и остался до мозга костей Живущим-в-Прохладе, а лярнийские стереотипы на меня не действуют. Как сказал бы компьютерщик, у меня не та операционка. Впрочем, дело не в одних стереотипах… Он все время держался на тормозах, даже когда получил от меня. Учел свой прежний опыт и опасается слишком зарываться — а то вдруг появится Стив и снова придется за все отвечать. Или не хочет испортить отношения? Ладно, пусть пока блаженствует… В свое время я выбралась с Манокара — выберусь и отсюда».
Все бы ничего, но мысль о том, что ее тела больше нет, вызывала приступы гнетущей печали. После вчерашней «экскурсии» Тина ни разу не подходила к зеркалу. Жить дальше в таком виде? Ее передергивало от протеста и отвращения.
Голод. Странно, ведь утром она уже ела: сандвич с сыром, чашка кофе, апельсин. Обычно этого хватало на сутки… Раньше. Теперь она нуждается в полноценном трехразовом питании, как всякий нормальный человек.
По дороге в столовую — десяток шагов по коридору — ее опять заносило. Наконец она упала на стул перед кухонным терминалом и заказала обед. В том числе омлет, который положено есть вилкой и ножом. Потом уставилась, скрестив на груди руки, на стул напротив. Делать, как учил Стив. Черный стул с высокой гнутой спинкой нехотя отполз на несколько сантиметров, его ножки негодующе скребли по белому паркету. Вскоре накатили усталость и головокружение. Стив говорил, что и то и другое Тина создает сама, так как держится за представление, будто телекинез связан с большими затратами энергии.
Робот-официант ожил и подъехал к нише доставки рядом с терминалом — прибыл обед. Есть одной рукой неудобно, однако переключать робота в режим «человек нуждается в помощи» Тина не стала: вдруг он преждевременно утащит у нее столовые приборы? На всякий случай она положила нож на сиденье стула, накрыла салфеткой и села сверху. Похожий на подводного паука «цербер» с длинными суставчатыми манипуляторами никак на это не отреагировал: видимо, действие не входило в перечень тех, которые надо пресекать.
Нож был не слишком острый, и работать Тина могла только левой рукой, поэтому распороть обивку гелевого кресла ей удалось далеко не с первой попытки. «Цербер» наблюдал за порчей хозяйской мебели безучастно — решил, что его все это не касается.
Внутреннюю оболочку она все-таки зацепила, темный гель начал вытекать через разрез, расползаясь студенистой лужей по багрово-красному ворсистому полу. Расстелив в стороне снятый с кресла кусок розового бархата, Тина проделала отверстие для головы, отхватила сбоку длинную полосу — на пояс. Все это кое-как, ценой долгих неловких усилий, но туника получилась.
Когда-то очень давно, еще на Манокаре, она взяла за правило: если тебя лишают выбора, если все за тебя решают другие — делай наоборот. Это не означает, что надо обязательно идти на конфликт; на Манокаре она чаще всего уклонялась от прямых конфликтов. Это означает, что твои действия, не важно, конфликтные или нет, не должны совпадать с тем, чего от тебя хотят. Потому что иначе ты исчезнешь.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});