Читать интересную книгу Полный назад! «Горячие войны» и популизм в СМИ - Умберто Эко

Любопытно разнятся и сходятся также и взгляды на охрану природной среды. Тема защиты планеты вплоть до устранения с нее человеческого рода — это тема по определению реакционная. Но за охрану среды обитания выступают и сознательные консерваторы (все, кроме Буша, ясное дело — им манипулируют промышленники, заинтересованные в неконтролируемом развитии), и революционеры из крайних левых.

Популист в принципе мог бы порадеть за защиту окружающей среды, но он считается с глубинными импульсами своего адресата — «народа». Крестьянский мир по традиции оберегал права природы только в пределах собственного участка. Окружающие леса вырубались крестьянами без всякого сожаления и без всяких дум насчет геологических последствий в планетарных масштабах. Если мы склонны думать, будто крестьяне давнего времени лучше оберегали природу, чем современные, мы очень сильно ошибаемся. Просто леса вокруг деревень были в старину обширными, и порубки леса не доводили до обморока экологию.

И что мы видим? В наши дни лозунг популистов звучит: «Каждый имеет право строить свой дом там, где он хочет, и не обязан соблюдать экологические запреты».

В парламент внесли закон о смягчении ограничений на дозволенную охоту. Охота — распространенная привычка и страсть, по природе своей атавистическая. Учитывая, что наша общая мораль позволяет выращивать кур, говяд и свиней для их убийства и поедания трупов, мы можем в принципе допустить, чтобы в особых заповедниках, удаленных от населенных пунктов, в оговоренные сезоны разрешалось забавы ради убивать съедобных тварей, воспроизведение рода которых не под угрозой. Но только в разумных пределах. А новый закон норовит вернуть все во времена «доэкологические». Кому это на руку? Тем, кто пытается играть на древних и грубых струнах, затрагивая «глубинную народность», подмигивая тем, кто не верит ни критикам, ни реформаторам традиций, толпе, которая — культурный бульон любого пужадиствующего брожения. Так обсуждение закона об охоте подчеркивает популистско-аполитичную природу ползучего деспотизма, живущего за счет призывов к неконтролируемым инстинктам наименее критически мыслящего электората.

Что ему делать в Парламенте?[206]

В день, когда Берлускони провозгласил в прямом телеэфире предполагаемый вывод из Ирака итальянских войск, я находился в Париже, где открывался Парижский книжный салон, и, естественно, обсуждал итальянскую политику с французами. Мои собеседники, как всегда, совершенно не могли понять, что же все-таки происходит в соседней Италии, и я, как всегда, понимал причины их непонимания.

Вопрос, возникший прежде всего: почему ваш предсовмина сделал настолько серьезное заявление на ток-шоу, а не в парламенте (в то время как, по закону, он должен был испросить согласия парламента)? Отвечаю: это знак популистски-медийного деспотизма, устанавливаемого режимом Берлускони. Между Шефом и Народом налажена прямая связь через каналы СМИ, через голову парламента — куда, кстати, Шефу ходить совершенно не обязательно. Незачем ему испрашивать согласия парламента, потому что консенсус ему и без всякого похода гарантирован и парламент у него ручной. Парламент у него на роли нотариуса, который регистрирует соглашения между Берлускони и телеведущими.

Однако вопросов от французов существенно добавилось, когда прилюдно, после полученных головомоек от Буша и Блэра, Берлускони произнес, что никогда не говорил, будто выведет армию из Ирака. Можно ли настолько противоречить себе? — спрашивали французы. Я отвечал, что в этом-то и прелесть медийного популизма. Все, что было проговорено в парламенте, принято протоколировать: назавтра не получится заявить, что ничего сказано не было. А разглагольствуя в телепередаче, Берлускони мгновенно получил себе чаемый результат (добавочную популярность в преддверии выборов), после чего, заявив, будто бы ничего не было сказано, с одной стороны — успокоил Буша, с другой — не утратил тот приварок, который был им заработан. Такова уж специфика телепередач: кто их слушает и при этом не читает газеты, тот забывает ровно на следующее утро, что там вчера было на самом деле говорено. Самое большее — он смутно припоминает, что Берлускони накануне говорил что-то скорее приятное, чем неприятное.

Но все же — не успокаивались французы, — не может быть, как же это итальянцы не замечают, что таким образом Берлускони (и с ним Италия) теряют международное доверие? И не только Ширака и Шредера, но и Блэра с Бушем? — Нет, отвечал я. Это могут заметить только те из итальянцев, кто читает газеты. Ничтожное меньшинство сравнительно с теми, кто узнает о событиях из телевизора, а телеканалы транслируют исключительно то, что нравится Берлускони. Деспотизм от Медийного Популизма.

Популизму — да, митингам — нет![207]

Не так давно на «слете» «Комунионе э Либерационе»[208] в Римини председатель итальянского сената Марчелло Пера напомнил публике, что политику надо делать не на площади, а в собрании депутатов, то есть в двух палатах парламента. Это он так выразил свое явное неудовлетворение по поводу мероприятий оппозиции — «хороводов» и схожих публичных шествий и собраний.

Мы, конечно, уважаем суждения главы сената, но эта реплика противоречит духу западных демократий, выстроенных на соединении трех властей в стране — законодательной, исполнительной и судебной. Если принять как данность, что местом для дискуссий должен быть исключительно парламент, где же тогда могут граждане страны (выбравшие парламент) осуществлять свое право надзора за работой основных трех властей? Как тогда можно осуществлять проверку и стимулирование их действий и как выражать, если понадобится, недовольство состоянием государственной системы? Голос электората должен звучать не только в день выборов. Слышать суждение электората полезно и парламенту, и правительству. Правительство тем самым воспринимает сигналы и побуждения к работе в некоем направлении. Парламенту же факты осознанного недовольства избирателей дают возможность прогнозировать результаты очередных выборов (и именно целями этого прогнозирования обосновываются опросы общественного мнения — в противном случае они являлись бы только незаконным давлением на умы).

Подчеркиваю, что этот голос избирателей никак не эквивалентен «воле народа», к которой популисты апеллируют. Популизм заключается в прямом обращении к народу (и в произвольной интерпретации «народной воли»), и исходит он сверху. А демонстрации на улицах выражают не неопределенный «голос народа», а свободное волеизъявление групп, партий и различных ассоциаций граждан.

Как выражается позиция электората? Посредством действий различных лидеров общественного мнения, газет, ассоциаций, партий, а также через митинги на площади. Оговоримся. Если вместо митинга на площади вспыхивает бунт санкюлотов[209], сокрушающих все вокруг, то это революция, или беспорядки, ну в общем — дело совершенно иное. Но демократиями предусматриваются совсем другие, всецело мирные демонстрации масс, не тоталитарные, не всенародные: митинговать может даже почти незаметное меньшинство, всего два или три человека, — собираясь, они оповещают публику о том, что думают или что им требуется.

В этом смысле вполне достаточно постоять перед английским парламентом или в любом американском городе перед мэрией, наблюдая за депутациями разных групп граждан — как они машут плакатами, скандируют лозунги и обращаются к спешащим прохожим. В углу Гайд-Парка всякий, кто желает, забирается на импровизированную трибуну и держит речь. Да и не обязательно ездить в Лондон, чтобы увидеть это. Подобные точки есть во всех итальянских городах. На площадях почти каждый день свободно сходятся люди и говорят о чем хотят, в том числе на разные политические темы.

Иногда уличные собрания и митинги принимали обширные размеры — Вьетнамский мораторий 1969 года сотряс всю Америку. Подобные массовые сборища бывают правыми, бывают левыми. Мы помним марш сорока тысяч демонстрантов в Турине, выражавший — во времена серьезных профсоюзных конфликтов — недовольство привилегированных кадров, так называемых «белых воротничков». Мы помним уличные митинги «молчаливого большинства», шествия сторонников «Полюса свобод» и марши активистов «Лиги Севера» в полном средневековом антураже. Непонятно, почему профсоюзные шествия (по причине того юридически нерелевантного обстоятельства, что они собирают миллионы, а не сотни человек?) и «хороводы» (по причине их живописности?) должны трактоваться правительством как более антидемократичные. А не, скажем, акции Паннеллы, приковывающего себя куда попало или пьющего свою мочу перед сочувствующей публикой[210].

Конечно, масса — сила. На массе (за неимением более надежных критериев) зиждется демократия, право решения принадлежит тем, кого больше. Улица, ведущая себя не буйно, есть выражение гражданской свободы. Мы считаем диктаторскими те режимы, где уличные волеизъявления не позволены или же организуются сверху. Где они симулируются, где сгоняют население города под балкон Муссолини на площади Венеции. Те скопища были сомнительны отнюдь не потому, что бескрайни, а потому, что не собирались и не позволялись никакие контр-скопища.