Читать интересную книгу Сёгун - Джеймс Клавелл

Ну что за вздор все это! Католики и протестанты, кальвинисты и лютеране, прочее дерьмо. Ты должен был родиться католиком. Просто судьба привела твоего отца в Голландию, где он встретил женщину, Аннеке ван Дросте, которая стала его женой, и он впервые увидел испанских католиков, простых священников и инквизиторов. Я рад, что у него открылись глаза. Я рад, что у меня они тоже открылись».

Когда Блэкторн вышел на палубу, Родригес сидел в своем кресле, его глаза покраснели после бессонной ночи. У штурвала, как и прежде, стояли два японских моряка.

– Можно я постою эту вахту за тебя?

– Как ты себя чувствуешь, англичанин?

– Отдохнул. Могу я постоять на вахте вместо тебя? – Блэкторн видел, что Родригес рассматривает его. – Я разбужу тебя, если ветер изменится или еще что.

– Спасибо, англичанин. Да, я немного посплю. Держись этого курса. При повороте бери на четыре градуса западней, а при следующем – еще на шесть градусов западней. Ты показывай рулевому новый курс на компасе. Вакаримас ка?

– Хай! – Блэкторн ухмыльнулся. – Четыре градуса западней. Спускайся вниз, капитан, твоя койка очень удобная.

Но Васко Родригес не пошел вниз. Он только завернулся поплотнее в свой плащ и уселся поудобнее. Как раз перед следующим переворотом песочных часов – склянок – он мгновенно проснулся, проверил курс, не тронувшись с места, и сразу опять заснул. Снова открыл глаза, когда ветер переменил направление, и, увидев, что нет никакой опасности, забылся сном.

Хиромацу и Ябу вышли на палубу утром. Блэкторн заметил их удивление, когда они поняли, что он ведет корабль, а Родригес спит. Они не заговорили с ним, а продолжили свою беседу и позже снова ушли вниз.

Около полудня Родригес поднялся со своего кресла, посмотрел на северо-восток, проверил направление ветра, и все его чувства обострились. Оба капитана с тревогой вглядывались в море, небо и несущиеся облака.

– Что бы ты делал, англичанин, если бы это был твой корабль? – снова спросил Родригес.

– Я бы поплыл к берегу, если бы знал, где он, – к ближайшей точке. У этого судна небольшая осадка, и все бы обошлось. Шторм начнется через четыре часа.

– Тайфуна не будет, – пробормотал Родригес.

– Чего?

– Тайфуна. Это штормовой ветер небывалой силы – самый мощный из всех, что мне и тебе когда-либо доводилось наблюдать. Но сейчас не сезон тайфунов.

– Когда же он наступит?

– Не теперь, противник. – Родригес засмеялся. – Нет, не теперь, поэтому я не воспользуюсь твоим хреновым советом. Правь на северо-восток.

Как только Блэкторн указал новый курс и рулевой аккуратно повернул судно, Родригес подошел к поручням и прокричал японскому капитану:

– Исогу! Капитан-сан. Вакаримас ка?

– Исогу, хай!

– Что это значит? «Скорее»?

Родригес прищурился от удовольствия.

– Тебе не помешает поучить японский язык, как думаешь? Конечно, англичанин, исогу значит «скорее». Всего-то и нужно знать около десятка слов, и тогда ты можешь заставить этих содомитов обосраться, если захочешь. Если сумеешь найти нужные слова, конечно, и если они в настроении. Я спущусь и поем.

– Ты сам стряпаешь?

– В Японии каждому цивилизованному человеку приходится либо готовить самому, либо лично обучить этому одну из здешних обезьян, либо умереть с голоду. Они все едят сырую рыбу и сырые овощи в сладком уксусном маринаде. Но жизнь здесь такая хреновина, что нужно знать, что к чему.

– Хреновина – это хорошо или плохо?

– В основном очень хорошо, но иногда ужасно плохо. Все зависит от того, как себя чувствуешь. Ты задаешь слишком много вопросов.

Родригес спустился вниз. Он закрыл дверь своей каюты на засов и тщательно проверил замки на рундуке. Волос, который он положил на крышку, все еще был на месте. И другой такой же, невидимый для всех, кроме него самого, и лежащий на обложке журнала, также не был тронут.

«Нельзя быть слишком осторожным в этом мире, – думал Родригес. – Велика ли была бы беда, если бы он узнал, что ты капитан „Нао дель Трато“ – самого большого „черного корабля“ этого года из Макао? Может, и велика, потому что тогда пришлось бы объяснить, что это настоящий левиафан, одно из самых богатых и крупных судов в мире – больше тысячи шестисот тонн. Ты мог не устоять перед искушением и выболтать все о своем грузе, торговле, Макао и ином прочем, проливающем свет на многое, очень и очень личное, очень и очень секретное. Но мы воюем, мы воюем против Англии и Голландии».

Он открыл хорошо смазанный замок и вынул личный руттер, чтобы проверить некоторые азимуты на ближайшую гавань. Его глаза наткнулись на запечатанный пакет, который священник, отец Себастио, вручил ему перед тем, как он покинул Андзиро.

«А не в нем ли бумаги англичанина?» – спросил он себя опять.

Родригес взвесил пакет и поглядел на печати иезуита, борясь с соблазном сломать их и посмотреть самому. Блэкторн сказал ему, что голландская эскадра прошла через Магелланов пролив, и ни слова больше. «Англичанин задает уйму вопросов, а сам не торопится отвечать, – подумал Родригес. – Он проницателен, умен и опасен. Его ли это бумаги или нет? Если да, зачем они святым отцам?»

Он пожал плечами, размышляя об иезуитах, францисканцах и прочей братии, священниках и инквизиторах. «Есть хорошие священники и плохие священники. Плохих больше, но все же они слуги Божьи. Церковь должна иметь слуг. Как же без них? Кто бы вступался перед Богом за нас, заблудших овец в этом сатанинском мире? О Мадонна, защити меня от дьявола и плохих священников!»

Тогда, в Андзиро, перед отплытием Родригес сидел в своей каюте с Блэкторном. Дверь открылась, и, не дожидаясь приглашения, вошел отец Себастио. Он кинул осуждающий взгляд на остатки еды.

– Ты преломляешь хлеб с еретиком? – спросил священник. – Есть с ними опасно. Они хуже чумных. Ты знаешь, что он пират?

– Христианин должен быть великодушен к врагам, отец. Когда я был в их руках, они вели себя благородно со мной. Я только возвращаю долг. – Он встал на колени и поцеловал крест священника. Потом поднялся и, предложив вино, полюбопытствовал: – Чем я могу помочь вам?

– Я хочу попасть в Осаку. С вашим кораблем.

– Пойду спрошу. – Он отправился к японскому капитану, и просьба пошла по инстанциям, пока не достигла ушей Тоды Хиромацу, который ответил, что Торанага ничего не говорил о доставке чужеземного священника из Андзиро, поэтому он, к сожалению, не может взять иезуита на борт.

Отец Себастио пожелал переговорить с Родригесом наедине, поэтому отослал англичанина на палубу и потом в тишине каюты вынул запечатанный пакет:

– Мне хотелось бы, чтобы ты передал этот пакет отцу-инспектору.

– Я не знаю, будет ли еще его преосвященство в Осаке, когда я попаду туда. – Родригесу не хотелось быть носителем иезуитских секретов. – Я, может быть, вернусь обратно в Нагасаки. Мой генерал-капитан может оставить для меня приказы.

– Тогда отдай его отцу Алвито. Но только ему лично, в собственные руки.

– Непременно, – пообещал Родригес.

– Когда ты в последний раз был на исповеди, сын мой?

– В воскресенье, отец.

– Не хотел бы исповедаться мне сейчас?

– Да, благодарю вас. – Он был благодарен священнику, что тот спросил его об этом: жизнь на море опасна, не знаешь, когда предстанешь перед Создателем, а после исповеди на душе всегда легче.

Теперь Родригес убрал пакет обратно, чувствуя большое искушение. «Почему отец Алвито?» Отец Мартин Алвито был главным торговым посредником и личным переводчиком тайко в течение многих лет и пользовался доверием большинства влиятельных даймё. Он курсировал между Нагасаки и Осакой и принадлежал к числу тех немногих людей, что имели доступ к тайко в любое время. Среди европейцев только он и пользовался этой привилегией. Человек большого ума, он в совершенстве владел японским и знал о японцах и их образе жизни больше кого-либо в Азии. Сейчас он считался самым влиятельным португальским посредником Совета регентов вообще и Исидо и Торанаги в частности.

«Довериться иезуитам настолько, чтобы поставить на такой важный пост одного из их людей, – думал Родригес со страхом. – Конечно, если бы не Общество Иисуса, ересь затопила бы весь мир. Португальцы и испанцы могли бы стать протестантами, и мы навсегда погубили бы свои бессмертные души. Мадонна!»

– Почему ты все время думаешь о священниках? – вслух спросил себя Родригес. – Ты знаешь, это нервирует тебя!

«Даже если так, то почему отец Алвито? Если в пакете лежат корабельные журналы, значит ли это, что пакет предназначен одному из даймё-христиан, Исидо или Торанаге? А может, его преосвященству отцу-инспектору? Или моему генерал-капитану? Или его отправят в Рим для передачи испанцам? Почему отец Алвито? Отец Себастио легко мог адресовать пакет любому другому иезуиту.