По заснеженным улицам лихо пролетают эти небольшие санки, обсыпая прохожих снежным веером. Ну, а гужевые зимой ездили по-разному, в основном, тоже на санях с большими полозьями, а иногда все на тех же подводах с толстыми шинами. По городу и на них можно было ездить. Попадались и деревенские, так называемые розвальни, но реже. Не для города они.
А, между прочим, коляски прекрасно использовались мальчишками для бесплатного проезда. Можно было усесться сзади на осевую перекладину и ехать, пока извозчик не заметил и не хлестанул своим длинным кнутом. А зимой можно было, катаясь на коньках-снегурочках, прикрученных веревочками к валенкам, зацепиться железным крюком за санки и ехать в свое удовольствие.
В эпоху трамвая извозчики как-то еще могли существовать. А вот при появлении на улицах города большого количества автомобилей и автобусов, а позднее еще и троллейбусов, извозчикам стало совсем худо. Метрополитен доконал "ванек", полностью вытеснил их из Москвы. Утесов даже песню пел про "водителя кобылы". Очень правильная песня.
СтарьевщикЧасто через окно слышалось заунывное: "Старье берем, покупаем. Старье берем". Подчас эта фраза сливалась в одно слово "старьеберем" или даже в какое-то странное слитное — "старьемберьем". Высовываюсь из окна кухни, выходящей во двор нашего большого дома. Мы расположены на втором этаже, и нам хорошо видно, что там делается, кто приходит. На этот раз во двор вошел высокий старик. Он был в довольно изношенной одежде. Она напоминала издали большой полосатый халат с огромным мешком за плечами. Он медленно обходит двор и протяжно тянет свое "Старьеберье-е-м!", "Старые вещи покупа-а-а-ем!". Из окон дома высовываются хозяйки, и некоторые машут ему рукой, зовут к себе. Он запоминает окна, прикидывает, через какой подъезд в какую квартиру сможет пройти, и скрывается за дверями. А у хозяек уже заранее приготовлено, что надо продать из ненужного хлама, от чего надо избавиться.
Магазинов ведь скупочных тогда еще не было. Выручали старьевщики, как их все называли. Чаще всего это были татары. Соответственно этому и одеты они были своеобразно: на плечи накинут халат, пестрый или просто серый, перетянутый кушаком. На голове чаще всего тюбетейка. Или широкополая черная шляпа. Старик входил в квартиру, где его уже ждали с кучей всякого ненужного тряпья или устаревшего хлама. Правда, попадались и вполне приличные вещи: одежда и обувь, из которых уже выросли, встречались даже просто ненадеванные, но непригодные по какой-либо причине вещи. И начиналась торговля. Как игра.
Старик очень придирчиво рассматривал каждую вещь, ощупывал, растягивал, на просвет смотрел, чуть ли не на зуб пробовал. С лица не сходила полупрезрительная мина. Он явно показывал, что недоволен предложенными вещами. Он не соглашался с просимой ценой. Он торговался, сбивая цену. Шел ожесточенный спор. Своеобразная игра "кто кого переспорит". Более настойчивый и терпеливый выигрывает. Тогда по рукам. Из глубокого кармана достается комок бумажных денег, нужная сумма отсчитывается, и вещи тонут в большом мешке. И так квартира за квартирой. И так по многу раз в неделю. "Старьеберье-е-е-м, покупаем!"
ШарманщикСо двора доносится однообразная и немного скрипучая музыка. Это же шарманка! Ее надо обязательно увидеть и послушать. Можно, конечно, усесться на кухонное окно и, свесив ноги, рассматривать столпившихся вокруг шарманщика людей. А можно и спуститься вниз, примкнуть к толпе и заворожённо слушать музыку, которая сама пришла к нам в гости. Чаще всего это популярные вальсы типа "Амурские волны", "На сопках Манчжурии". Или известные песни: "Шумел камыш", "Варяг", "Мы на лодочке катались".
Старый шарманщик медленно крутит ручку большого ящика, на стенках которого изображены цветы. Надо считать, что это розы, хотя даже мне ясно насколько плохо они изображены. Шарманка нещадно скрипит, как несмазанная телега, но звуки все-таки издает. Но главное даже не музыка. Бог с ней, с музыкой. Главное — попугай, сидящий на плече старика. Это белый какаду с огромным желтоватым хохолком и большим изогнутым клювом. Он важен, он сознает, что на него все смотрят. Он перебирает ножками, удобнее располагаясь на плече, ворчит, что-то бормочет, будто недоволен. "Попка дурак!", "Попка дурак!", — кричат ему ребятишки и с восторгом слушают, как он глядя на них немигающим глазом, картаво выдает: "Поп-ка ду-гак", а потом снова начинает перебирать ножками. И опять "Поп-ка ду-гак!", "Поп-ка ду-гак!" Какой восторг! "Вот это дает!"
Но и это еще не самое главное. Главное начинается после исполнения нескольких песен, и по мере того, как некоторые слушатели, в основном, слушательницы, дают старику монетки, чтобы судьбу узнать, счастья попытать. Старик деловито складывает деньги и опускает попугая на ящичек, укрепленный на крышке шарманки. В ящике расположены маленькие конвертики, иногда и просто отдельные бумажки. Попугай, переступая деловито с ноги на ногу, ловко вытаскивает своим крючковатым клювом какую-нибудь бумажку, и шарманщик забирает ее и передает заплатившей девице. Та развертывает бумажку и расцветает от счастья. Наверное, хорошую судьбу предсказал ей попугай. А ребята в это время не унимаются: "Попка дурак! Попка дурак!" И в ответ сердитое: "Поп-ка ду-гак".
Бывают шарманщики и не одиночки. Кроме обязательного попугая они ходят вдвоем. Старик-шарманщик и сопровождающая его маленькая худенькая девочка в простеньком платьице. Шарманщик крутит ручку, шарманка скрипит, поет, попугай отругивается от ребятишек, а девочка пронзительным тонким голоском поет ту же песню, что прокручивает шарманка. Иногда это получается в унисон, иногда одно другому мешает. Но кто на это обращает какое-нибудь внимание. Это не главное.
Главное то, что интересное зрелище есть, попка-дурак есть, счастье кто-то получает. И девочка идет по кругу, собирая пятачки, копейки и даже гривенники с пятиалтынными. Наконец, бродячие артисты уходят, а зрители еще остаются, переживают увиденное, обсуждают что-то. Постепенно толпа редеет, народ расходится. Посреди двора валяются обрывки чьего-то счастья, брошенного счастливыми обладательницами. А потом это счастье и вовсе уносится ветром. Как будто бы и не было его.
ТрубочистПо тротуару идет черный человек. Просто очень черный. Нет, не негр, просто черномазый, с испачканными щеками и черными полосами на лбу. Видно, потный лоб рукой отирал. Прохожие невольно оглядываются на него. Некоторые долго смотрят вслед. Очень уж необычный вид у человека. И немного страшный. Увидишь во сне, пожалуй, проснешься в холодном поту. А на самом же деле это, наверное, самый безобидный человек и очень нужный в нашем городе, где полно еще домов с печным отоплением, нередки возгорания из-за плохого содержания дымоходов и труб. Зовут его "трубочист". Человек, чистящий трубы. Нужный человек. И хорошая улыбка на лице. Хотя очень усталый вид. С работы, видно, возвращается.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});