все просто стоят вокруг.
— Похоже на какую-то костюмированную вечеринку, — размышляет он, потирая щетину на подбородке.
— Джексон? — Когда я отрываю взгляд от дороги перед нами, невозможно не заметить ухмылку на его лице. — Ты меня подставил?
— Я? Не-е-ет…
— Джексон! О боже мой, ну ты и задница! Не лги!
Ух, хочу прибить его!
Он невозмутимо пожимает широкими плечами.
— Ну… Я знал, что сегодня вечером будет вечеринка, но что там будут люди в костюмах, просто счастливая догадка.
— Ты такой чертов врун! Ты, черт возьми, знал, что мы увидим костюмы, когда завернем за угол!
Он стреляет в меня взглядом искоса.
— Собираешься ударить меня своими крошечными кулачками? Потому что выглядишь такой же злой, как мокрая курица.
Черт возьми, почему он такой милый?
— Ударить тебя? Во-первых, нет, я не поощряю насилие, к тому же, вероятно, сломала бы себе руку. — Джексон закатывает глаза. — А во-вторых, это, должно быть, самая странная метафора, которую я когда-либо слышала, для кого-то, кто злится.
— Ты не… — Он останавливается, чтобы исправить грамматику. — Ты ни разу раньше не слышала это выражение?
— Слышала, но все равно думаю, что это странно. В этом нет никакого смысла.
— Куры ненавидят быть мокрыми, — объясняет он без необходимости.
— Ты ведь знал, что будет вечеринка.
— Я не идиот, конечно, знал.
— Это ловушка.
Его единственный ответ — глубокий смех, который разносится по кабине грузовика, посылая покалывание в мои нижние области самым неподобающим для леди образом.
Я ерзаю на месте.
— Так нечестно.
— Разве никто никогда не говорил тебе, что некоторые спортсмены не играют по правилам?
— Ты признаешь, что обманул, Джексон Дженнингс?
— Я признаю, что не всегда играю по правилам.
— То есть… жульничаешь.
Мы оба смеемся, и я рада, что он спокойно воспринимает мои поддразнивания.
— Нет, обычно я не жульничаю, ни разу в жизни. Мой папа бы… — Он замолкает, неловко ерзая на месте. — Мои родители убили бы меня, если бы я нарушил правила.
Он дает мне возможность заглянуть в его личную жизнь.
— Твои родители строгие?
— Мягко сказано. — Он больше ничего не говорит об этом, просто не сводит глаз с дороги, чтобы не сбить никого из людей, которые сейчас высыпали на улицу. Пока мы медленно продвигаемся вперед, во дворе перед домом началась игра в мяч, игроки выбегают на дорогу, даже не проверив наличие машин.
Клоун подпрыгивает в воздух, уворачиваясь от красного микроавтобуса, приближающегося с противоположной стороны.
— Твои?
Я пожимаю плечами.
— М-м-м, не совсем. Им никогда не приходилось быть такими — я просто всегда делала то, что мне говорили. Скучно. — Я зеваю для пущего эффекта и похлопываю себя по губам.
— То же самое.
— Мне трудно в это поверить.
Он оглядывается.
— Почему?
— Потому что? Не знаю, ты, должно быть, был популярен.
— Если и был, то не знаю об этом.
— Как так?
Джексон приподнимает свое массивное плечо.
— Обычно я был дома, когда все гуляли, так что не знаю, насколько это делало меня популярным. Папа бы этого не позволил.
— Почему? — Я знаю, что не должна совать нос не в свое дело, но…
— Хотел, чтобы я поступил в хороший колледж.
Я улыбаюсь.
— И посмотри на себя сейчас!
— Только не в этот колледж. — Сардонический смех Джексона сопровождается вымученной улыбкой, и я не уверена, стоит ли обижаться от имени всего студенчества Айовы. Но учитывая его статус здесь, я пропускаю комментарий мимо ушей.
— Куда он хотел, чтобы ты поступил?
— Куда-нибудь из Большой Десятки. Университет Пенсильвании. Нотр-Дам. — Его большая рука постукивает по приборной панели. — На самом деле, куда угодно, только не сюда.
— А, понятно. Поэтому ты выбрал Айову. — Его единственный акт бунта. — Твои родители приходят посмотреть, как ты играешь?
— Отец был так чертовски зол, что первые два года бойкотировал мои игры. — Джексон потирает нос. — Он появлялся на нескольких в последнее время, но только потому, что…
Я хочу, чтобы он закончил свою фразу, поэтому я подталкиваю его.
— Потому что…?
Он дергается, пальцы вцепляются в руль.
— Потому что… — Он прочищает горло. — Только между нами, ладно?
Это важный момент, Джексон Дженнингс не раскрывается перед кем попало. Я вижу нерешительность в его глазах со своего места на пассажирском сиденье, поэтому информация, которую он предлагает… очень важная.
Глубоко вдыхаю. Выдыхаю. Делаю крошечный знак креста на своей груди, который он не может видеть в почти полной темноте.
«Честное слово, провалиться мне на месте, иглу мне в глаз…»
— Я обещаю, что ничего не скажу.
Он может доверять мне.
— Папа приходит на мои игры только потому, что скоро сезон драфта, и он хочет, чтобы я принял участие, поэтому приезжает, чтобы надавить на меня.
Драфт.
Вау.
Мой маленький мозг едва может понять, что это в общем положении дел. Я здесь беспокоюсь о том, что мои запасы рогаликов заканчиваются, и о том, какую стажировку я хочу получить в своем родном городе, а Джексон должен решить, будет ли он участвовать в драфте, чтобы играть в профессиональный футбол.
Мои проблемы кажутся такими чертовски глупыми. Маленькими. Незначительными.
— А ты этого хочешь?
— Да. — И снова он пожимает одним плечом. — Но…
Я жду, зная, что в этой истории есть что-то еще. Жду, пока он продолжает ехать, поворачивает на мою улицу, находит мой дом и паркует свой грузовик.
Голова Джексона ударяется о подголовник, глаза сверлят дыры в потолке.
— Я хочу этого на своих условиях, а не на папиных.
Его использование слова «папа» странно для меня, так как я называю своего «отцом», но в сочетании с его южным протяжным произношением это звучит очаровательно, когда слетает с его языка.
— Я хочу быть профи для себя. — Его голос низкий, хриплый. — Почему ему так чертовски трудно это понять?
Мне жаль. Мне так жаль. Хотела бы я…
Хотела бы я сделать что-нибудь, чтобы подбодрить его.
— Эй. — Я кладу руку на его твердый бицепс, и он смотрит вниз, туда, где лежат мои пальцы. — Где произойдет этот поцелуй? — Я сглатываю. — И когда?
Джексон пожимает широкими плечами.
— Ты не обязана целовать меня, Шарлотта.
Его голос звучит устало и жалко, словно он стоит под дождем, глядя через окно на комнату, полную сухих людей, смеющихся, пьющих и едящих, словно никогда не узнает, каково это — быть внутри. Словно заслуживает того, чтобы его использовал отец, и не знает, что отношения должны быть какими-то другими.
— В смысле «не обязана»? Сделка есть сделка.
— Ну, не совсем.
«О, я поцелую тебя, Джексон Дженнингс».
— Ладно, ну теперь ты звучишь жалко. Не унывай, боже мой. — Я изображаю