– Туфли! – поняла она. – Коричневые лайковые туфельки, которые так хорошо смотрелись, теперь отсутствовали, а на ногах были надеты те самые старые ботинки, один из которых зиял круглой дырой, откуда торчал большой палец. Правда, носки он не снял, отчего вид его лучше не стал.
– Фимка! Ты пропил ботинки? – крикнула она, смеясь.
– Я не пью! – гордо заявил он. – И даже больше не закусываю! Решил сбросить пару килограммов! В таком-то костюме нужно соответствовать.
– А где…
– Дорогая, понимаешь… Гера обиделась. Я не мог ей отказать. Это ее подарок! Для меня ее ботинки – святое! Я два года их не снимал. Конечно, немножко порвал, но так даже лучше! Сейчас мода такая. Ты же знаешь – некоторые даже штанов не застегивают, те сваливаются до колен, а они ходят с голым задом. А у меня всего лишь дырка. Дырочка. Дырулька. Зато, какие носки! Твои носки! Это супер! Это… На несколько жизней хватит!
Замолчал и ехидно на нее посмотрел.
– Соскучилась, дорогая! Пришла навестить старика? А что, для покойничка я очень даже ничего смотрюсь.
После этих слов некоторые прохожие поднимали голову, с изумлением на него уставившись, потом на Лею. Но она не смущаясь, повернулась к ним и произнесла:
– А ведь он не шутит. Старик отдал концы еще пару лет назад.
Сверкнула глазами и засмеялась. Шоу начиналось! Прохожие в ужасе замерли и не могли отвести глаз от окон второго этажа. А Фимка, забравшись на подоконник, начал отбивать чечетку. Ему и сейчас не терпелось поработать на зрителя.
– Степ от покойничка! Чечетка с того света! Дай вам Бог, уважаемые, так танцевать, когда отправитесь в мир иной! Последняя гастроль!
Он танцевал так, словно делал это в последний раз. Он выделывал такие пируэты, которым могли бы позавидовать виртуозы из лучших танцевальных ансамблей страны. Да, что там, страны, всей планеты. Это была сказка по давно забытым гастролям и концертам, по спектаклям, где зритель то плакал, то вставал с мест, аплодируя и беснуясь, снова и снова вызывая на бис. А он все танцевал. И если вспомнить, сколько ему оставалось, а не осталось ничего, свое он уже давно оттанцевал и пропил, но теперь снова выводил танцевальные рулады на подоконнике, не стыдясь и не смущаясь никого. Он порхал в этом маленьком проеме окна, летал в остатке дней своих, которые ему по воле случая подарили, оставили по наследию времен далеких, грешных, которые он должен был искупать. А он танцевал! Потом замер и раскланялся. Он был счастлив, даже получил несколько робких аплодисментов. Снова поклонился. И снова. Он жаждал продолжения, он хотел танцевать на бис!
– Бис! – крикнула она, продолжая смеяться. – Браво! Бис!
Он сделал еще несколько па, свалился с подоконника в комнату, вскоре его счастливое лицо вновь появилось в проеме окна.
– Ну как?
– Молодец! – похвалила Лея и строго произнесла:
– Илью позови!
– Ты хотела сказать Ильюшеньку? Нашего старого ленивца? – театрально изумился он.
– Нет! – четко повторила она. – Я сказала Илью!
– Не нужно никого звать, – услышала она голос за спиной. – Пойдемте отсюда!
Ильюшенька стоял совершенно смущенный и робко глядел на собравшихся прохожих. А те с интересом уставились на эту парочку. Тогда он взял ее за руку и потащил за собой.
– Пойдемте же! – прошептал он.
– Не забудь, что ей много пить нельзя! – вдруг истерично закричал возмущенный папаша-Фимка, чем совершенно смутил ее кавалера. – Когда она выпьет, начинает приставать к мужикам! И чтобы в десять домой! Ты меня поняла? Ты слышишь меня?
Ильюшенька залился густой краской и обернулся, желая замолчать наглеца, но тот продолжал:
– А где цветы? Где конфетки? Что это за кавалер такой – на свидание идет с пустыми руками!? Дочка, сначала лучше познакомься, а потом прыгай к нему в постель! Может, он нас не стоит!? В десять домой! Слышишь, что я тебе сказал, в десять!
– В одиннадцать, папочка! – повернулась она и грозно на него посмотрела. – И ни минутой раньше! А если что-нибудь скажешь еще – мороженого не получишь! Вопросы есть?
– Нет! – Фимка стоял и широко улыбался, примирительно помахивая ладонью с растопыренными пальцами. Он с удовольствием наблюдал за этой девушкой и был искренне рад видеть ее снова. Внезапно чья-то рука схватила его за шиворот и втащила вглубь комнаты. Та же рука дернула занавеску и плотно ее зашторила. Прохожие, поняв, что все самое интересное позади, вспомнили о своих делах и отправились восвояси. А наша парочка уже скрылась, затерявшись в толпе, уходя подальше от этого места.
Какое-то время они шли молча наконец, Лея произнесла:
– Я хотела поблагодарить вас за то, что вы сделали. Я имею в виду Артура.
– Всего лишь выполнил свое обещание, – сухо ответил тот.
– А если бы я вас не просила об этом?
– Вы должны понять – я не мессия и не герой, я не способен перевернуть этот мир. Не хочу и не собираюсь этого делать. Вы же знаете, сколько всего происходит и в вашем городе и повсюду.
– Тогда зачем вы помогли мне? Мы виделись всего лишь раз! – спросила она, и Ильюшенька смутился.
– Мне не составило большого труда занять место его компаньона с именем Пьер и сыграть эту роль, – уклончиво ответил он.
– Вы не ответили на мой вопрос, – улыбнулась она.
Ильюшенька неожиданно спросил:
– А зачем вы спрашивали Фимку о моем прошлом? Какое это имеет значение для вас?
– Он рассказал вам об этом? – возмущенно спросила она.
– Нам не нужно ничего рассказывать. Мы и так все знаем.
Она задумалась, немного помолчав.
– Наверное, хотела понять вас, – просто и честно ответила она.
– Зачем?
Лея не ответила, а он долго молчал, о чем-то думая. Она не знала о чем, но ничего не говорила.
– Это было давно, и сейчас не имеет никакого значения, – наконец пробормотал он. – Тем более что история долгая, стоит ли ворошить прошлое?
– Стоит! Мы никуда не торопимся! – сверкнула она глазами. Он посмотрел на нее, не в силах отвести взгляд, и в душе его что-то перевернулось. Целая гамма чувств, переживаний отразились на его лице. Он смотрел на нее, не отрываясь, о чем-то думая, потом горячо заговорил:
– Извольте… Постараюсь быть кратким…
Она впервые видела его таким. Этот спокойный, флегматичный человек сейчас совсем не напоминал того ленивого Ильюшеньку, который столетие просидел на своем диване.
– Когда-то давно… очень давно… видите ли… как вам это объяснить… я верил в любовь, – наконец сказал он. – Знаете, как это бывает? Встретился, увидел девушку, влюбился. Тогда мне было около сорока, но до этого мгновения никогда не испытывал ничего подобного. Жизнь заиграла новыми красками. Захотел для нее горы свернуть. Все делал по-другому, стал другим человеком, сильным, уверенным в себе. Не слушая никого, женился, и несколько лет был счастлив!.. Часто приходилось уезжать по делам, но всегда, возвращаясь, летел к ней, мечтая о скорой встрече. А она, как оказалось позже, только и ждала следующего моего отъезда. Лишь потом понял, что это была не любовь, а страсть. Это совсем разные вещи. Страсть проходит, любовь остается навеки. А еще самолюбие. Ты думаешь, что любишь, а на самом деле любишь только самого себя. А когда узнаешь, что тебе изменили. Тебе?! Как такое возможно!? Не думаю, что любил ее когда-то. Просто был слеп. Ослеплен! Иногда столетия не хватает, чтобы понять это. Короткий бессмысленный эпизод в жизни. Но тогда, есть ли она вообще – эта любовь? А если нет – зачем все это! А мадам здесь не причем. Она вела себя естественно соответственно воспитанию, культуре, среде, из которой вышла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});