Читать интересную книгу Дедушка и внучка - Элизабет Мид-Смит

Роджер был слишком слаб, чтобы покачать головой, но в его глазах осталось прежнее печальное выражение.

– Это был чудесный бред, – опять повторил он. – Я попросил ее прижаться ко мне, и она исполнила мою просьбу, точно действительно была подле меня.

– Да ведь она действительно была с вами! Была!

– Ну, не говорите пустяков, фермер, – Роджер засмеялся слабым, еле слышным смехом. – Сколько времени я проживу, по словам доктора?

– Недолго. Если бы вы вели раньше другую жизнь, не пили столько виски, вы могли бы еще поправиться, но теперь ваш час пробил. Вам нужно готовиться к встрече с Господом. Но мне кажется, так лучше для вас: здесь вы были слишком несчастны.

Роджер закрыл глаза. Через несколько мгновений его губы слабо задвигались, он зашептал что-то. Бардвел прислушался и стал различать слова:

– Дай мне чистое сердце, о Господи, обнови мою душу!

– Аминь, – фермер опустился на колени подле постели и спрятал голову в грубые руки.

Глава XX

Примирение

Напрасно тетушка Доротея ждала свою ученицу. В это утро занятия так и не состоялись. Мисс Сезиджер знала, что девочка, которой не слишком нравилось учиться, обязательно придет, потому что любит свою тетку и не станет огорчать ее. Дороти всегда исполняла принятые на себя обязательства, но подчинялась только собственным законам и установлениям. Главным же законом, по которому она жила, была любовь, желание радовать и беречь своих близких.

Старая дева ждала опаздывающую племянницу без всякой досады. Мисс Сезиджер не была нетерпелива, к тому же ей с самого детства пришлось приучаться к терпению. Мало-помалу она свыклась со своей участью, привыкла отказываться от своих желаний и заботиться только о других. Она была в своем роде очень хорошим человеком, хотя несколько ограниченным, ведь ей не пришлось видеть великих, благородных и прекрасных сторон жизни. Теперь ее сердцем владела Дороти и приносила ей отраду. Доротее жилось гораздо счастливее, чем раньше, и если бы не тревога о брате, если бы не воспоминание о душераздирающем крике накануне вечером, Доротея чувствовала бы себя в это утро вполне счастливой.

До появления в доме маленькой Дороти на дровах тоже экономили. Тетушка Доротея почти всегда зябко куталась в теплую шаль и не могла согреться. Теперь в камине будуара мисс Сезиджер постоянно горел яркий огонь. Доротея наслаждалась теплом и ждала племянницу, прислушиваясь, не раздадутся ли быстрые веселые шаги, не послышится ли нежный звонкий голосок, не распахнется ли дверь, не заглянет ли в нее прелестное детское личико. Но она не беспокоилась и не досадовала.

Через несколько минут мисс Доротея уселась в кресло подле камина, взяла французскую книгу и стала шепотом повторять некоторые фразы. Ни за что на свете она не созналась бы, как ей приятно заниматься с Дороти. В угоду малышке она хотела научиться говорить по-французски как следует. И старая дева так погрузилась в свои занятия, что даже забыла об уроках.

Когда прошли полчаса, три четверти, потом целый час, Доротея поднялась с кресла. Она быстро направилась в спальню, надела шляпу и старую кофточку и вышла в сад. Тетка всюду искала Дороти, но нигде не увидела малышку.

Доротея вернулась домой, и ей стало слегка досадно от мысли, что девочка, наверное, пошла в спальню к деду, потому что он не вполне здоров, и забыла о занятиях.

«Ну, – подумала мисс Доротея, – так не должно продолжаться. Правда, Дороти еще мала, может быть, не следует обращать слишком большое внимание на мелочи. Строгостью и наказаниями с ней не справиться, нужна только любовь и ласка. Она, конечно, у деда. Как он заботится о ней! Я никогда не видела ничего подобного. Видно, придется на сегодня отменить уроки. Конечно, нужно поговорить с девочкой и объяснить, что она поступила неправильно. Ей следовало бы спросить у меня позволения, но ведь она такая порывистая, такая впечатлительная и… Мне надо бы рассердиться, а я почему-то не могу не нее сердиться, не могу. Она совсем не похожа на обыкновенных детей».

Мисс Доротея собрала учебники, аккуратно поставила их на полку, сложила и спрятала зеленую скатерть, которой всегда покрывала стол во время уроков, и, снова сев подле камина, глубоко задумалась.

Ее мысли полетели к брату, которого все считали умершим. До сих пор, сколько она ни молила в письмах о встрече, он всегда отказывался повидаться с сестрой. Доротея свято хранила чужую тайну, но очень страдала от этого. Теперь ее терпение пришло к концу. Ей хотелось поговорить с Роджером, заглянуть ему в глаза. Мисс Сезиджер готовилась совершить самый смелый поступок в своей жизни – поступить по-своему, утолить жажду своего сердца, несмотря на запрет брата.

Она отлично знала, что помирить Роджера с отцом нельзя. «По крайней мере я повидаюсь с ним, – думала старая дева, – и расскажу, как все мы любим Дороти. Дам немножко денег, немного, но по крайней мере несколько золотых соверенов[17], которые мне удалось скопить. После этого он, конечно, уедет, но, может быть, мы будем поддерживать с ним общение в письмах. Ведь нас связывает любовь к его прелестной дочке».

Мисс Доротея думала и о том, удастся ли ей сегодня пробраться к плоскому камню, чтобы передать письмо брату. «После ленча мой отец и Дороти поедут верхом, – подумала она, – не сесть ли и не написать ли Роджеру? Ведь это он так ужасно закричал вчера вечером. Да, да, я должна повидаться с ним, должна».

Она пододвинула стул к письменному столу и принялась писать. Мисс Доротея всегда писала медленно. Люди, которые редко занимаются этим, вообще долго пишут. Но окончить письмо ей не удалось. Едва она начала, как в дверь громко постучали палкой.

– Сейчас открою!

Мисс Сезиджер быстро спрятала письменные принадлежности, подбежала к двери и открыла ее.

На пороге стоял сэр Роджер, вполне здоровый и веселый.

– Это я, – бодро сказал он. – Где же наша девочка? Я хочу взять ее с собой в сад.

– Как, отец? – смутилась Доротея. – Я была уверена, что она с тобой. Ты здоров? И не простудился во время вчерашней неблагоразумной затеи?

– Брось эти шутки! – сердито прикрикнул он. – Что это значит? Ты говоришь так, будто думала, что Дороти у меня. Я не видел ее все утро.

– Я тоже!

– Где же она? – разозлился сэр Роджер.

– Не знаю, – побледнела мисс Сезиджер.

Старик заметил бледность дочери, и его еще сильнее рассердило, что она не умеет сдерживать волнение и страх. С минуту он стоял неподвижно, потом сказал:

– Она, конечно, в саду. Я сам пойду и отыщу ее. Доротея, ты и за кошкой не сумеешь уследить, не то что за ребенком.

– Ты всегда слишком строг ко мне, отец, но искать ее в саду незачем. Я обошла его и нигде не видела Дороти.

– Ты просто не умеешь смотреть, удивляюсь тебе! – сэр Роджер с досадой хлопнул себя по ноге. – Я сейчас же отыщу ее. А теперь, ради Бога, не поднимай тревоги из-за пустяков. Право, глядя на тебя, можно подумать, что с ней приключилось какое-нибудь несчастье.

– Не пойти ли мне с тобой, отец?

– Нет, благодарю; я справлюсь один.

И старик прошел по коридору, опираясь на палку с золотым набалдашником, спустился с лестницы и вышел на открытый воздух. Когда осенний ветерок дохнул ему в лицо, он поднес руку ко лбу, точно у него немного закружилась голова.

– Конечно, с ней ничего не случилось, – пробормотал он про себя, – но, право, выражение лица моей дочери хоть кого напугает. Я не позволю Дороти впредь выделывать такие штуки. Я поговорю с ней.

Старик обошел весь сад, всю усадьбу, заглянул за каждое дерево. Когда Дороти резвилась рядом, она так занимала его, такое чувство счастья переполняло его сердце, что он никогда не чувствовал усталости, но сегодня сэр Роджер очень устал. Он вновь вспомнил, что стар, и снова сгорбился. Напрасно искал он легкую фигурку и светлое доброе личико. Напрасно прислушивался, не раздастся ли веселый смех и ласковый голосок Дороти.

Сад стал молчалив и печален, приближалась зима. В сердце старика тоже был лед, как будто после недолгой оттепели к нему внезапно вернулась суровая зима жизни, увяли и умерли цветы радости. Он, как и мисс Доротея, не хотел расспрашивать о внучке кого-нибудь из слуг. «Вероятно, она ушла в лес, – подумалось ему. – Я накажу ее, но немножко, совсем легко, это будет какое-нибудь незначительное наказание». Старик понимал, что, наказав Дороти, еще больше накажет себя самого.

Когда он, сгорбившись и задыхаясь, возвращался к дому, к нему подошел Майкл, приложился к фуражке и спросил:

– Прикажете, сэр, приготовить пони и лошадь к двум часам?

– Конечно, конечно, – проговорил сэр Роджер.

– Чистое Сердце сегодня не в духе, сэр: не ест.

– Это пустяки, – возразил сэр Роджер. – Приведите лошадь и пони к крыльцу ровно в два часа.

– Слушаю, сэр.

«Смешное имя дала она моей лошади, – подумал старый Сезиджер, – что-то говорила о своем бедном отце… Бедный малый, я был слишком суров с ним. Он вел себя безобразно, когда был еще ребенком, но мне следовало немного мягче обращаться с ним, может быть, тогда он…»