Потом опять гуляли. Гуляли по Житной, прошлись мимо книгофабрики Ханжонкова, мимо кинотеатра "Буревестник". Доходили до метро "Серпуховская". Потом опять возвращались к "Калужской".
Не давали ногам покоя до часу дня. Стало ясно, что Цыган не придет. Тогда Сергей Ларионов распустил команду по домам.
Андрей жег "Лайф". Он рвал тугую меловую бумагу и по кусочкам жег в пепельнице. Алик сидел на диване и давал советы, потому что буржуйская толстая и сверкающая бумага горела плохо. Дверь их комнаты была закрыта на ключ, и поэтому Андрей занимался этим делом безбоязненно. Он жег "Лайф" и говорил:
― Два года срок немалый. Чего мы добились? Ничего. Редакционные дамочки называют нас мальчиками, а главный ― нигилистами. В определении тематической политики газеты мы не играем никакой роли. По-прежнему, всем вертят старики, живущие прошлым. Они наверху и всячески стараются задавить все новое, все правдивое, все свежее, чтобы остаться наверху. Пора нам начинать атаку на них.
― Подари мне обложку, Андрей. Я кусок с заглавием отрежу, а Грейс Келли под стекло положу. ― Алик любовно рассматривал соблазнительный бюст цветной хорошо обнаженной талантливой артистки.
― Алик, тебя тут один товарищ ищет! ― крикнула из-за двери секретарша Маша. Алик пошел открывать.
― Подожди. ― Андрей спешно вытер следы и, получив подтверждение своей мысли в машкином крике, продолжил: ― Почему Алик? Почему Андрюша? До каких лет? И какое право имеет Машка обращаться к нам на амикошонское "ты"?
― Готов? ― спросил Алик.
― Готов ― Андрей сдул остатки пепла со стекла. ― Открывай.
Они устроились на скамейке у Чистых прудов. Алик длинно плюнул в воду с остатками льда похмельной слюной и спросил у Владлена:
― Ну и что ты теперь, после демобилизации, собираешься делать?
― Собираюсь с тобой посоветоваться, ― ответил Владлен.
― Нашел советчика. Я сам себе не знаю, что посоветовать.
― Другому легче, Алик.
― Пожалуй. Что ж, излагай варианты.
― Предлагаю ГВФ. Курсы годичные, и ― вторым пилотом.
― Что думать-то? Твое дело, твоя профессия.
― Надоело.
― Надоело летать?
― И летать. А главное ― подчиняться.
― Командовать, значит, хочешь.
― Обосноваться для начала хочу на перспективном месте.
― Пока, ― догадался Алик. ― А командовать ― потом.
Посмеялись. Владлен глянул на Алика, приступил осторожно:
― А если к вам, в газету?
― Прямо вот так, сразу? А что ты умеешь?
― Во-первых, кое-что умею, публиковался в "Красной звезде". А во-вторых, что я, хуже тебя?
― Не хуже, Владик, не хуже, успокойся. Но ведь кое-какое образование, призвание там, опыт, наконец, не помешали бы, не находишь?
― А-а! ― Владлен презрительно махнул рукой, помолчал, потом вспомнил: ― Я, когда тебя искал, к Сане Смирнову заходил. А что, если в милицию?
― Там пахать надо.
― Вот Санятка пусть и пашет, а я сеять буду.
― Разумное, доброе, вечное? ― недобро уточнил Алик.
― Ладно, ладно, не заводись. Если что ― поможешь? В университет поступать или куда...
― Если что ― помогу. Если смогу.
― Я на тебя надеюсь, Алик. А вообще, как жизнь?
― Работаю. Детей ращу.
― Как ты детей растишь, я знаю. Вчера с Варварой тебя два часа ждали. Я не дождался.
― Не догулял я свое, Владька.
― А кто догулял? Я тут с одной познакомился, многообещающая дамочка.
― И что обещает?
― Папу.
― Тогда женись.
― А что? Кстати, на свидание к ней опаздываю. Так мы договорились, Алик?
― О чем?
― Поможешь, если что. ― Владлен протянул Алику руку, встал и пошел.
Встал и Алик. Дел по горло, надо было срочно сдавать в номер материал о первенстве Москвы по вольной борьбе, на котором он не был.
Один припрятался у подъезда, а второй вместе с Казаряном гостевал у Евдокии Григорьевны. Молчаливый хваткий паренек скромно сидел в углу за дверью и слушал, о чем тихо говорят Казарян и хозяйка. А те уже переговорили и о политике, и о врачах-убийцах, о Лидии Томащук, об отсутствии снижения в этом году цен, о запрещенных законом абортах. Потом все трое безнадежно молчали. В двадцать один тридцать Евдокия Григорьевна глянула на свои наручные кировские, кирпичиком, часы и вздохнула:
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
― Не придет он сегодня.
В двадцать два пятнадцать Александр Смирнов посмотрел на Ларионова, посмотрел на Казаряна и спросил уныло:
― Ну и что вы мне по этому поводу можете доложить?
― Прокол, ― признал Казарян.
― Причина? ― Смирнов откинулся в кресле, приготовился слушать, а слушать особенно было нечего. Только Ларионов наконец предложил:
― Иванюк маячок выставил.
― Не думаю, ― возразил Казарян. ― Я его замкнул прочно.
― А если? ― не сдавался Ларионов.
― А если, то тогда мне башку отвинтить следовало бы.
― Твоя отвинченная башка мне без надобности, ― ворчливо заметил Смирнов. ― Теперь решать надо, что делать будем дальше.
― Раз леску оборвали, значит, ушли на дно, ― предположил Казарян. Бреднем орудовать следует. Облавой по хазам.
― Хлопотно, долго и не особенно результативно, ― оценил это предложение начальник отдела. ― Сережа, а твои осведомители как?
― Попробую, но особых гарантий дать не могу.
― Есть еще шофер Арнольд Шульгин, ― напомнил Казарян и хотел было развить идею, но его перебил длинный телефонный звонок ― местный. Смирнов снял трубку.
― Здравствуйте, Лидия Сергеевна! ― счастливо улыбаясь, будто Болошева могла его видеть, возгласил Александр. ― Ну, наше дело такое сыскное ― по ночам суетиться, а вы-то что так задержались? ― Помолчал, слушая объяснение задержки. ― Если успешное, то рад за вас. Ну а если для нас, то просто счастлив. ― Положил трубку, сообщил то, о чем Казарян и Ларионов догадались и без сообщения: ― Болошева к нам идет.
...Лидия Сергеевна остановилась в дверях, молча, кивком, поприветствовала всех и с плохо скрытым торжеством объявила:
― Отыскался след Тарасов!
― Чей след отыскался? ― переспросил Александр.
― Лидия Сергеевна иносказательно цитирует Гоголя, ― снисходительно пояснил Казарян.
Эффектного начала не получилось, и Лидия Сергеевна стала деловито докладывать:
― Сегодня утром по нашей ориентировке из Сокольнического РОМ передан в НТО пистолет "Вальтер". Проведенная соответствующим образом экспертиза установила, что именно из этого пистолета был произведен выстрел в Тимирязевском лесу.
― Ну и ну! ― сознался в своем недоумении Смирнов. ― Откуда он у них?
― Чего не знаю, того не знаю. Узнать ― это уже ваше дело, ― взяла реванш Лидия Сергеевна.
― Бойцы, я ― в Сокольники! ― заорал Смирнов.
― Может, сначала позвонить сокольническим-то? ― предложил Ларионов.
― А что звонить, надо в дело нос сунуть! Не до разговоров! ― Смирнов уже убирал со стола, запирал сейф, закрывал ящики.
― Александр, у меня к вам просьба, ― сказала Лидия Сергеевна.
Уже забывший о ней Александр повернулся к ней с виноватым выражением лица:
― К вашим услугам, Лидия Сергеевна.
― Если гражданина, который пистолетом пользовался, найдете, то обувь его к нам пришлите.
― Вы думаете, это он труп переворачивал? Вряд ли.
― Да нет. Я вам не говорила, но под сосной, откуда стреляли, кое-что зафиксировала. Это не след, поэтому я не внесла его в официальные списки протокола, а так, остаток отпечатка каблука с характерным сбоем. Вдруг повезет, и обувка та.
― Будьте уверены, Лидия Сергеевна, разденем-разуем мы нашего голубчика. А если надо ― умоем, подстрижем и побреем. ― И Александр, будто дамский угодник, слегка склонясь, распахнул дверь перед Лидией Сергеевной. Та мило улыбнулась и ушла.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
― Элегантно спровадил! ― похвалил Казарян. ― Ты нас с собой берешь?
― Куда я от вас денусь?
На Каланчевской улице были через десять минут. Недовольный капитан принес им протоколы, отворил следственную комнатенку и спросил: