руках и стала тыкать в Тамару наконечником. Стикер, кажется, сердился.
— Отдай! — Тамара схватила трость, потянув на себя.
— Ты что делаешь?! — разнёсся над коридором голос.
В таком положении — схватившимися за Стикер с разных сторон — их застал Денис, при виде которого Тамара мгновенно смутилась и опустила глаза. По какой-то причине то же самое произошло с Дурьей: отпустив трость, она отступила от Тамары.
— Ты что, совсем? — спросил Денис, подойдя к ней. — Чего на неё нападаешь?
— Она коза потому что! — попыталась защититься Дурья. — Она граффити испортила, которое мой друг нарисовал!
— Граффити? — Денис поднял глаза. — Не выдумывай. Тамара не похожа на кого-то, кто рисует граффити.
— Там её подпись была, я знаю, что это она!
— Уймись. И иди своей дорогой.
Бессильно зашипев, Дурья сжала кулаки, наградила Тамару пронзительным взглядом, полным ненависти, и сказала:
— Я узнаю, с кем ты была. Вы оба пожалеете.
И удалилась в театральный класс, хлопнув дверью.
Тамара проводила её взглядом, до сих пор чувствуя, как болят корни волос и мелко трясутся руки. Кто бы мог подумать, что их с Ромкой преступление не только окажется замеченным, но ещё и откликнется на ней самой.
Подойдя к ней, Денис поднял с пола Стикер и протянул ей.
— Ты в норме?
— Д-да… Спасибо, — Тамара смутилась, взяв трость.
— О чём она говорила? Что за граффити?
Тамара съёжилась, отведя глаза в сторону и сжав пальцами собственный локоть. Сказать правду она не отважилась:
— Не знаю… Перепутала, может быть…
— Да, наверное. Ты не сердись на неё, пожалуйста, — вдруг попросил Денис. — Она в последнее время вся на нервах — дома у неё какие-то нелады.
— Угу…
— Тебе помочь?
— Н-не… С-спасибо. З-знаешь, — она подняла голову, — мы… я… в-в… театральном к-клубе, типа, участвую и… если хочешь… мы в ДК выступаем в пятницу… с-спектакль ставим, вот…
— Ого, здорово! — протянул Денис уважительно. — А что к нам не пошла? Я ж тебя давным-давно приглашал…
Тамарины брови поползли вверх. Неужели, Дурья обманула её и не пустила в клуб специально? Но почему?
— Я… — она не сразу нашла что ответить. — П-просто уже… в «Стаккато».
— «Стаккато»? — переспросил Денис. — Что-то я про него слышал… Он на другом конце города, да?
— Да… на Сухоложской. Если хочешь… приходи.
— Посмотрим, — Денис неопределённо повёл плечами. — Ладно, до скорого!
Тамара подождала, пока он уйдёт, и поспешила покинуть школу. Какое-то время, шагая до остановки в одиночестве, она думала о том, что на уме у Дурьи. Почему она запретила ей вступить в кружок? Ведь граффити было испорчено позже, и на тот момент причин для злости у неё не было. Может быть, ревнует её к Денису? Но поводов для ревности тоже мало: Тамара с ним почти что не общалась, разве что иногда бросала на него взгляды…
Но потом, когда приехал автобус, Тамара решила, что теперь думать об этом уже бессмысленно. «Стаккато» крепко держал её в себе, и она сама не желала отпускаться, и школьный любительский кружок уже не шёл с ним ни в какое сравнение.
10. Выход на сцену
— А та шутка про крючок и рыбу была забавной… Костя, а у тебя ещё есть?
— Эх, только Тамара ко мне добра… Ладно, вот тебе: как зовётся конь, который выходит на лёд?
— Как?
— Конькобежец.
В то время как в «Стаккато» ребята репетировали концерт, Тамара с Агатой, почти не принимавшие роли в сюжете, носились с декорациями, костюмами и прочим, всего за несколько районов от них происходило то, о чём никто из «стаккатовцев» не знал, и знать никак не мог. Позже, гораздо позже об этом узнала лишь Тамара, но остальным ребятам было невдомёк, почему худощавый юноша сидел за столом в своей комнате, поджав ноги под стул и спрятав лицо в ладони.
Он сидел так несколько минут, прежде чем его отвлёк звонок в дверь.
— Открыто.
Щёлкнул замок, в квартиру вступил сквозняк, и только затем — Даша.
Артур никак не отреагировал на её прибытие, остался в той же позе, что и был.
— Привет, — поздоровалась Даша, снимая сапоги и ставя их рядом.
Холодная рука с длинными пальцами успокаивающе легла на плечо.
— Ты как, Артурчик?
— Нормально.
— Зачем врёшь?
После таких слов Артур не смог сдержаться: у него позорно задрожали губы. Он сделал глубокий вдох, всё ещё не отнимая ладоней от лица. Он не хотел ещё раз расплакаться при Даше. Он ненавидел делать это. Ему уже почти восемнадцать. Он должен быть мужчиной, и вести себя, как подобает взрослому мужчине. И не плакать.
— Артур, — сказала Даша, пододвигая стул и садясь рядом с ним. — Слушай, я знаю, кто это сделал.
Артур, наконец, отнял ладони от смуглого лица, посмотрев в серо-голубые глаза Даши. Бледное лицо её кое-где ещё было красным от мороза, губы слегка потрескались, а в уголках белков больших глаз прорезались едва заметные красные венки. Даша Швецова пахла женскими сигаретами и духами, и всегда, в любой ситуации поддерживала Артура, даже несмотря на то, что у неё самой в каждый момент времени было множество проблем.
— И кто? — всё-таки не удержавшись, он шмыгнул носом и поспешно вытер глаза.
— Одна дура из параллельного класса. Только она с кем-то это сделала. Артур, не расстраивайся, пожалуйста.
— Да я не расстраиваюсь…
— Ага, по тебе видно.
Артур тяжело вздохнул от неловкости.
— Ну просто… Что я им сделал? Зачем было…
— Они мудаки, Артур. Просто мудаки, которые ничего чужого не ценят, — ровным голосом произнесла Даша. — Обещаю тебе, я узнаю у неё, кто с ней был.
— И что потом?
— Отомщу им обоим.
— Даш, зачем? Мстить это плохо…
— А уродовать твой труд — не плохо?! Я никогда им не прощу этого! — Даша посмотрела в глаза Артуру. — Они просто свиньи. Делают что хотят, считая, что им ничего за это не будет. Если ничего не делать, они продолжат. И что-нибудь ещё испортят.
— Да. Ты права, наверное, — не очень уверенно произнёс Артур. — Но знаешь. Я хотел бы… поговорить с ними. Мне интересно, кто…
Даша поморщилась.
— Бесполезно разговаривать. Та девка из параллельного класса ходит с тростью. И из-за того, что она инвалид, все ей всё прощают. Бедненькая, блин, несчастная…
— С тростью? У вас в школе и такие есть?
— Да она одна на всю школу. Вообще хрен знает, что её тут держат. Шла бы в интернат или на домашнее… Прикинь, недавно пришла к нам в кружок проситься. Думала, раз она инвалид, то её везде пустят, везде